(no subject)
ДУНЬКА И ЧАН КАЙШИ
На праздничном собрании творческих работников отцу подарили котёнка.
Какая-то известная в прошлом балерина принесла с собой котёнка, осмотрела творческий состав центрального района, перебрала лица визуально, прикидывая - кому котёнок подойдёт, кто будет рад котёнку?
Там писатели были, Большой театр, цыгане из Ромен и художники с Союзмультфильма.
И по расчёту балерины выходило, что папа должен был обрадоваться котёнку.
Ну, отец и сунул тёплый комок за пазуху, под пиджак, а потом в гардеробе под пальто. Котёнок был ещё маленький и даже не проснулся от переезда.
А отец к таким случаям относился как фаталист - что Бог послал, то и бери, и спасибо говори.
Дома увидел, что взял кошку, тут же назвал Дунькой. Стала подрастать - оказалась шестицветной, таких на свете и флагов не бывает.
Мама держала с ней дистанцию, наверное, бормотала про себя - «Балерина… фу ты, ну ты…»
И Дунька маму вежливо обходила.
Молча лежала в зимние дни на батарее, распластавшись и свесив лапы.
И смотрела - что мама делает, пока отец на работе. Как картошку чистит, стирает бельё, подметает пылинки…
Входил вечером с улицы отец - и Дунька уже в общем коридоре занимала своё место на нём - влезала на плечи и свешивалась с шеи как живой воротник.
Всегда - и когда днём приходил пообедать и сидел за столом с ложкой.
И вечерами, когда ходил с Галочкой на Зуевский каток - тоже обвивала папу и грела его как меховой шестицветный воротник, на который падали снежинки.
Родился у Дуньки котёнок. И так долго не мог разлепить маленькие глаза, так беспомощно щурился на свет, качая мохнатой головкой - что отец в конце концов назвал его - Чан Кайши.
А отец сам - когда весело улыбался и щурил узенькие синие глаза, и покачивал головой из стороны в сторону, и приговаривал:
«Нынче праздник воскресенье,
Нам пампушек напекут,
И покажут, и помажут,
И покушать не дадут…»
- поддразнивая меня или Галочку - сам был похож на большую добродушную китайскую игрушку. С короткой щетиной на щеках, ещё не седой тогда.
…Рассказывать про Дуньку и про её наследника Чан Кайши мне начали ещё тогда, когда я не владел русским языком.
И когда стал что-то соображать, я считал, что я её всегда знал и прекрасно помню.
И более того - сам я смотрел на нашу девятиметровую комнату, на батарею и снежинки в окне - словно её умными глазами. И точно так же прислушивался к хлопку двери. И встречал в коридоре отца и тут же лез, страшась высоты, на своё законное место на отцовских плечах.
А с мамой отношения были другие, конечно.
Тут уж ни о какой балерине речи быть не могло.
Жили душа в душу.
11.12.20
На праздничном собрании творческих работников отцу подарили котёнка.
Какая-то известная в прошлом балерина принесла с собой котёнка, осмотрела творческий состав центрального района, перебрала лица визуально, прикидывая - кому котёнок подойдёт, кто будет рад котёнку?
Там писатели были, Большой театр, цыгане из Ромен и художники с Союзмультфильма.
И по расчёту балерины выходило, что папа должен был обрадоваться котёнку.
Ну, отец и сунул тёплый комок за пазуху, под пиджак, а потом в гардеробе под пальто. Котёнок был ещё маленький и даже не проснулся от переезда.
А отец к таким случаям относился как фаталист - что Бог послал, то и бери, и спасибо говори.
Дома увидел, что взял кошку, тут же назвал Дунькой. Стала подрастать - оказалась шестицветной, таких на свете и флагов не бывает.
Мама держала с ней дистанцию, наверное, бормотала про себя - «Балерина… фу ты, ну ты…»
И Дунька маму вежливо обходила.
Молча лежала в зимние дни на батарее, распластавшись и свесив лапы.
И смотрела - что мама делает, пока отец на работе. Как картошку чистит, стирает бельё, подметает пылинки…
Входил вечером с улицы отец - и Дунька уже в общем коридоре занимала своё место на нём - влезала на плечи и свешивалась с шеи как живой воротник.
Всегда - и когда днём приходил пообедать и сидел за столом с ложкой.
И вечерами, когда ходил с Галочкой на Зуевский каток - тоже обвивала папу и грела его как меховой шестицветный воротник, на который падали снежинки.
Родился у Дуньки котёнок. И так долго не мог разлепить маленькие глаза, так беспомощно щурился на свет, качая мохнатой головкой - что отец в конце концов назвал его - Чан Кайши.
А отец сам - когда весело улыбался и щурил узенькие синие глаза, и покачивал головой из стороны в сторону, и приговаривал:
«Нынче праздник воскресенье,
Нам пампушек напекут,
И покажут, и помажут,
И покушать не дадут…»
- поддразнивая меня или Галочку - сам был похож на большую добродушную китайскую игрушку. С короткой щетиной на щеках, ещё не седой тогда.
…Рассказывать про Дуньку и про её наследника Чан Кайши мне начали ещё тогда, когда я не владел русским языком.
И когда стал что-то соображать, я считал, что я её всегда знал и прекрасно помню.
И более того - сам я смотрел на нашу девятиметровую комнату, на батарею и снежинки в окне - словно её умными глазами. И точно так же прислушивался к хлопку двери. И встречал в коридоре отца и тут же лез, страшась высоты, на своё законное место на отцовских плечах.
А с мамой отношения были другие, конечно.
Тут уж ни о какой балерине речи быть не могло.
Жили душа в душу.
11.12.20