от аванса до получки
Когда заходит речь о жизни в той или иной стране, рано или поздно встаёт вопрос о том, какая там зарплата и каковы средние доходы вообще, сколько зарабатывает человек обычный, а сколько - человек богатый. Разумеется, звучат такие вопросы и тогда, когда заходит речь о Северной Корее. Однако в случае с КНДР ответить на них сложнее, чем может показаться на первый взгляд.
C одной стороны, вполне можно ответить на этот вопрос формально: с конца 1960-х годов и до реформы 2002 года средняя зарплата в Северной Корее выросла с примерно 50 до примерно 100 северокорейских вон, а после реформы 2002 г. зарплаты увеличились в несколько десятков раз, и сейчас укладываются в диапазон от 1.500 до 6.000 вон (как и в России, зарплаты в Корее считают по месяцам). Однако этот ответ - формально вполне правильный - не значит ничего: и в Северной Корее 1960-1990-х годов, то есть времён Ким Ир Сена, и в Северной Корее наших дней номинальная зарплата почти не отражает реальный уровень доходов.
Начнём, наверное, с кимирсеновских времен, то есть с Северной Кореи 1960-1990 годов. Северная Корея времен Ким Ир Сена - это государство с тотальной карточной системой. С начала шестидесятых годов практически все продукты питания и значительная часть потребительских товаров в Северной Корее в принципе не поступали в свободную продажу, а распределялись государством по карточкам. При этом некоторые из товаров - например, зерновые - были в принципе запрещены к продаже.
У большинства россиян словосочетание «карточная система» вызывает стойкую аллергию, а само существование карточной системы воспринимается как серьёзное отклонение от нормы и ассоциируется с бедностью, войной и прочими чрезвычайными обстоятельствами. У северокорейцев, которые прожили в условиях тотальной карточной системы почти сорок лет, карточная система не вызывает столь негативной реакции, ибо она воспринималась (и воспринимается) иначе, чем, скажем, жителями бывшего Советского Союза. Как ни парадоксально, на протяжении десятилетий северокорейцы воспринимали карточную систему не как ограничение их потребительской свободы, а, скорее, как особую форму социального обеспечения.
Дело в том, что цены на товары, распределяемые в рамках карточной системы, щедро субсидировались государством. Для жителей КНДР карточная система являлась важнейшей частью того неписаного контракта, который существует между властью и обществом. Выросшие во времена Ким Ир Сена северокорейцы были уверены в том, что государство обязано регулярно предоставлять любому члену общества некий базовый набор продуктов и потребительских товаров по символической цене. Со своей стороны, подразумевалось, что получатель этих благ должен был работать на государство.
Основные товары, которые распределялись по карточкам - это, разумеется, зерновые (рис и кукуруза). Во времена Ким Ир Сена взрослому северокорейцу полагался ежедневно зерновой паёк размером в 700 грамм (потом его размер был несколько уменьшен, и к концу восьмидесятых составлял 540 грамм). Кроме того, выдавался соевый соус, бобовые, иногда - рыба и яйца. При получении зернового пайка в распределительном пункте за рис или кукурузу теоретически полагалось платить, однако цена зерновых, выдававшихся по карточной системе, составляла от 6 до 8 чон за килограмм (чона - «северокорейская копейка», сотая часть северокорейской воны). Это означает, что вся месячная норма зерновых обходилась рядовому северокорейцу примерно в две воны. Если учесть, что в семидесятые годы средняя северокорейская зарплата составляла 50-60 вон, а к концу восьмидесятых выросла примерно до 90-100 северокорейских вон, то понятно, что речь идёт о едва ли не бесплатном снабжении населения основными продуктами питания продовольствием. При этом питание корейцев состояло в основном из зерновых и кимчхи (острая ферментированная капуста или иные овощи). Мясо на корейском столе появлялось только по праздникам, рыба - раз или два в месяц.
С точки зрения советских людей, северокорейцы жили в крайней нищете, но большинство из них такое питание воспринимали как нормальное: в конце концов, и их предки из поколения в поколение питались так же, а о жизни за пределами тщательно закрытых границ подавляющее большинство корейцев не имело ни малейшего представления. Любопытно, кстати, что размер стандартного зернового пайка во времена Ким Ир Сена (сначала - 700, потом - 540 граммов в день) примерно соответствовал размеру того пайка, который в XVII-XVIII веках выдавали крестьянам, собранным на обязательные государственные работы по строительству ирригационных сооружений, дворцов или крепостей.
Итак, в кимирсеновские времена государство гарантировало всем членам общества некий набор продуктов и потребительских товаров и предоставляло его за символическую плату. Поскольку количество товаров, которые, даже теоретически, можно было свободно купить за деньги, оставалось небольшим, зарплату следовало воспринимать (её чаще всего так и воспринимали) как своего рода деньги на карманные расходы - на книжки, канцтовары или билеты в кино. Лучшим аналогом ситуации тут будет армия, где солдат служит стране и за это бесплатно обеспечивается всем тем, что ему необходимо для жизни, а сверх того получает немного денег на личные расходы.
