14 августа Мы по привычке проснулись рано. К 9-ти утра стали подъезжать к острову порожние лодки, с одним гребцом в каждой, за нами, оставшимися ждать очереди перехода. Всего прибыло 6 лодок с гребцами монахами Мельхиседеком, Феогностом, Пахомием, Савватием, А. Стародубовым и Платоном Дворниковым. Прибывшие передали нам свежие новости. Во главе военной силы преображенцев стоит атаман казачьей Николаевской станицы Е.Ф. Бедарев. В Пржевальске военная власть перешла в руки переселенческого чиновника П.И. Шебанина, так как начальник уезда Иванов оказался феноменально бездеятельным и совершенно неспособным офицером. Правда ли это? Шебанина я всегда считал одним из лучших в Пржевальске по уму, честности и отваге человеком. Уверен, что в его руках Пржевальск уцелеет. К сожалению, в позднейшем времени выяснилось, что власть в уезде на его погибель осталась в руках полковника Иванова, умеющего защищать только личные интересы. Около полудня, наскоро собравшись, мы, размещенные по лодкам, выбыли с «острова спасения». В числе выбывших были случайно не попавшие в лодки первой очереди три женщины и дети. При отплытии мы обнаружили присутствие вблизи острова нескольких киргиз, наблюдающих за нашими сборами. Около трех пополудни мы прибыли к месту нашего нового местожительства. Лишь только стала видна флотилия из Преображенского, оттуда был командирован нам навстречу к месту импровизированной пристани десяток всадников с ружьями и пиками из вил. Сюда же были доставлены подводы для перевозки нашего тощего багажа и избитых монахов и крестьянина Тихона Колотилина. Для встречи явились в большом числе бабы с крестьянскими девицами и неизменные свидетели всех деревенских новостей - ребята. Наш подход к берегу был ознаменован ружейным залпом. [Spoiler (click to open)]Подходя к селу, мы приятно поражены были дружной работой женщин, копавших глубокие окопы вокруг большого села. Преображенское всецело обязано сооружением окопов своим женщинам. В селе оказались даже перекопанными улицы с оставлением переездов в некоторых местах в наиболее бойких пунктах. По селу всюду снуют одиночки и группы вооруженных пиками пешеходов. Вид села напоминает военный лагерь. Очевидно, преображенцы не дремлют и в ожидании вражеских ударов укрепляются как можно лучше. По дороге в село вечно болтливые бабы поведали нам о совершенных уже на село нападениях киргиз, которым, по их уверению, «досталось на орехи», так что нескоро «очухаются». Мятежников били не только казаки с солдатами и мужиками, но и женщины и дети. Последние при преследовании бежавших докалывали тех из них, которые падали с лошадей и не в состоянии были убегать. Врагов в плен не брали. С каким-то задором рассказывала нам какая-то девица, что ее подруги в числе нескольких десятков душ, переодевшись в костюмы своих братьев, верхами резали бунтовщиков, нисколько не уступая в удали парням. В этих сообщениях женщин преувеличений было мало. Действительно, в защите села принимали участие все, и стар и млад, и парни, и женщины, и дети. Все по-своему. Кто как хотел и умел. Девицы, переодетые по-мужски, отогнали киргиз вместе со своими братьями и на конях, у кого не было лошади, те докалывали раненых в пешем строю. Корнем такого озлобления преображенских крестьян против мятежников была форма нападения их на беззащитных поселян, врасплох, неожиданно, на полевых работах. В первый день нападения на преображенских крестьян бунтовщикам удалось перебить на полях и увести в плен до 300 русских. Начальник уезда полковник Иванов не только не оказал крестьянам помощи военной силой, но еще укорил их словами, что не киргизы их, а они, русские, «обижают» киргиз. Мужик, а вместе с ним и баба понимает, что ожидать защиты от начальника уезда нельзя, что надобно самим защищаться и оберегать от врага свой кров и имущество и жизнь. И вот малочисленное крестьянство стало объединяться против сильного численностью врага. В Пржевальском уезде киргиз, по крайней мере, в 10 раз больше русских, среди которых вдобавок почти не было сильных мужчин, взятых на войну для борьбы с немцем. (Надо