Теория систематики и классическая концепция истины
Таково предварительное название статьи, которую я, кажется, начал-таки писать. Выкладываю первый фрагмент. Буду благодарен за любые замечания (в том числе: "Ничего не понятно!", "Бред!", "Фигня!" и т.п. :))
***
Классическая концепция истины определяет истину как соответствие идей вещам. Мы будем здесь обсуждать только философски значимый вопрос об истине знания, оставив за скобками специально-логическую тему ложных и истинных суждений. В применении к знанию, классическая концепция истины обнаруживает следующий, весьма существенный недостаток. Он состоит в отсутствии той позиции, с которой мы могли бы производить сравнение знания и предмета. Предмет "сам по себе", "существующий независимо от сознания" по определению есть то, что не дано нам, и что поэтому мы не можем ни с чем сравнивать. Знание же есть способ данности нам предмета, а не самостоятельная вещь, с которой предмет можно было бы сопоставить.
Иначе говоря, поскольку мы сами вовлечены в то отношение с предметом, которое называется знанием, у нас нет возможности произвести "независимую оценку" этого отношения. Таким образом, указанный недостаток классической концепции является частным случаем проблемы рефлексивного отношения (отношения с собой). Она была осознана еще античными авторами, о чем свидетельствует так называемый софизм Эвбулида или парадокс лжеца, который в своей наиболее логически совершенной форме выглядит так: "Некто говорит: "Я лгу", - и больше не говорит ничего. Сказал ли он ложь или правду?" В наше время, помимо логики и философии, эта проблема поднималась также в рамках математической теории множеств, где известен парадокс Рассела, демонстрирующий противоречивость понятия "множества всех множеств".
Очевидным способом преодоления этого недостатка является использование категории сознания. Сознавая, что знаем, мы относимся к своему отношению к предмету и, хотя "сравнение" знания и предмета остается невозможным, некоторая оценка знания уже может иметь место. Например, мы можем констатировать непосредственность знания, т.е. то обстоятельство, что мы знаем именно сам предмет, а не его "образ". Оценка знания с точки зрения истинности также возможна, но истинным знанием теперь будет считаться не то, которое "соответствует" предмету, а то, которое осознано. Понятно, что когда я не просто знаю, что яблоко красное, но и сознаю, что знаю (не воображаю, не предполагаю, а именно знаю), что это знание получено посредством чувства, а именно зрения, которое, как известно, может обманывать и т.д., - то в этом случае знание является "лучше обоснованным" или "более истинным", даже если никакого сопоставления моего представления с реальным яблоком и не предполагается.
Сознание, далее, не должно пониматься как "знание знания", иначе вместо решения проблемы рефлексивного отношения мы получим регресс в бесконечность. Да и в самом деле, сознательными являются все наши действия, а не только знание: мы сознательно идем, пишем, читаем, подметаем пол, что не означает, будто мы одновременно смотрим на себя со стороны, зная себя идущими, пишущими и т.д. Сознание - это не знание, а скорее воспроизводство отношения к предмету. Сознательно подметая пол, я воспроизвожу деятельность подметания, являюсь ее причиной, в отличие от рефлекторной реакции, когда причиной является внешний стимул. Сознавая, что знаю, я говорю, например: "Яблоко красное", - воспроизводя таким образом свое знание в речи (в том числе, внутренней речи). Отсюда ясно, что разнообразные исследования "субъективного компонента в нашем познании", т.е. знание о знании, являются не способом решения проблемы истины, а разве что побочным результатом этого решения. Проблема истины может и должна быть решаема в пределах каждого конкретного научного исследования, и она решается тогда, когда исследователь делает рефлексивное усилие по осознанию своих предпосылок, допущений и способов интерпретации данных.
***
Классическая концепция истины определяет истину как соответствие идей вещам. Мы будем здесь обсуждать только философски значимый вопрос об истине знания, оставив за скобками специально-логическую тему ложных и истинных суждений. В применении к знанию, классическая концепция истины обнаруживает следующий, весьма существенный недостаток. Он состоит в отсутствии той позиции, с которой мы могли бы производить сравнение знания и предмета. Предмет "сам по себе", "существующий независимо от сознания" по определению есть то, что не дано нам, и что поэтому мы не можем ни с чем сравнивать. Знание же есть способ данности нам предмета, а не самостоятельная вещь, с которой предмет можно было бы сопоставить.
Иначе говоря, поскольку мы сами вовлечены в то отношение с предметом, которое называется знанием, у нас нет возможности произвести "независимую оценку" этого отношения. Таким образом, указанный недостаток классической концепции является частным случаем проблемы рефлексивного отношения (отношения с собой). Она была осознана еще античными авторами, о чем свидетельствует так называемый софизм Эвбулида или парадокс лжеца, который в своей наиболее логически совершенной форме выглядит так: "Некто говорит: "Я лгу", - и больше не говорит ничего. Сказал ли он ложь или правду?" В наше время, помимо логики и философии, эта проблема поднималась также в рамках математической теории множеств, где известен парадокс Рассела, демонстрирующий противоречивость понятия "множества всех множеств".
Очевидным способом преодоления этого недостатка является использование категории сознания. Сознавая, что знаем, мы относимся к своему отношению к предмету и, хотя "сравнение" знания и предмета остается невозможным, некоторая оценка знания уже может иметь место. Например, мы можем констатировать непосредственность знания, т.е. то обстоятельство, что мы знаем именно сам предмет, а не его "образ". Оценка знания с точки зрения истинности также возможна, но истинным знанием теперь будет считаться не то, которое "соответствует" предмету, а то, которое осознано. Понятно, что когда я не просто знаю, что яблоко красное, но и сознаю, что знаю (не воображаю, не предполагаю, а именно знаю), что это знание получено посредством чувства, а именно зрения, которое, как известно, может обманывать и т.д., - то в этом случае знание является "лучше обоснованным" или "более истинным", даже если никакого сопоставления моего представления с реальным яблоком и не предполагается.
Сознание, далее, не должно пониматься как "знание знания", иначе вместо решения проблемы рефлексивного отношения мы получим регресс в бесконечность. Да и в самом деле, сознательными являются все наши действия, а не только знание: мы сознательно идем, пишем, читаем, подметаем пол, что не означает, будто мы одновременно смотрим на себя со стороны, зная себя идущими, пишущими и т.д. Сознание - это не знание, а скорее воспроизводство отношения к предмету. Сознательно подметая пол, я воспроизвожу деятельность подметания, являюсь ее причиной, в отличие от рефлекторной реакции, когда причиной является внешний стимул. Сознавая, что знаю, я говорю, например: "Яблоко красное", - воспроизводя таким образом свое знание в речи (в том числе, внутренней речи). Отсюда ясно, что разнообразные исследования "субъективного компонента в нашем познании", т.е. знание о знании, являются не способом решения проблемы истины, а разве что побочным результатом этого решения. Проблема истины может и должна быть решаема в пределах каждого конкретного научного исследования, и она решается тогда, когда исследователь делает рефлексивное усилие по осознанию своих предпосылок, допущений и способов интерпретации данных.