Реальный материальный достаток человека зависел не столько от зарплаты, сколько от пайка, размер которого определялся рядом факторов. Особую роль играли место проживания (в Пхеньяне и других крупных городах выдавали товары, о которых в провинции и не слыхивали), важность работы (лётчики и шахтёры ели мясо и яйца ежедневно в своих служебных столовых), и положение в иерархии (чиновникам полагались дополнительные пайки, в которые включались товары, недоступные рядовым жителям КНДР). Впрочем, разница в уромен жизни была небольшой. За исключением заключённых в лагерях - с одной стороны, и средне-высшего чиновничества - с другой, все северокорейцы до конца восьмидесятых годов жили примерно одинаково. Различия в уровне достатка существовали, но были невелики даже по тогдашним советским меркам - и, вдобавок, разница скорее существовала между регионами, а не между социальными группами.
Кстати, при Ким Ир Сене в КНДР отсутствовал привычный для Советского Союза феномен: там была невозможна (или, скажем точнее, крайне редка) ситуация, при которой квалифицированный рабочий получал больше управленца, формально являвшегося его начальником. В Советском Союзе было совершенно нормальным, когда квалифицированный станочник зарабатывал больше, скажем, начальника цеха. В Северной Корее это было невозможно: зарплаты рабочих в восьмидесятые там кончались на уровне 90-100 вон, то есть примерно она том уровне, с которого начинались зарплаты управленцев и инженеров. Это отчасти отражает характерную черту северокорейского общества, о которой постоянно забывают те, кто видит в Северной Корее всего лишь модифицированный вариант Советского Союза - крайне низкий уровень социальной мобильности в КНДР. В отличие от СССР, в Северной Корее кимирсеновских времен для представителя социальных низов сделать карьеру было крайне затруднительно, не только верхушка, но и низовые слои элиты стали фактически наследственными ещё в шестидесятые.
Впрочем, исключением были рабочие, занятые на особо тяжёлых производствах - например, шахтёры. Северокорейский шахтёр во времена Ким Ир Сена получал 300-400 вон, то есть примерно столько же, сколько министра или высокопоставленный работник аппарата ЦК. Кроме того, шахтёрам полагался особый паёк (впрочем, у министров и инструкторов отделов ЦК паёк был ещё более особым).
До конца восьмидесятых вся эта система работала достаточно эффективно. Рынки и некоторая частная торговля существовали в КНДР всегда, однако масштабы частной экономической деятельности были скромны и сама она жёстко контролировалась.
Однако всё это - дела давно минувших дней. На протяжении последних 15-20 лет северокорейское общество претерпело радикальную трансформацию. Традиционная государственная экономика - несколько карикатурная копия социализма советского образца - практически перестала функционировать. Производство на большей части промышленных предприятий было остановлено или резко сокращено. Более или менее на проектной мощности сейчас функционируют лишь некоторые предприятия военной промышленности, а также те предприятия, которые работают на экспортные заказы. За 1990-2010 гг. уровень промышленного производства сократился, по меньшей мере, в два раза. В новой ситуации главными центрами экономической жизни КНДР стали многочисленные рынки, а экономика страны приняла кустарно-частный характер: мелкое домашнее производство и ремесло, работа на неофициальных и полуофициальных частных полях, разнообразная торговля.
С точки зрения большинства северокорейцев, едва ли не самым важным изменением последнего двадцатилетия стал крах карточной системы. Не случайно, что последние двадцать лет северокорейцы описывают как "миконъгып сидэ" - буквально "эпоха, когда не отоваривают карточки". Действительно, с начала 1990-х годов карточки стали отовариваться нерегулярно, а около 1994-1995-го года выдача продовольствия по карточкам прекратилась полностью. Северокорейцы получали (и по-прежнему получают) карточки, но для большинства они давно превратились в обыкновенные клочки бумаги.
На протяжении последних 10-15 лет карточки отоваривают только определённым привилегированным группам населения. К их числу относится среднее и крупное чиновничество, а также некоторые чиновники низшего звена, военные и сотрудники силовых структур, работники военной промышленности и некоторых инфраструктурных предприятий (например, железнодорожники). Кроме того, карточки обычно отоваривают в Пхеньяне и некоторых других крупных городах - хотя, зачастую, не в полном объёме. Общее количество населения, которое имеет регулярный доступ к карточной системе, невозможно оценить с достаточной точностью, но, скорее всего, речь идёт примерно о трети всего населения КНДР. Остальные северокорейцы должны покупать продукты и товары первой необходимости на рынке за наличность и по рыночным ценам.
С середины 1990-х годов стало очевидно, что официальной зарплаты даже и близко не хватает на покупку того минимального набора продуктов, который необходим для физического выживания. В конце 1990-х годов килограмм риса на корейском рынке стоил 40-50 вон. Это означало, что на всю свою официальную месячную зарплату, которая тогда в среднем составляла примерно 100 вон, кореец мог купить примерно два килограмма риса.
