Показания инженера Танышпаева. Часть 1.

Oct 13, 2020 22:31



Ниже приводится первая часть показаний данных Мухамеджаном Тынышпаевым новому генерал-губернатору Туркестанского края Куропаткину о причинах восстания 1916 года. Показания даны в виде доклада, по просьбе самого Куропаткина, еще до февральской революции.

При сем имею честь представить вашему высокопревосходительству копию моего показания на допросе у следователя по требованию прокурора Вернеского окружного суда; показание это представляет собою краткую историю отношений русской власти к киргизам в связи с событиями 1916 г.
Инженер Танышпаев.

[Spoiler (click to open)]Я происхожу из киргиз Макынчи-Садыровской волости Лепсинского уезда, поступил осенью 1889 г. в младшее отделение приготовительного (класса Верненской гимназии, каковую окончил в 1900 г.; в том же году поступил в Петроградский Институт инженеров путей сообщения и окончил курс института в 1906 г.;в 1907 г. выборщиками туземного населения Семиреченской области был избран членом 2-й Государственной думы, после роспуска коей поступил на службу на Средне-азиатскую железную дорогу, откуда в начале 1914 г. перешел на постройку Семиреченской железной дороги.
Будучи гимназистом, ежегодно ездил верхом из Верного в Лепсинок (500 верст) и обратно; будучи студентом, бывал в Семиреченской области,'через каждые два года; в 1906 г., по окончании института был на изыскании Семиреченской железной дороги в Пишпекском уезде, где пробыл среди киргиз целых 4 месяца; будучи на службе ездил и езжу в Семиреченскую область (преимущественно в Лепсинский уезд) через каждые два-три года.
Из сказанного выше видно, что я являюсь свидетелем изменений условий киргизской жизни в Семиречье, приблизительно с 1894 г., а будучи гимназистом старших классов и студентом, понимал уже нужды киргизского населения, стал постепенно вникать во взаимоотношения между органами русской власти и киргиз, и по мере постепенного изменения условий киргизской жизни приходилось сравниватъ, что было с киргизами раньше и что происходило в данный момент.
Обращаясь к истории этих взаимоотношений, должен прежде всего заметить, что прибытие русских в крае киргизская масса, еще раньше слыхавшая о порядке, справедливости и могуществе русских, встретила безусловно дружелюбно, понимая, что прежним постоянным бедствиям от бесконечных войн, внутренних распрей и непорядков наступит конец. Этим объясняется, что проводниками русских отрядов явились самые родовитые киргизы, примкнувшие к русским в самом начале, когда еще не было известно, чем должно было окончиться наступление русских. Большинство киргиз, руководимое родовитыми сородичами, покорилось само; война в сущности происходила между Россией и Кокандским ханством, и на стороне последнего были киргизы, преимущественно подданные этого ханства. Край был покорен, и управление населением перешло в руки русских властей во главе с первым военным губернатором Семиреченской области генералом Г. А. Колпаковским (1867 г.), в том же году первым же генерал-губернатором Туркестанского края, которому было подчинено Семиречье, был назначен генерал-адъютант К. П. фон-Кауфман. Видно, что правительство ясно поняло ожиданий киргиз и пошло навстречу их желаниям и во главе области края были поставлены такие поистине замечательные люди, подобных которым киргизы не видели до самого последнего времени, а именно до назначения на пост генерал-губернатора генерал-адъютанта А. Н. Куропаткина.
Ожидания киргизской массы оправдались: прежде внутренние войны и связанные с ними непорядки и бедствия прекратились, русские власти оказались справедливы.
После бесконечных войн киргизы мирно занялись скотоводством, а вскоре же и хлебопашеством, а за первый период русского управления краем общее благосостояние населения стало подниматься.
