Мятеж на Эльсиноре
В детстве много читал Джека Лондона: у нас дома было собрание сочинений в сиреневом переплете (в 14, что ли, или в 15 томах: Яндекс дает противоречивые сведения). И вся эта ницшеанско-дарвинистская пурга о превосходстве белой расы очень бросалась в глаза. Кровожадный белый дикарь с шилом в попе, неудержимым стремлением убивать, преодолевать и господствовать, лишь слегка прикрытый налетом цивилизации, по неумолимому закону природы должен вытеснить в чем-то симпатичных, но менее витальных аборигенов Америки и Океании. При этом вступительная статья упоминала некий роман "Мятеж на Эльсиноре", который не вошел в собрание сочинений и, согласно составителю, был наполнен "расистскими бреднями". Возникал вопрос: какого же уровня должны были быть эти "бредни", чтобы их не включили в 14-томник, где расизм просто цветет и пахнет? И вот сейчас, наконец, решил лично выяснить, в чем там дело. Естественно, перевод романа был издан в начале 90-х (тогда у нас, помнится, и "Майн Кампф" издавали, не то что Лондона), а сейчас доступен в один клик.
Осилил с трудом: очень нудная книжка. Собственно мятеж в самом конце, а перед этим вступление глав этак на 30. Любовная линия, описание закатов, "идеи" и все такое. А финал, наоборот, сделан торопливо: читателю так и остается неизвестным, куда пропали первый и второй помощники, а также чем столько времени питались мятежники. Поубивали друг друга, как предполагает главный герой? Напрашивающаяся догадка, что матросы их засолили и ели, неверна: когда герой в лоб спрашивает мятежника, что они сделали с первым помощником, тот в изумлении спрашивает - а что вы сделали со вторым? Надо было бы хоть в эпилоге написать, как прошел суд над участниками мятежа, и как вот там-то и вскрылись все непонятные моменты. Но действие оборвано еще до прибытия в порт. Роман, кажется, неплохо подошел бы для экранизации: и в самом деле, по нему что-то такое сняли в 20-30-е годы.
Так вот, с расистскими бреднями все оказалось достаточно просто. Пока они применялись к аборигенам, это выглядело более-менее прилично. Как мне пытались объяснять в другом журнале: это, мол, просто такая феноменология, описание положения дел - что белые давят аборигенов. А в "Мятеже" Лондон их перенес на отношения между самими белыми. Мол, истинные белые - это только голубоглазые блондины, арии и викинги, а всякие темненькие (итальянцы, греки и т.д.) - это потомки побежденных народов, генетические рабы. Данная теория неоднократно излагается от лица главного героя, известного писателя (весь роман - это как бы его дневниковые записи). А ее истинность подтверждается хэппи-эндом, когда этот интеллигентный любитель философии, фактически вдвоем со своей любимой женщиной, загоняет быдло в стойло, убивая из ружья мятежников и подчиняя сторонников путем жестокого физического мордобоя.
Пруфы:
"Майор Вудрефф утверждает, что белокожие, голубоглазые арийцы, рожденные, чтобы повелевать и управлять, покидая свою неприветливую, туманную родину, действительно всегда повелевают и управляют миром и всегда погибают от слишком яркого света тропических стран. Гипотеза вполне допустимая, на которой стоит остановиться. Но вернемся к населению "Эльсиноры". Все мы, представители "юта", сидящие за одним столом на почетных местах - белокурые арийцы. На баке, за вычетом десяти процентов выродившихся блондинов, остальные девяносто процентов работающих на нас невольников - брюнеты. Они не погибнут. Если верить Вудреффу, они унаследуют землю не потому, что они обладают даром повелевать и управлять, а потому, что окраска их кожи помогает им противостоять разрушительному действию солнца. <...> Ну что ж, наша история - благородная история. Пусть мы обречены на вымирание, но в свое время мы попирали ногами все другие народы, давали им чувствовать нашу власть, принуждали их к повиновению и жили во дворцах, которые, по праву сильного, заставляли их строить для нас".
