Было совсем не больно.
Ко очнулась от наркоза. Сон, который ей снился, лежал рядом, спал.
Сны снились ей часто. Но никогда - по реальным сценариям. Почти никогда. Или через слишком большой промежуток времени. Так было всегда. В детстве, уже очень сильно спустя после экзаменов, снилось, что она опоздала, проспала, не в тот класс зашла. Из подсознания выползали нереальные страхи, никогда не существовавшие в жизни. Опозданий Ко не боялась никогда. Поэтому и опаздывала, если было нужно.
Сны таким образом переносили ее в нереальность, туда, что не существует. И тем беспечнее относилась она к страшным снам, снам-трагедиям, безвыходным снам. Когда они заканчивались, заканчивалась и безысходность.
Теперешний сон был реален. Ко снилось именно то, что существовало в ее реальной жизни. Реальность же была ей не понятна ее к ней отношением. Не пугала, не страшила, не вводила в стопор. Ко не понимала, что она испытывала к реальности.
Реальность эта была другая плоскость, иное измерение, зазеркалье, потустороннее. Поэтому и чувства были не из трехмерного пространства.
У этой реальности был удивительный цвет глаз. У людей такого цвета глаз не бывает. Такого синего-синего. Не то небо в них, не то море. А может, бездна. Да, скорее она. Заключенная в монгольский вырез, синева эта ужасала. Нереальная красота в нереальном уродстве.
Сердце у реальности билось как-то не так. Поэтому торчали кислородные провода. Ждали огня, жаждали взрыва. От бесполезности. Кислород не спасал, только открывал глаза на происходящее.
Реальность была как и Ко, тоже девочкой. Одна плоть. Одна.
Значит, было что-то в Ко такого, что породило уродство. Думала Ко волосами, костями, кожей.
Прикасалась. Теплая. Узнавала ее, плакать не прекращала, но всхлипывала по-другому.
Совсем не задавались вопросы «Что делать?» и «Что же теперь?» Эти были тоже из другого измерения. Уже ненужные. Вопросов не было в принципе.
Они засыпали поутру, просыпались к полудню. Щурились обе, одна от света, другая от природы. Делили еду и питье между собой. Поровну. Одна ела, другая - только пила. Только воду. И снова засыпали.
Теперь сны были космические. Как компенсация жизни. Без начала, без конца, все конусовидные.
Во сне Ко ела. Много, как в детстве. Какое-то сдобное тесто, крем, снова тесто. Оно проглатывалось само собой, жевать не надо. Просыпалась Ко сытая. Поправилась даже. На мучном-то.
И музыки было много. Если бы не она…