В 1876 г. генералом Колпаковским открыта в Верном мужская прогимназия с пансионом для киргизских детей (в этом пансионе жил и учился впоследствии и я); около того же времени генералом Кауфманом открыта мужская гимназия в Ташкенте и тоже с пансионом для киргизских детей; этот пансион, содержавшийся на собранные от киргиз суммы, был впоследствии, после смерти генерала Кауфмана, закрыт благодаря, влияниям известного миссионера Ильменского и Остроумова, проживающего ныне в Ташкенте; на оставшуюся сумму построена учительская семинария с пансионом, куда и стали поступать киргизские мальчики, как это хотелось сторонникам семинарии.
Когда генерал Колпаковский был назначен степным генерал-губернатором, то он и в Омске открыл пансион при гимназии для киргизских детей, закрытый однако вскоре после его отъезда в Петроград.
В заботе о киргизских интересах около 1874 г. генерал Колпаковский, находя, что Семиреченскому казачьему войску отведена слишком большая площадь земли, назначил в Лепсинском уезде комиссию по разграничению действительно необходимых для казаков земель для возвращения остальной части киргизам (в этой комиссии со стороны киргиз участвовал мой отец); киргизам в одном только Лепсинском уезде возвращено было около 100000 десятин земли (на одном из этих участков находится зимовка моего отца); насколько помнится, такие разграничения сделаны в Копальском и Верненском уездах. Около 1880 года генерал-губернатор Кауфман, находя, что киргизы стеснены пастбищными угодьями, издал циркуляр, разрешающий киргизам безвозмездно пасти свой окот после 1 октября на казачьих землях. Таких примеров забот о киргизах во времена управления краем генералов Кауфмана и Колпаковского очень много. 3 мая 1882 г. умер в Ташкенте генерал Кауфман, в том же году генерал Колпаковский был назначен степным генерал-губернатором, и Семиреченская область по личному его ходатайству была присоединена к степному генерал-губернаторству. Общий порядок управления Степным краем генералом Колпаковским до его ухода в военный совет (1889 г.).
Хотя изменения в отношении к киргизам наступили после ухода генерала Колпаковского не сразу, все же правильнее время управления краем генералов Кауфмана и Колпаковского считать отдельной эпохой (1867-1889 гг.). Чины администрации выбирались самим генералом Колпаковским; часто уездными начальниками назначались люди с небольшим образованием, но люди безусловно честные, идейные, проникнутые желанием приобщить население к культуре. Конечно и тогда могли быть случаи лихоимства и прочего, но эти отдельные случаи были ничтожны и находили должную оценку перед генералом Колпаковским. Тогдашнее благосостояние киргизского населения объясняется главным образом подбором хорошего состава администрации; кроме того жизнь в крае была гораздо проще, баснословно дешевле; не было и признаков сложных хозяйственно-экономических, политических, культурных и иных вопросов, выдвинутых настоящим моментом; отрицательные результаты Положения 1896 года еще не успели сказаться и в туземную администрацию попадали еще люди вполне достойные, справедливые.
Второй период от 1889 г. (уход генерала Колпаковксого) до 1905 г. - переходный: в крае начали появляться темные лица, которые и стали эксплуатировать простодушных киргиз, продавая, например, одну коробку шведских спичек за барана и т. д.; научившиеся говорить, а иногда и писать, киргизы подражали этим проходимцам из казаков и татар, щеголяли в резиновых калошах, лакированных сапогах, научились курить папиросы, пить водку и т. д. Появились разные «зэкунчи», обманывали киргиз; жизнь стала несколько сложнее и дороже, и кадр русской администрации стал пополняться людьми случайными, раньше ничего общего с киргизами не имевшими, нисколько ими не интересовавшимися. Выборные подкупы, в которых нередко принимали участие и русские администраторы, с бесчисленными жалобами и доносами друг на друга, будучи в начале событиями исключительными, впоследствии стали явлениями обычными, повседневными. В 1897 или 1898 г. на выборах в Копальском уезде уездный начальник Петров приказал доставить молоденьких девочек - киргизок, приказание было исполнено; одна из девочек не выдержала мучений и умерла, другая после долгой болезни выздоровела. Циничное и хвастливое письмо Петрова по этому поводу к одному приятелю в Верном благодаря покойному Тудыбеку Сыртанову получило широкую огласку и, насколько помнится, было следствие, но стараниями чиновника особых поручений Пантусова дело было замято. Народ стал понимать, какие люди находятся во главе уездов и какие люди сидят в уездных управлениях; каждый вновь приезжий бедный переводчик-киргиз через год становился уже богачом, имел табуны лошадей, красивые юрты и т. д.; не мудрено, что для киргизских учеников гимназии быть переводчиком стало заветной мечтой; единственное счастливое исключение составляли покойные братья Сыртановы в Верном, за что они пользовались заслуженным уважением как народа, так и областной администрации.