пояснить, что слова о взятии на германский фронт мужчин можно отнести лишь к небольшой части русского населения. По действующему на 1916 год закону, все русские и украинские крестьяне, родившиеся в Туркестане и Семиреченской области до 1906-года, были освобождены от воинской повинности на ровне с казахами, киргизами, уйгурами и дунганами. Те кто переехал в Туркестан после 1906 года, но на момент переезда был младше 15 лет, так же подпадали под действие этого закона. И наконец, все переселенцы из крестьян освобождались от призыва сроком на 6 лет с момента приезда. Из этого закона было одно исключение, под него подпадали лишь те переселенцы после 1906 года, которые переселялись официально с разрешения и одобрения властей. Т.е. урожденные жители Сазоновки, Алексеевки и Преображенского могли попасть на фронт только добровольно, т.к. призыву они вместе с киргизами, по праву рождения, не подлежали. Из окрестных монастырю сел, призвать могли переселившихся из России в Григорьевку (ее года три узаконить не могли), Семеновку и Фольбаумовку. Иван.) На Преображенское нападали дважды, 10 и 11 августа, с успешным для русских отражением бунтовщиков. Только в первое нападение произошло было среди крестьян замешательство, объясняемое неожиданностью нападения. Во второй же раз бунтовщики были не только отогнаны, но и порядком побиты. Разумеется, преображенским крестьянам не отстоять бы своими слабыми силами села, если бы не помощь, оказанная им случайно прибывшими для исправления испорченного телеграфа 25-ю солдатами под начальством храбрейшего урядника Николая Березовского, впоследствии павшего на поле боя, и не содействие казаков Николаевской станицы. Во время первого сражения явившимся для отражения мятежников семи казакам-головорезам выкрикнули из киргизской толпы на чисто русском языке: «Казаки, зачем вы вмешиваетесь не в свое дело? Мы вас не трогаем!». Об этом мне передал казацкий атаман Бедарев. И действительно, казаков они не трогали. Сжигая русские поселки, киргизская рука боялась коснуться Николаевской станицы, оставленной обитателями для того, чтобы в единении с крестьянами противостоять мятежной орде. Преображенские крестьяне, поняв, что будут сильны при совместных действиях с казаками, предложили им переселиться в Преображенское до полной ликвидации бунта, обещав обеспечить фуражом казацкий скот и полным продовольствием казаков с их семьями. После тщательных обсуждений этого предложения, сделанного крестьянами неоднократно, казаки согласились, переехали в Преображенское со всеми пожитками, избрав местом табора часть церковной площади. В Преображенском временно, до подыскания квартиры, монашествующие расположились в доме крестьянина А. Стародубова, островитяне из сторонних разбрелись у родственников и знакомых. Я с М.В. Бутиным пошел познакомиться с атаманом Е.Ф. Бедаревым, в это время формировавшим на улице конные отряды из крестьян, а затем пошел к настоятелю церкви священнику А. Юзефовичу, дом которого был переполнен беженцами, в том числе и некоторыми из наших интеллигентных островитян. Тем временем монахи сдали во временный преображенский «арсенал» бывшие у нас ружья, пики, вилы и топоры. «Арсенал» помещался в квартире атамана Бедарева. Здесь же чинились ружья, набивались патроны, изготовлялись пули и прочее. Мне приятно было видеть в числе тут работавших сослуживца священника А. Юзефовича, отца Вениамина, немало потрудившегося при защите села. Я вновь посетил священника Юзефовича, но на этот раз для делового свидания. Мне необходимо было испросить у него разрешение отправлять монастырской братии в его храме церковные службы. Он предоставил нам это право, отдав церковь в полное наше распоряжение. Встреченный мною на улице инок проводил меня в нашу монашескую квартиру в доме крестьянина Петра Терентьевича Наумова, говорят, убитого на одной из его заимок вблизи монастырских владений. С ним погибли, по утверждению родни, его жена и, кажется, двое детей. В Преображенском были подтверждены наши предположения о разгроме русскими Мариинского поселка с мятежным дунганским