Почему взорвался реактор.
Актуальная тема, вновь поднятая свежим сериалом.
30.11.75 на первом энергоблоке Ленинградской АЭС из-за неполадок в системе регулирования одного из турбогенераторов произошло его отключение. В процессе устранения неисправности в 2:00 по ошибке был отключен единственный находившийся в работе второй турбогенератор. Сработала аварийная защита реактора, он был заглушен. В нарушение регламента операторы сразу же начали выводить реактор на мощность.
К 6:15 удалось поднять мощность реактора до 1000 МВт. В 6:33 на мощности 1720 МВт произошло разрушение тепловыводящей сборки, что привело к выбросам радиоактивных веществ в атмосферу.
Воспоминание очевидца:
В ноябре 1975 года нашу группу специалистов со строящейся Чернобыльской АЭС направили стажироваться на Ленинградскую АЭС, на которой реакторы РБМК однотипны с реакторами ЧАЭС.
В процессе стажировки после моей смены намечалось интересное для меня изменение режима работы блока, поэтому я остался на блоке 2-ю смену подряд. В переходных процессах на малой мощности с малым запасом реактивности при отсутствии воздействия оператора на изменение реактивности, реактор вел себя неадекватно. При подъеме мощности после останова, без воздействия оператора на изменение реактивности (не извлекая стержней), вдруг реактор самопроизвольно разгонялся, другими словами стремился взорваться. Дважды разгон реактора останавливала аварийная защита. Попытки оператора снизить скорость подъема мощности штатными средствами, погружая одновременно группу стержней ручного регулирования, эффекта не давали, разгон мощности увеличивался. И только срабатывание аварийной защиты останавливало реактор.
В этой ситуации реактор оказался фактически неуправляем. Произошла авария. С перекосом мощности, расплавлением одного канала, разгерметизацией тепловыделяющих элементов (ТВЭЛ), попаданием топлива в контур, с выбросами в окружающую среду.
Приехав на ЧАЭС, я проинформировал об аварии, ее причинах и своих замечаниях руководство ЧАЭС и своих коллег - реакторщиков.
Но уже в 1975 году наша система была не способна к модернизации, внесению изменений, даже в таких жизненно важных вопросах. Мы не смогли заставить систему устранить замечания.
В сентябре 1984 года позвонил мне главный инженер ЧАЭС. Он сообщил, что в Москве будет проходить двухнедельное совещание по безопасности АЭС с реакторами РБМК. Сказал, что мне надо туда ехать. Две недели мы прессовали представителей НИКИЭТ, требуя внести в протокол предложенный нами перечень мероприятий по приведению физики реактора РБМК в рамки приемлемых для эксплуатации характеристик. Мы потребовали, чтобы НИКИЭТ и ИАЭ записали в Регламент реактора РБМК, что на малой мощности с допустимым по регламенту малым запасом реактивности реактор РБМК становится взрывоопасным и расписали мероприятия по исключению такого состояния с последующим внедрением полного объема мероприятий по обеспечению безопасной физики реактора. В ответ представители НИКИЭТ заявили, что если в протоколе совещания будет указан хоть 1 недостаток РБМК, они такой протокол не подпишут. В итоге Протокол за подписью только руководителя совещания вышел с грифом «Для служебного пользования», ЧАЭС его получила, я проверил это.
Прибыв на ЧАЭС, я подробно проинформировал руководство станции о совещании. В первую очередь главного инженера. До аварии 1986 года ни одно мероприятие из протокола по улучшению физики РБМК не было принято к устранению ни на одной АЭС СССР с реакторами РБМК.
30.11.75 на первом энергоблоке Ленинградской АЭС из-за неполадок в системе регулирования одного из турбогенераторов произошло его отключение. В процессе устранения неисправности в 2:00 по ошибке был отключен единственный находившийся в работе второй турбогенератор. Сработала аварийная защита реактора, он был заглушен. В нарушение регламента операторы сразу же начали выводить реактор на мощность.
К 6:15 удалось поднять мощность реактора до 1000 МВт. В 6:33 на мощности 1720 МВт произошло разрушение тепловыводящей сборки, что привело к выбросам радиоактивных веществ в атмосферу.
Воспоминание очевидца:
В ноябре 1975 года нашу группу специалистов со строящейся Чернобыльской АЭС направили стажироваться на Ленинградскую АЭС, на которой реакторы РБМК однотипны с реакторами ЧАЭС.
В процессе стажировки после моей смены намечалось интересное для меня изменение режима работы блока, поэтому я остался на блоке 2-ю смену подряд. В переходных процессах на малой мощности с малым запасом реактивности при отсутствии воздействия оператора на изменение реактивности, реактор вел себя неадекватно. При подъеме мощности после останова, без воздействия оператора на изменение реактивности (не извлекая стержней), вдруг реактор самопроизвольно разгонялся, другими словами стремился взорваться. Дважды разгон реактора останавливала аварийная защита. Попытки оператора снизить скорость подъема мощности штатными средствами, погружая одновременно группу стержней ручного регулирования, эффекта не давали, разгон мощности увеличивался. И только срабатывание аварийной защиты останавливало реактор.
В этой ситуации реактор оказался фактически неуправляем. Произошла авария. С перекосом мощности, расплавлением одного канала, разгерметизацией тепловыделяющих элементов (ТВЭЛ), попаданием топлива в контур, с выбросами в окружающую среду.
Приехав на ЧАЭС, я проинформировал об аварии, ее причинах и своих замечаниях руководство ЧАЭС и своих коллег - реакторщиков.
Но уже в 1975 году наша система была не способна к модернизации, внесению изменений, даже в таких жизненно важных вопросах. Мы не смогли заставить систему устранить замечания.
В сентябре 1984 года позвонил мне главный инженер ЧАЭС. Он сообщил, что в Москве будет проходить двухнедельное совещание по безопасности АЭС с реакторами РБМК. Сказал, что мне надо туда ехать. Две недели мы прессовали представителей НИКИЭТ, требуя внести в протокол предложенный нами перечень мероприятий по приведению физики реактора РБМК в рамки приемлемых для эксплуатации характеристик. Мы потребовали, чтобы НИКИЭТ и ИАЭ записали в Регламент реактора РБМК, что на малой мощности с допустимым по регламенту малым запасом реактивности реактор РБМК становится взрывоопасным и расписали мероприятия по исключению такого состояния с последующим внедрением полного объема мероприятий по обеспечению безопасной физики реактора. В ответ представители НИКИЭТ заявили, что если в протоколе совещания будет указан хоть 1 недостаток РБМК, они такой протокол не подпишут. В итоге Протокол за подписью только руководителя совещания вышел с грифом «Для служебного пользования», ЧАЭС его получила, я проверил это.
Прибыв на ЧАЭС, я подробно проинформировал руководство станции о совещании. В первую очередь главного инженера. До аварии 1986 года ни одно мероприятие из протокола по улучшению физики РБМК не было принято к устранению ни на одной АЭС СССР с реакторами РБМК.