В одном только отношении прежние порядки и взгляды оставались без изменения - это отношение власти к землям, бывшим в пользовании киргиз. Бывали земельные притеснения, но большинство таких дел решалось в пользу киргиз. Я помню (сохранились у меня копии некоторых документов), как мой отец в течение целых десяти лет чуть ли не 10 раз обращался одновременно к уездному начальнику, военному губернатору, степному генерал-губернатору по поводу стеснения казаками Лепсинской станицы, и дела неизменно решались в пользу отца, хотя чуть ли не ежегодно приезжал новый межевщик и вновь замежевал спорные земли. Участок, занимаемый отцом, окончательно был оставлен за ним в 1898 г. Такие примеры, насколько помнится, были в Копальском и Верненском уездах.
В 1905 г. под влиянием аграрных волнений в России основано в гор. Верном Переселенческое управление, и это событие явилось началом третьего периода, имеющего весьма важное значение в судьбе киргиз. Во главе управления был поставлен опытный знакомый с Семиречьем, старый туркестанец О. А. Шкаповский. После предварительных обследований и экономического исследования части Пишпекского уезда (Аламединской и других волостей) Шкапский осенью 1905 г. представил заведующему управлением земледелия и землеустройства Щванебаху обстоятельный
доклад с заключением, что в Семиреченской области нет свободных от киргиз земель, что он, Шкапский, поставлен для того, чтобы у киргиз отбирать лучшие земли, а как выходит - по закону или не по закону - это его, Шванебаха, не касается (об этом мне передавал впоследствии сам О. А. Шкапский). В 1906 г. Шкапский был удален из Семиречья и на его место переведен С. Н. Белецкий, пробывший в Верном целых 8 лет (до 1914 г.).
Первые действия Белецкого в области встречены с тревогой не только населением, но и администрацией области; крупное дело началось с отобранием участка в Чамалганской волости Верненского уезда, и это дело с первого шага ознаменовалось бесцеремонным отношением переселенческого ведомства к киргизам, к законам и логике обстоятельств; так Белецкий по поводу постановления общего присутствия областного правления об оставлении за киргизами этого участка, писал особое мнение от 31 марта 1907 г. за № 786, что все законы и изданные в силу их распоряжения вполне соблюдены и ни в чем не нарушены; между тем оказалось, что все гидротехнические и другие исследования участка, определения площадей, занятых пашнями, клеверниками и т. д., оказались произведенными под покровом глубокого снега; было написано, что киргизы сами изъявили готовность уйти, между тем 15 марта 1907 г. к журналу № 34, утвержденному военным губернатором 20 марта 1907 г., было приложено донесение уездного начальника, что киргизы никогда не желали и не желают добровольно уступать орошенных, усадебных земель для образования переселенческого участка и даже за вознаграждение. Этот участок был изъят от киргиз, несмотря на защиту генерала М. Е. Ионова. В 1908 г. замежевана была громадная площадь, 30 1/2 тысяч десятин в Лепсинском уезде; постановление уездной поземельной комиссией было обжаловано и вполне согласилось с доводами жалобщиков, и решение комиссии было отменено; в 1909 г. все те же участки, за исключением одного, замененного новым, замежеваны вновь, названы новыми именами; генерала