населением. Многие крестьяне передавали, что полковник Иванов, веривший в безупречность чувств к России дунган, снабдил их ружьями для защиты уезда, они час спустя этими ружьями стали громить русских. Достоверность этого сообщения не была опровергнута и в позднейшее время. Я же и теперь, полгода спустя после начала мятежа, диву даюсь, почему полковник Иванов, вполне доверявший туземцам, совершенно не верил русскому люду, в том числе и мне, и настойчиво твердил, что на Иссык-Кульских «Шипках» очень спокойно... Вернувшийся сегодня из командировки в Сазановку солдат Куринский сообщил, что ему не удалось пробиться через густые массы осаждающих Сазановцев киргиз и что поэтому боевые материалы, предназначенные для защитников села, мы привезли обратно. По его уверению, ожидавшийся в Сазановку к 10 августа транспорт ружей со снарядами к месту назначения попасть не мог и захвачен мятежниками. Впоследствии это подтвердилось. Этот транспорт ружей предназначался для отправленных летом в Пржевальский уезд безоружных солдат «для охраны» скупавшихся в армию ремонтных лошадей. Как могли бы пригодиться ружья осажденному русскому населению! Но умными головами он был отправлен под конвоем четырех невооруженных солдат, разумеется, погибших от руки мятежников. Сазановка, по словам Куринского, совершенно сожжена, украшение села, прекрасной архитектуры церковь, выгорела дотла. Остался нетронутым только городской сад с больницей, где укрепившиеся крестьяне защищаются от многотысячной толпы, ведущей правильную осаду. Вести не из благоприятных... Вечером я слушал всенощную, на отдых улегся рано и ни свет ни заря поднялся утром уже спокойный за безопасность братий и тревожившийся судьбой сторонних, на острове представляющих предмет особой моей заботы и попечения. Слава Богу. 15 августа Был на обедне. Сравнительно большая церковь была переполнена народом. С разрешения священника Юзефовича сказал поучение по вопросу переживаемых событий и призывал богомольцев к укреплению в себе Божией веры. Сегодня прибыли с Каркар в Пржевальск 6 солдат, из них трое приехали с поручением от полковника Иванова к нам в Преображенское. В официальном отношении полковник Иванов, назвавшийся «комендантом» Пржевальского уезда, предлагал атаману Бедареву немедленно послать в Сазановское боевые снаряды, не доставленные туда раньше, в сопровождении 5-ти казаков, трех солдат и 12-ти преображенских крестьян. Прочитав это предложение, Бедарев развел руками. И было от чего! Он накануне только по переезде в Преображенское, ознакомившись с детальным положением дел, убедительно просил Иванова о помощи солдатами и снарядами, которые уже начали иссякать. Но вот в ответ на его просьбу последовало предложение вывести из Преображенского 8 винтовок с 12 крестьянами, численность которых в селе весьма незначительна. Что же это - насмешка, издевательство над крестьянами Преображенского селения или свидетельство глупости этого идиота? Ведь нелепо уводить из селения 20 защитников, когда за отсутствием потребной численности вооружали и баб, и девок, и даже подростков-детей. Солдаты же с крестьянами, уходя в Сазановку, естественно, должны были взять лучшие винтовки из числа имеющихся в Преображенском 80-ти разных ружей. Чем же тогда оберегать село, пятиверстное в окружности? И что же за помощь получит Сазановка от 20-и людей сбродной команды из казаков, солдат и мужиков, когда она окружена повстанцами, как саранчой? Когда село уже успело выгореть и защитники в тесном кольце неприятеля в осаде в небольшом больничном парке? Согласятся ли крестьяне, бросив свои семьи, идти почти на верную смерть в село Сазановское? Не лучше ли было полковнику Иванову послать из имеющихся же в его распоряжении солдат достаточный отряд в Сазановку не для поддержания ее снарядами, а для вывода крестьян с семьями в сохранившееся село Преображенское? Но, может быть, он не располагает военной силой? Кто же виноват в этом, как не он сам? Не он ли все время твердил губернатору Фольбауму о «благополучии и спокойствии» Пржевальского уезда? В Преображенском мне передавали, что последняя телеграмма начальника уезда губернатору, пока не был еще прерван телеграф от 7 или 8 августа, была также «успокоительной». Но в этот раз сам телеграф, возмущенный небрежностью исполнения Ивановым долга, отказался передать то, чего уже давным-давно не было. При передаче телеграммы Иванова Фольбауму телеграфисту посчастливилось передать только следующие слова: «В уезде все спо»… Дальше телеграф перестал работать. Впоследствии полковник Иванов хотел было взять эту телеграмму обратно, но честный начальник Пржевальской Почтовой конторы В.