"Правда, этот человек [первый помощник] был истязатель и убийца, но он первый бросился навстречу опасности, подавая пример своим рабам, и он же спас двоих от смерти, ибо они, наверно, захлебнулись бы, если бы не он. Я почувствовал гордость, почти благоговение, глядя на него. Я был горд сознанием, что и у меня голубые глаза, как у него, что и у меня, как у него, белая кожа, что мое место на юте рядом с ним и с Самураем [так герой называет капитана], - почетное место одного из правящих, из господ. Я чуть не плакал от горделивого чувства, пробегавшего холодной дрожью по моей спине и в моем мозгу. Ну, а остальные - эти выродки и отверженцы, эти темнокожие полукровки, ублюдки, остатки давно покоренных рас, - могли ли они идти в счет? У меня не дрогнул ни один мускул, когда они погибали. О Господи! В течение десяти тысяч поколений и веков мы попирали их ногами, порабощали, заставляя творить нашу волю".
Осилил с трудом: очень нудная книжка. Собственно мятеж в самом конце, а перед этим вступление глав этак на 30. Любовная линия, описание закатов, "идеи" и все такое. А финал, наоборот, сделан торопливо: читателю так и остается неизвестным, куда пропали первый и второй помощники, а также чем столько времени питались мятежники. Поубивали друг друга, как предполагает главный герой? Напрашивающаяся догадка, что матросы их засолили и ели, неверна: когда герой в лоб спрашивает мятежника, что они сделали с первым помощником, тот в изумлении спрашивает - а что вы сделали со вторым? Надо было бы хоть в эпилоге написать, как прошел суд над участниками мятежа, и как вот там-то и вскрылись все непонятные моменты. Но действие оборвано еще до прибытия в порт. Роман, кажется, неплохо подошел бы для экранизации: и в самом деле, по нему что-то такое сняли в 20-30-е годы.
Так вот, с расистскими бреднями все оказалось достаточно просто. Пока они применялись к аборигенам, это выглядело более-менее прилично. Как мне пытались объяснять в другом журнале: это, мол, просто такая феноменология, описание положения дел - что белые давят аборигенов. А в "Мятеже" Лондон их перенес на отношения между самими белыми. Мол, истинные белые - это только голубоглазые блондины, арии и викинги, а всякие темненькие (итальянцы, греки и т.д.) - это потомки побежденных народов, генетические рабы. Данная теория неоднократно излагается от лица главного героя, известного писателя (весь роман - это как бы его дневниковые записи). А ее истинность подтверждается хэппи-эндом, когда этот интеллигентный любитель философии, фактически вдвоем со своей любимой женщиной, загоняет быдло в стойло, убивая из ружья мятежников и подчиняя сторонников путем жестокого физического мордобоя.
Пруфы:
"Майор Вудрефф утверждает, что белокожие, голубоглазые арийцы, рожденные, чтобы повелевать и управлять, покидая свою неприветливую, туманную родину, действительно всегда повелевают и управляют миром и всегда погибают от слишком яркого света тропических стран. Гипотеза вполне допустимая, на которой стоит остановиться. Но вернемся к населению "Эльсиноры". Все мы, представители "юта", сидящие за одним столом на почетных местах - белокурые арийцы. На баке, за вычетом десяти процентов выродившихся блондинов, остальные девяносто процентов работающих на нас невольников - брюнеты. Они не погибнут. Если верить Вудреффу, они унаследуют землю не потому, что они обладают даром повелевать и управлять, а потому, что окраска их кожи помогает им противостоять разрушительному действию солнца. <...> Ну что ж, наша история - благородная история. Пусть мы обречены на вымирание, но в свое время мы попирали ногами все другие народы, давали им чувствовать нашу власть, принуждали их к повиновению и жили во дворцах, которые, по праву сильного, заставляли их строить для нас".
"Правда, этот человек [первый помощник] был истязатель и убийца, но он первый бросился навстречу опасности, подавая пример своим рабам, и он же спас двоих от смерти, ибо они, наверно, захлебнулись бы, если бы не он. Я почувствовал гордость, почти благоговение, глядя на него. Я был горд сознанием, что и у меня голубые глаза, как у него, что и у меня, как у него, белая кожа, что мое место на юте рядом с ним и с Самураем [так герой называет капитана], - почетное место одного из правящих, из господ. Я чуть не плакал от горделивого чувства, пробегавшего холодной дрожью по моей спине и в моем мозгу. Ну, а остальные - эти выродки и отверженцы, эти темнокожие полукровки, ублюдки, остатки давно покоренных рас, - могли ли они идти в счет? У меня не дрогнул ни один мускул, когда они погибали. О Господи! В течение десяти тысяч поколений и веков мы попирали их ногами, порабощали, заставляя творить нашу волю".