Ионова уже не было (долгий спор между Белецким и генералом Ионовым кончился победой первого и отставкой второго), и администрация под давлением усиливающегося влияния управления земледелия отступила во многих местах, в том числе в Лепсинском уезде, уже содействовала переселенческому ведомству; под давлением и угрозой ссылки из края со стороны лепсинского уездного начальника Федорова, тестя заведующего Лепсйнским подрайоном Андриевского, Маканчи-Садыровский волостной управитель Курбангалий Арапов, продержав постановление комиссии положенное число дней (2 недели), вернул таковое при надписи, что содержание постановления населению обнародовано и что население против изъятия этих участков ничего не имеет. Киргизы об этом деле узнали только тогда, когда постановление оказалось одобренным областным правлением и утвержденным генерал-губернатором. В 1910 г. изъято еще 61 тысяча десятин земли в Лепсинском уезде почти при таких же комбинациях. Таких и подобных дел в области масса, и не удивительно, что в 1910 г. при проезде по Семиреченской области я видел, что например, почти от Карабалтов до Пишпека и далее до Константиновки, на протяжении около 75 верст, почтовые станции соединились друг с другом почти сплошными переселенческими поселками; весь Пишкекский уезд оказался покрытым массой поселков, и о «земле обетованной Пишпек» говорили и мечтали мужики отдаленных Черниговской, Орловской и других губерний. Не лучше дело обстояло в Верненском, Копальском и особенно в Лепсинском уездах. Я здесь не говорю о нарушениях законных прав по существу; достаточно сказать, что переселенческие чиновники, изощряясь, дошли, например, до такой виртуозности, что «согласно, якобы, точного смысла ст. 122 Ст, Пол.» округлялись отдельные зимовки, оставляли их за отдельными хозяевами, отбирали кругом всю площадь, не давая иногда даже выхода из этого круга. Это был уже не обход закона, а прямое издевательство над законом. Земельный вопрос в области оказался решенным окончательно и бесповоротно; многочисленные киргизские жалобы оставались без рассмотрений. Киргизы пробовали бороться с этими неблагоприятно создавшимися для них условиями жизни, но стало для них понятно, что старания их бесполезны; а жизнь не стояла на одном месте, выдвигала перед ними все новые и новые условия и задачи. Скотоводство стало прогрессивно падать, земледелие, после отбирания лучших угодий, сократилось. За 7 лет-1907 по 1914 г. область стала неузнаваема. Прежние люди времени генералов Колпаковского, Фриде, Иванова и Ионова постепенно стушевались, приходили новые люди с новыми понятиями и новыми взглядами на вещи. Прежнее благожелательное отношение к киргизам меняется, во многих местах берут их уже в подозрение в приверженности так называемому панисламизму. Разумеется, всякому простому киргизу приятно, когда ему говорят, что единственная Турция сильна, что магометане сделали то-то, победили балканские народы и т. д.; но говорить, что простой, мало культурный народ, всецело поглощенный своими повседневными мелкими интересами, отдаленный таким пространством, мог подняться до сознания образования какой-то цельной организации, преследующей отвлеченную, малоуловимую идею
может так думать человек или с болезненной фантазией, или имеющий в виду какую-нибудь особую цель.