А. Пушкарник отказал в возвращении этого предательского документа и по восстановлении испорченного телеграфа передал его по назначению. Кто только полковника Иванова не предупреждал о наступавшей опасности! Атаман Бедарев еще за неделю до начала бунта официально уведомлял его о готовящемся восстании и затем докладывал лично. После стало известно, что не было русского поселка, не сообщавшего заблаговременно начальнику уезда о предполагавшемся восстании. Полковник Иванов об этом же был осведомлен П.И. Шебаниным и своим присяжным переводчиком Дюсюбаевым, которого Иванов за сообщение хотел арестовать. Дюсюбаев сделал сообщение о предполагаемом бунте за месяц до начала восстания. Интересно отметить, что собранные за несколько дней до бунта Ивановым киргизские старшины, боявшиеся, вероятно, передать о грозившей уезду опасности, просили его, чтобы он арестовал их. Иванов только посмеялся... Атаман Бедарев, невзирая на критическое положение дела в Преображенском, решил выполнить требование «коменданта Пржевальского уезда» полковника Иванова и послать 20 человек казаков с солдатами под командой Березовского в село Сазановское с снарядами. О посылке же туда преображенских крестьян он и не поднимал вопроса, чтобы не возмутить населения против новоявленного «коменданта», и так уже поносимого всюду и всеми. Помянутая выше, добытая казаками весть о намерении киргиз сжечь Преображенское сегодня нас нимало не беспокоила. Было должно ожидать обоюдно опасного предприятия. Наша ночная стража при бдительности легко может отправить поджигателей на тот свет, но и поджигатели успешно могут сделать свое дело, и тогда в острые моменты переполоха наступление бунтовщиков может окончиться для нас печально. Киргизы, нападая на Фольбаумовское и Алексеевское, сначала делали поджоги в разных местах этих селений. Общественная безопасность диктовала нам возможное усиление караула ночью. Неутомимый атаман Бедарев, чтобы приспособить крестьян к быстроте сборов, устроил сегодня ложную тревогу, которая обнаружила общую подготовку защитников к быстрейшим сборам в определенные пункты. По словам Бедарева, мы сейчас располагаем 80 казаками с солдатами и 13 взводами преображенских крестьян по 20 человек в каждом, в подавляющем большинстве вооруженных самодельными пиками и изредка ружьями старых образцов и дробовиками. Это - конница. За ней следуют пиками же вооруженные «пехотинцы» из прочей молодежи, стариков, баб, девок и ребят обоего пола. Эти «пехотные» команды, численность которых еще не усчитана, предназначены собственно для обороны села на случай несчастных прорывов противником окопов, иных заграждений, нападения на самое село. Воспользовавшись случаем отправки сегодня в Пржевальск казаков с донесениями, я писал П.И. Шебанину: «Не откажите сообщить, кто в настоящее время является начальником отряда по охране Пржевальского уезда. Обращаться с этим вопросом к начальнику уезда полковнику Иванову я не могу, так как, невзирая на неоднократно посылавшиеся ему официальные отношения, я ответов от него не получал вовсе. В монастыре погибла четвертая часть братии, замученная жесточайшим образом. Весь монастырский скот мятежниками уведен, храмы осквернены и разграблены, как и все прочее. Из монашествующих спаслись на монастырском острове 23 человека и сторонних с соседних хуторов и заимок Фольбаумовского села и других 68 душ мужчин, женщин и детей обоего пола. 14 августа я с братией и «беженцами» перебрались в Преображенское, в котором спасаемся уже целые сутки. Преображенское нуждается