Поэтому в большинстве северокорейских семей с середины 1990-х годов сложилась достаточно парадоксальная ситуация: государственная работа обычно имеется только у взрослых мужчин и является своего рода прикрытием, необходимым для поддержания формального статуса, а также и для того, чтобы избегать излишних проблем с властями. Основная экономическая деятельность разворачивается за пределами государственного сектора, причем решающую роль в этой деятельности играют женщины, которые и зарабатывают деньги на выживание семьи.
В 2002 году в Северной Корее были проведены умеренные экономические реформы, известные как «меры по улучшению управления экономикой от 1 июля». Значение этих реформ часто преувеличивается, но, тем не менее, они означали частичное и ограниченное признание рыночной экономики. Среди всего прочего, в ходе «мероприятий 1 июля» северокорейское правительство подняло цены на рис, а также товары первой необходимости государственной торговли до примерно рыночного уровня, а также резко увеличило номинальные зарплаты.
В результате «мероприятий 1 июля» северокорейские зарплаты увеличились с 50-150 вон в месяц до 2-6 тысяч северокорейских вон. С тех пор радикальных изменений в структуре зарплат не происходило, и они по-прежнему находятся на этом уровне. Большинство рабочих и рядовых служащих зарабатывает примерно 3-4 тысячи, а зарплаты в шесть и более тысяч вон получают чиновники высокого уровня и привилегированные специалисты. Впрочем, на практике - как мы увидим дальше - на зарплату они не живут.
В 2002 году северокорейские власти совершили ошибку, которую они потом повторили ещё раз в 2009 г., во время неудачной денежной реформы: они решили, что достаточно резко увеличить зарплаты и поднять официальные цены до рыночного уровня - и в результате государственные цены тут же стабилизируются на том уровне, на котором ранее находились цены рыночные. Разумеется, это наивное представление. Повышение зарплат означало увеличение денежной массы в стране и спровоцировало инфляцию, которая после реформ 2002 года на протяжении примерно полутора лет свирепствовала в стране. В результате к 2004-05 гг. цена за килограмм риса в стране выросла до 1000-1500 северокорейских вон (сейчас рис стоит почти 3000 вон за 1 кг). В итоге новые, увеличенные в 2002 году, зарплаты по своей реальной покупательной способности быстро сравнялись с зарплатами старыми. И после реформы 2002 г. рядовой северокореец на свою месячную зарплату может купить те же самые полтора-два килограмма риса, что и до реформы.
В этой связи возникает ещё один непростой вопрос: каким образом эти суммы в северокорейских вонах, можно пересчитать на американские доллары, евро или иную распространённую валюту? Ответить на него со всей определённостью нельзя.
В КНДР действуют два основных обменных курса. С одной стороны, в стране существует официальный обменный курс, который с начала 2010 года установлен на уровне 135 северокорейских вон за 1 американский доллар. Если считать по этому курсу, то получается, что зарплата в КНДР составляет где-то от 10 до 50 долларов в месяц. Однако этим курсом на практике не пользуется никто. Деньги меняют только по рыночному курсу, причём относится это и к находящимся в КНДР иностранцам. Рыночный курс складывается стихийно, и в начале марта 2012 г. составлял примерно 3400 северокорейских вон за доллар. Иначе говоря, если считать по рыночному курсу, то получается, что северокорейская заработная плата находится в диапазоне от 50 центов до 2 долларов в месяц.
Пользуясь рыночным курсом, надо помнить, что даже сейчас, когда Северная Корея оказалась явочным порядком включена в мировую экономику, структура цен в КНДР остается весьма специфической. Кроме того, прямой пересчёт по рыночному курсу вводит в заблуждение еще и потому, что в КНДР, как и в других бедных странах, покупательная способность доллара существенно выше, чем в странах богатых (понятно, что на 10 долларов человек во Вьетнаме может приобрести куда больше товаров и услуг, чем, скажем, в Японии).
В любом случае, официальной зарплаты для выживания недостаточно. Исключением является то меньшинство населения, которое по-прежнему имеет возможность получать полную карточную норму, то есть фактически получать от государства бесплатный пакет продуктов питания и товаров первой необходимости. Для большинства северокорейцев, живущих за пределами Пхеньяна, зарплата давно является лишь подспорьем в бюджете, большая часть доходов которого формируется за счёт частной экономической деятельности.
В настоящее время минимально необходимым для выживания уровнем считается доход в 50-60 тысяч северокорейских вон на семью из 3-4 человек. Понятно, что даже если в такой семье в государственном секторе работают два человека, то официальная зарплата будет составлять в лучшем случае, 10-15 % всей доходной части семейного бюджета.
Впрочем, 50-60 тысяч вон, то есть примерно 15 долларов по рыночному курсу - это именно минимальный доход, необходимый для простого выживания. Большинства семей имеют существенно бОльшие доходы - особенно сейчас, когда экономическое положение КНДР ощутимо улучшилось (недоедают в Северной Корее многие, но голодают, в худшем случае, единицы). Кроме того, рост рыночной экономики привёл к имущественному расслоению, и «новые северокорейцы» (помните термин «новые русские»?) считают свои заработки в миллионах вон, то есть в сотнях и даже, временами, в тысячах долларов.