Как бы там не было, от прежних отношений к киргизам, принятых к руководству во времена генерала Колпаковского, теперь следов не осталось. Положение 1868 г. завело киргиз так далеко, что порой даже земельные притеснения бледнеют перед дрязгами выборов и партийности. Теперь нигде ни одного выбора не бывает без громадных подкупов. Каждый раз перед выборами претендент клянется, что если проведут его, то прекратятся бесконечные «темные» (так и называются на киргизском языке) налоги, настанет мир и спокойствие в волости. Киргизы, увлеченные партийностью, забывают подумать о том, зачем такой благодетельный претендент раздает 5, 10, 20, 30 и даже 40 тысяч рублей, когда все его будущее жалованье за трехлетие не превосходит 900-1500 рублей. Претендент, прошедший в волостные или народные судьи, собирает в 5, 10, 20 раз больше затраченного капитала, и этот форменный грабеж происходит в настоящее время. Партийные дрязги и еще чаще грабеж волостных доводят население до отчаяния и до преступления. В 1905 или 1906 г. в Лепсинском уезде возле почтовой станции Джузь-Агач арганачинский волостной управитель Мухамед Галий Бейсенбин был убит толпой в 500-600 человек; киргизы этой волости, встречавшие меня на этой станции в 1906 и 1907 г.г., рассказывали невероятные, легендарные дела.
Возмущенные невероятной жадностью, проявленной волостными при наборе рабочих в июле 1916 г киргизы Карабалтинской волости Кустанайского уезда убили своего управителя Сайма Кадыфова, а киргизы Чингырлауской волости Уральского уезда - своего Ахмеда Сарбалина. Эта борьба волости с управителем в Семиреченской области, благодаря некоторым превходящим обстоятельствам, приняла совсем другой оборот. Здесь пострадавшими оказались сами киргизы (Ботбаевской волости Верненского уезда, Маканчи-Садыровокой волости Лепсинского уезда),- об этом более подробно будет сказано дальше. Подкупы, вымогательства сделались явлениями обычными, ординарными.
...Позволю себе обратиться к книге В. Наливкина «Туземцы раньше и теперь» (стр. 92: «Два уездных начальника (Н-с и Г-с) ушли в Сибирь за казнокрадство и лихоимство. За ними туда же, по другому делу, ушел правитель канцелярии генерал-губернатора (С-в). Один из военных губернаторов (Г-в), заведомо принимавший деятельное участие в грязных делах казнокрадов и грабителей, отделался одним лишь увольнением от службы благодаря заступничеству генерал-губернатора и снисходительности царя.
Масса других, подобных им, продолжали те же или подобные им дела, оставшиеся безнаказанными...
Один, якшаясь с волостными управителями, втихомолку скупал у туземцев земли по очень выгодным для себя ценам; другой, принимая благодарности от богатых туземцев за разные нелегальные поблажки, строил хлопкоочистительные заводы, куда полицейские силой доставляли хлопок для очистки; третий вступил в компанию с виноделом и таким же путем добывал виноград; четвертый взимал мзду с волостных управителей и с казиев за хлопоты по утверждению их в должностях; пятый облагал необременительной данью туземных проституток; шестой просто брал, не специализируясь и не упускал ни одного удобного случая; седьмой по дорогой цене продавал «бездействие власти».
Редкого из уездных начальников мог видеть лично, не уплатив переводчику мзду за устройство такого свидания. Возникшие в 1902 г. дела Р-на, Р-ка, и К-ва приподнимали лишь незначительный уголок завесы, за которой скрывалась масса самой возмутительной грязи, причем нигде, повидимому, эти оргии административной разнузданности не доходили до таких гомерических размеров, как в Андижанском уезде в конце девяностых и в начале девятисотых годов.
Народ все это видел, и понимал; а типичнейшие и наиболее предприимчивые представители окружавшей нас живой стены, увидев себя хозяевами возникших положений и соотношений, плавали во всей этой грязи, как рыба в воде. (Нам дарили ковры, лошадей и экипажи. Нас ссужали деньгами, которых мы по большей части не (возвращали обратно. Нам помогали приобретать по дешевым ценам земли и строить дома.)
Между нами и ютившимися вокруг нас туземными проходимцами возникали связи, позорные для русского служащего лица и опутывавшие нас в достаточной мере, нас начинали эксплуатировать, ведя по пути целый ряд проступков и преступлений.