в военной помощи людьми, винтовками и боевыми материалами. С часу на час, говорят, должно ждать наступления и, вероятно, очень серьезного, так как раньше были отбиты два наступления с уроном для бунтовщиков. Надеяться на полковника Иванова, видно, не приходится, так как на настойчивые обращения о помощи он отвечает приказами вывода военной силы из Преображенского в иные места. У нас в Пржевальске на боевые способности полковника Иванова, вероятно, рассчитывать нельзя, а относительно его предусмотрительности я не толкую. Его «предусмотрительность» и прежде не шла дальше требования продажи по не существующей таксе масла, которое он для каких-то надобностей скупал. Желательно было бы иметь во главе Преображенского гарнизона одного из офицеров. Преображенское поддержите, это оплот Пржевальского уезда в настоящее время». Сегодня я распорядился, чтобы отец иеродиакон Леонид отправился для ухаживания за ранеными больными во временный преображенский лазарет, а послушника Вавилова командировал в распоряжение атамана Бедарева, которому теперь крайне нужны хорошо грамотные для работ по письменной части. Вечером с моего благословения выехала в монастырь и село Фольбаумовское разведочная партия монахов с отцом иеромонахом Феогностом во главе. 16-го августа Ранним утром, к несказанной радости родственников наших домохозяев, вернулись живыми считавшиеся по сию пору погибшими владельцы нашей квартиры П.Т. Наумов с женой Варварой Евдокимовной и детьми. Утром 10 августа они были на полевых работах в местности Курменты, вблизи собственного хутора. Тут их захватили мятежники. Выстрелив несколько раз в Наумовых, они избили их до полусмерти вилами и палками. В полдень этого дня киргизы вновь приезжали на хутор Наумовых и опять избили пришедших было в сознание несчастных, направляя палочные удары по головам. На этот раз у Наумова был отобран кошелек с деньгами и у всех них одежда с обувью. Очнувшись от побоев лишь к вечеру, Наумовы с детьми потихоньку перебрались до островка «дедушки» Кирилла Катилевского, где он проживал и постоянно проводил время в непомерном посте и молитве. Катилевский в момент нападения на Наумовых был с ними и, также избитый мятежниками, скончался от ушибов и ран. Воспользовавшись лодчонкой Катилевского, Наумовы, переехав на его островок и спрятав лодку в камышах, днем проводили время в выкопанной им молельне, а ночью в сохранившемся неприкосновенным доме Катилевского, пока не были подобраны уйтальским крестьянином - Уйсмановым, ошибочно попавшим вместо монастырского на этот малюсенький островок. Наумовы выбрались бы и раньше, но их лодка была кем-то уведена с островка. Одновременно с уводом этой лодки был ограблен и домишко Катилевского. Случайность это или нет? Ведь лодку «дедушки» Катилевского забрали на монастырский остров мы, командировав для этой цели отца Мельхиседека с крестьянином А. Стародубовым. Отец Мельхиседек, как известно, на берег островка не сходил и оставался в лодке для ее окарауливания, островок был обшарен и Стародубовым, который уверился в отсутствии на нем людей. Под Преображенским сегодня обнаружено несколько киргизских трупов, как думают крестьяне, из тех киргиз, которые попытались поджечь селение. Ночной караул в густой темноте безлунной ночи стреляет при всяком подозрительном шорохе и о результатах своей стрельбы узнает лишь утром. В предшествовавшие дни трофеями стрельбы ночной стражи были собаки, бараны и даже заблудившиеся коровы. Около полудня в Преображенское прибыли две большущих лодки со спасшимися в Фольбаумовке, в количестве до 50 человек. Некоторые из этих «беженцев» передали интересное и вместе с тем почти невероятное сообщение, будто среди русских крестьян в Фольбаумовке и в селе Алексеевском обнаружены изменники. По словам беженцев, душой погрома Фольбаумовки был унтер-офицер и георгиевский кавалер трех степеней фольбаумовский крестьянин Марк Давыдович Власенко, оставленный в родном селе с двумя солдатами для организации защиты корнетом Покровским, следовавшим во главе отряда из 20 воинов в Сазановку на помощь этому селу. Я