Сделавшись подневольными людьми, запутавшись в своих личных делах, тесно связанных с делами и с интересами купивших нас туземцев, мы волей-неволей служили и богу и мамоне.
Изложенное относится преимущественно к ферганской области; подобные дела, правда, в несколько меньшем размере, творились в Семиречье (об этом более подробно будет сказано дальше). Киргизы составили об администрации вполне определенное, законченное подкрепительными фактами, мнение. i
Есть еще одно обстоятельство, заслуживающее внимания. Дела между киргизами и некиргизами (русскими, татарами или сартами) администрацией большей частью решались не в пользу киргиз; по разным, заведомо ложным, обвинениям киргиз крестьянами, казаками и т. д. и у мировых судей киргизы часто проигрывали правые дела; очень возможно, что за плохое знание или подкупность переводчика, или что-нибудь еще другое; но простой народ не может разбираться в таких деталях и склонен приписывать тому, что, мол, русский чиновник всегда стоит за русского.
В одно время в Лепсинском, Верненском, кажется, и в других уездах администрацией была установлена круговая ответственность киргиз; если пропадает у русского скот или что-нибудь другое, то вся указываемая жалобщиком волость отвечала за пропажу и должна была возместить немедленно (в Лепсинском уезде в 3 или 5-дневный срок); что это распоряжение администрации противоречит закону.
Наконец, считаю необходимым сказать о просвещении киргиз. Покойный генерал Колпаковский для открытых им гимназий (в начале прогимназии) и пансиона дал такой педагогический персонал, подобно которому (с точки зрения просвещения киргиз) теперь нигде не встречаем.
Отеческие заботы о киргизских мальчиках первого директора покойного Новака высоко гуманное отношение всего преподавательского персонала к киргизским мальчикам памятны всем бывшим воспитанникам этих незаметных, но поистине, великих людей; о втором директоре гимназии М. В. Вахрушеве, моем воспитателе, проживающем сейчас в Верном, вспоминают не иначе, как с величайшей благодарностью; этот просвещенный идеалист, оказывается, под старость лет, собирает летом вокруг себя случайных киргизских мальчиков, учит грамоте, русскому языку ит.д. об этом официально никому не известно.
Помню, как теперешний инспектор гимназии, престарелый А. Д. Юрашкевич, по целым дням просиживал со вновь поступившими киргизскими мальчиками, чтобы к концу учебного года научить их говорить и писать. Такое отношение круто изменилось в 1908 г., когда, благодаря чисто случайному обстоятельству, ушел совершенно безвинный, благородный М. В. Вахрушев и директором гимназии сделался г. Дейнеко. Достаточно сказать только одно, около 5-6 человек киргиз не были выпущены из 8 класса гимназии (один из них мой родственник), 4 стипендии в высших учебных заведениях для киргиз (одной из них пользовался я) теперь потеряны для киргиз - ими пользуются русские студенты и курсистки, а мой родственник, кончающий ныне юридический факультет, жил и учился без всяких личных средств. В таком положении и как отнеслись они к военным событиям...
Искать смысл в войне, разбираться в возможных последствиях победы или поражения для России, вникать в возможные вследствие этого изменения в жизни России и киргиз, производить такой анализ со многими неизвестными факторами, разумеется, не в состоянии не только простой киргиз, но и средний русский интеллигент.
...киргизы понимали войну схематически и чувствовали только одно: если победят русские, будет хорошо России, и, значит, хорошо будет и киргизам; если победят враг, то плохо будет России, враги могут дойти до нас и будут опустошать города, села, поля, скот, разграбят имущества, часть киргиз перебьют, часть будет бежать (но куда?), словом, должны повториться времена войны с монголами (XVIII век - времена монгольского князя Гальдан-Цырена, страшная память о котором до сего времени сохранилась у киргиз Семиречья), времена отчаянных междоусобий между киргизами и кара-киргизами (XIX век-времен Знаменитых Джантай, отца Шабдана и Кенесари Касымова). Много простоты и наивности в этих суждениях, но ведь так думал не интеллигент, а простой киргиз.