поставил себе в священную обязанность принять меры к выяснению личностей изменников, если таковые имеются в русской среде, на предмет привлечения их к законной ответственности. Ходят слухи, что из 18-ти многолюдных киргизских волостей Пржевальского уезда не принимают участие в бунте только две каких-то. Значит, пламя восстания широко всколыхнуло темные массы. Наше спасение обусловливается своевременной подачей уезду помощи войском. Но когда оно придет? В мою бытность после бунта в областном городе Верном прокурор окружного суда Вахрушев говорил мне, что об опасности положения Пржевальского уезда узнали только 20-го августа, десять дней спустя после начала бунта. И только тогда были командированы казаки. Прибывший из Пржевальска солдат утешил нас вестью, что в город с Каркар прорвались с боем 200 солдат. Несомненно, радостная весть, но она все-таки мало облегчает наше положение. Только тогда пржевальский крестьянин вздохнет спокойной грудью, когда будет снято наше осадное положение и поселянин получит полную возможность, безбоязненно, заняться уборкой хлеба. Иначе зимой крестьянин будет страдать от недоедания и бескормицы скота. В Пржевальске, по словам вышеупомянутого солдата, предполагается обход мятежников, засевших и укрепившихся в одной горной щели. Из Преображенского отправлен атаманом Бедаревым нарочный с ходатайством о помощи солдатам. Сегодня, в виде опыта, были сделаны попытки к сбору сжатой, но не убранной с полей пшеницы. Эта работа, довольно-таки рискованная, была поручена руководству М.В. Бутина. В этот раз все обошлось благополучно, ибо киргизы, руководствуясь какими-то соображениями, не стали тревожить поселян, правда, оберегавшихся небольшими конными патрулями вооруженных всадников. Уже после мы узнали, что киргизы не тревожили работавших в поле потому, что были предупреждены о выступлении сотни казаков в направлении к Преображенскому. У мятежников сигнализация и разведки были на уровне современного искусства. Они всегда, при посредстве какой-то невидимой почты, с большой точностью заблаговременно осведомлялись о движении наших отрядов, а потом и войск, безошибочно определяя время появления их в той или иной местности и пунктах. Это в один голос утверждают возвратившиеся из плена русские поселяне, обычно все владеющие языком туземцев. Я сегодня разрешил послушнику Стефану Шино записаться в конный отряд Преображенской добровольной дружины из крестьян и пожелал ему быть столько же полезным русскому делу в уезде, как были полезны в России Пересвет и Осляба, с благословения преп. Сергия Радонежского вступившие в войска Дмитрия Донского. После казаки не могли нахвалиться этим воином-послушником, отличившимся удивительной отвагой и беззаветной храбростью в боях. В 8 часов вечера прибыл к нам проездом из Пржевальска на выручку Сазановки отряд казаков и солдат из 97 воинов под командой образованного простого казака Петра Антоновича Овчинникова, которому обязаны спасением Пржевальск и многие русские села в уезде и о котором, как это всегда у нас водится, уже почти успели забыть. Этому содействовали «герои тыла» с полковником Ивановым во главе, пресловутым «комендантом Пржевальского уезда». Я с омерзением впоследствии читал в «Семиреченских Областных Ведомостях» официальный доклад полковника Иванова о том, что им предусмотрительно были приняты все меры к обезвреживанию мятежников и к защите русского населения в уезде. О казаке же Овчинникове он не упомянул и добрым словом. Между тем только полковнику Иванову приходят мысли просить у Пржвальского «Военного Совета» предоставить в его распоряжение отряд казаков для конвоирования его в г. Верный, откуда он вернется с войском. Только полк. Иванову, как «коменданту Пржевальского уезда», могло прийти в голову предложить тому же «Военному Совету» для спасения городского населения отступить из уезда в соседний уездный г. Джаркент. О судьбе же пржевальского крестьянства он и думать не хотел... В 10 вечера я приглашен был на местный «военный совет», состоявшийся под председательством упомянутого казака Овчинникова. На этом совете, кроме меня, присутствовали: атаман Бедарев, М.