Для предотвращения возможных с киргизской точки зрения бедствий осталось единственное средство -помогать русским всем чем только можно. Прежде всего, начались денежные сборы -киргизы собрали от 50 коп. до 2 рублей с каждой кибитки; но если не все эти суммы дошли до назначения, то в этом сами киргизы не виноваты. В некоторых местах киргизы постановили своими средствами скосить сено, сжать, убрать и свезти хлеб семей призванных нижних чинов и запасных - так было в Лепсинском уезде и даже как раз в той волости (Маканчи-Садыровской),. где благодаря алчности и доносу управителя в сентябре в 1916 г. произошли прискорбные события.
Потребовали на театр военных действий юрты, овчины, киргизы жертвовали и ими; деньги, ассигнованные на покупку их, до владельцев большею частью не доходили.
Требовали, чтобы киргизы ставили юрты и приготовляли скот для проходящих эшелонов; требования исполнялись беспрекословно; деньги же, отпущенные для расплаты с киргизами, в большинстве случаев до них не доходили, а юрты или пропадали или возвращались без кошем, или поломанные.
Но всех туземцев Туркестана превзошли кара-киргизы Пржевальского и восточной половины Пишпекского уезда; не ограничиваясь пожертвованиями и деньгами, они отправили на фронт первых и единственных киргизских добровольцев; но замечательнее всего то, что добровольцы ушли из тех мест, где в 1916 г. произошли самые серьезные эксцессы.

Во второй части Тынышпаевым описан сам ход восстания.

Добавлю от себя пару примечаний.

На упомянутых при "первом деле Белецкого" землях Чамалганской волости, в 1910 году был основан русский поселок Чамалган, почти сразу же переименованный в честь русского генерала который погибнет на фронтах первой мировой за два года до начала восстания, в Самсоновское, а после революции в Чемолган. Здесь, в 1940-м году родится Н.А.Назарбаев. Эти земли после окончания казахо-киргизских разборок принадлежали казахскому роду Шапракты, из которого происходят первый президент РК, коммунист Жандосов переименовавший Верный в Алма-Ату, герой РФ Мусабаев и т.д. Тынышпаев, похоже, осознанно лукавит, говоря, что местные казахи поддержали вхождение в состав России. В 1860 году когда горстке русских противостояла многократно превосходящая численностью армия узбеков, на призыв к казахам о помощи откликнулось всего несколько человек, зато на сторону узбеков встало до тысячи, как раз шапрактинцев. Эти же самые шапрактинцы одними из первых восстанут и в 1916 году. При советской власти именем одного из руководителей того восстания назовут населенный пункт немногим севернее Чемолгана, а в 2001 году переименуют соседнее село Первомайское в честь другого его предводителя.

Тынышпаевым в этом показании упомянут панисламизм и нелепость обвинений в нем казахов, но именно за это (за панисламизм) его официально и расстреляют в 1937 году, вместе с Рыскуловым (участником восстания 1916 года) который редактировал сборник документов в котором были впервые предоставлены широкой публике приводимые выше показания.

В современном Казахстане есть улицы, памятники, академия и музей имени Тынышпаева. По всей стране есть улицы и села имени сына бедняка - Турара Рыскулова, окончившего при царе меркенскую школу-интернат, пишкекскую сельхоз школу и ташкентский институт. А вот улиц или напоминаний о столь чтимых автором показаний учителях гимназии нет. В старой части Алматы есть маленькая улочка Колпаковского, на ровне с такими же улочками Потанина, Зенькова и Гурде напоминающая немногим об основоположниках крупнейшего города страны, хотя до революции это имя носил центральный проспект Верного.

Тынышпаев, 2, 1916

Previous post Next post
Up