В. Бутин, младший священник села Преображенского А. Величкин, вахмистр Ибрагимов, унтер-офицер и другие. Предметом обсуждения был поставлен вопрос: сейчас же двигаться отряду в Сазановку или на время остаться в Преображенском для защиты посевов. Я стоял за немедленный поход на выручку сазановцев и приведение их к нам, что, вероятно, обеспечит здешнему населению уборку хлебов, ибо сазановскими крестьянами значительно пополнится недостаток военной помощи в Преображенском. Некоторые другие отстаивали необходимость остаться отряду Овчинникова в Преображенском для защиты посевов, которые бунтовщики беспрепятственно могут повыжечь. В конечном результате было постановлено отряду удержаться в Преображенском только на завтрашнее число и тогда же сделать попытку вызвать бунтовщиков на бой, так как разведкой было установлено под Преображенским несметное количество бунтовщиков, разбить их и идти на выручку сазановцев. Чтобы выманить бунтовщиков с гор в открытое поле, для возможности беспрепятственной уборки скошенного и сжатого до бунта урожая, решено было начать с раннего утра посылку подвод в поле. Вопрос об оказании помощи фольбаумовцам и алексеевцам был оставлен открытым, так как эти села уже повыжжены врагом, а Сазановка еще держится, и своевременно оказанная ей помощь может сохранить жизнь множеству людей четырех селений, Сазановки и расположенных вблизи нее Каменки, Семеновки и Георгиевки. Была признана необходимость идти в Сазановку немедленно, не торопясь, по возможности с боями, и оттуда, по предварительном разгроме бунтовщиков, начать перевозку в Преображенское, сначала на 25 подводах, женщин и детей. С подвозом сюда сазановцев немедля приступить к уборке хлеба на общественные надобности. Для нужд беженцев использовать кроме помещений преображенских крестьян и монастырские владения, если встретится в этом надобность. Вообще же употребить все усилия к тому, чтобы весь народ Преображенского района мог свободно заниматься работой на полях. Овчинников полагал, что здесь, в этом районе северного побережья Иссык-Куля, ему придется остаться и потом, по выполнении задания освобождения Сазановского села. К сожалению, предположение его не оправдалось и ему пришлось по выручке крестьян вернуться в город Пржевальск, где «мудрое» начальство стало отстранять его от участия в подавлении бунта, пока он совершенно не остался не у дел. Прибывшие с Овчинниковым солдаты открыто порицали пржевальское офицерство и рассказывали про него много смешного, если бы не было оно так печально. Прапорщики в эти страшные для нас дни больше занимались флиртом. Полковник М-в оплакивал не русского человека, ежечасно погибавшего в беспощадной борьбе с многочисленным врагом, а пропавшего щенка-водолаза и приставал к солдатам с просьбой отыскать его; отставной генерал К-в настаивал на посылке солдат для охраны его дачи, находившейся в 10 верстах от Пржевальска, и т.д. И все это в то время, когда в уезде на учете был каждый способный владеть ружьем и саблей. Солдаты передавали мне за достоверный слух, что сегодня в 4 пополудни Пржевальским военным советом на освободившееся место начальника уезда назначен ротмистр Георгий Мартынович Тамбеев, будто сразу же взявшийся за наведение в городе порядка. Полковник Иванов теперь утратил свою самонадеянность и присущую ему наглость обращения. Давно бы следовало ему это сделать и начать заниматься делом. Ведь пустой болтовней о «благополучии» и довольстве Пржевальского края он довел уезд почти до полного разгрома. Я слышал, что под селением Покровским натиск дунган на русских был так решителен и силен, что, по утверждению бывших на германском фронте отпускников-солдат, немцы атакуют много слабее. Покровка чуть не погибла, и приди спасательный отряд двумя часами позже, от нее с населяющим русским людом ничего бы не осталось. Теперь покровцы переведены на жительство в Пржевальск. Поздно вечером мы наблюдали светло горевшие от поджога расположенные вблизи села Преображенского маслобойные заводы крестьян Кадицкого и Земляникина.