Маршал Пилсудский
Ярослав Шимов
Самая известная деталь его внешности - пышные усы - появилась по причине довольно грустной: их обладатель стремился закрыть недостаток передних зубов, выбитых солдатским прикладом во время бунта заключенных в сибирской пересыльной тюрьме. В каком-то смысле этот эпизод можно считать отправной точкой взаимоотношений Юзефа Пилсудского с российским государством - в его как царской, так и большевистской инкарнации: они стремились побольнее дать друг другу по зубам.
Социалист, ставший националистом: "Я ехал в красном трамвае социализма, но вышел из него на остановке "Независимость", - такую фразу приписывают Пилсудскому в этой связи. Националист, который стремился превратить Польшу в союз народов и враждовал с антисемитами. Штатский, ставший маршалом. Основатель республики - так называемой "Второй Речи Посполитой", - позднее совершивший военный переворот против ее руководства. Диктатор, позволявший ругать себя в оппозиционной прессе и с трибуны Сейма. Антикоммунист, который в разгар Гражданской войны в России не договорился с генералом Деникиным о совместных действиях против большевиков, а ведь тогда, в 1919 году, у таких действий имелись все шансы на успех. В общем, не политик, а клубок противоречий.
Для поляков Пилсудский важен как символ борьбы за свободу и независимость, причем борьбы успешной, что в истории Польши случалось не так уж часто. Для соседей Польши это фигура более проблематичная. Украинцы и белорусы вспоминают о жесткой национальной политике "позднего" Пилсудского, одной из причин последующих проблем и трагедий в отношениях этих народов с поляками. Литовцы - об оккупации Виленского края, родины самого маршала, которая была отторгнута от Литвы в течение всего межвоенного периода. В России любят указывать на гибель тысяч красноармейцев, попавших в польский плен в ходе войны 1920 года. И это тоже правда, хотя становится не по себе, когда эту трагедию на полном серьезе ставят на одну доску с Катынью.
Не миндальничал Пилсудский и с самими поляками. Разочаровавшись в несовершенной польской демократии, в мае 1926 года он поднял верные ему части против тогдашнего правительства и президента - и натолкнулся на неожиданно упорное сопротивление. Выяснилось, что даже военные, которых маршал считал преданными ему до гроба, расколоты, и многие из них оказались готовы умирать на улицах Варшавы - не за непопулярное правительство, а за присягу, Конституцию, принцип. Для Пилсудского это был неприятный и тяжелый урок. Возможно, поэтому после переворота он не принял от сломленного Сейма президентский пост. Режимом, получившим название Sanacja - "оздоровление", так как он был призван излечить Польшу от коррупции и неустроенности, усатый маршал руководил как бы из-за кулис. Примерно то же пытается сейчас делать лидер правящей в Польше партии "Право и справедливость" Ярослав Качиньский. Получается менее убедительно.
Пару раз, недолго, Пилсудский побыл премьер-министром, постоянно же сохранял за собой лишь должности, связанные с армией: военного министра и генерального инспектора вооруженных сил. К своим соратникам, в основном людям из военной среды (поэтому их называли "полковниками"), диктатор относился покровительственно. Но, как и большинство авторитарных лидеров, он не терпел конкуренции и достойного преемника себе не вырастил. Противников же преследовал довольно сурово: лагерь для политзаключенных в Березе-Картузской (ныне Брестская область Белоруссии), конечно, не сопоставим с Колымой или Бухенвальдом, но для его обитателей он был местом крайне неприятным, изощренное насилие там было в порядке вещей. Прошли через "Картуз-Березу", по данным польских историков, не более 3-5 тысяч человек. Немного, если опять же сравнивать с нацистским и большевистским террором, но не так уж и мало.
Пожалуй, этот механизм полудиктатуры, авторитаризма, сохранявшего и кое-какую оппозицию, и частичную, но все время сужавшуюся свободу прессы, и формальную многопартийность, но с разного рода "волшебствами" на выборах, роднит "санацию" Пилсудского со многими нынешними постсоветскими режимами, в том числе с российским. Отличие же - в личной честности и безусловном патриотизме как самого маршала, так и большинства его соратников.
Пилсудский считал, что главная угроза его стране исходит с востока, но договоры о ненападении Польша при нем заключила с обоими опасными соседями: с СССР - в 1932-м, с Германией - в январе 1934-го, за год с небольшим до смерти.
Впрочем, соглашения эти оказались клочками бумаги: с режимами, для которых право силы заведомо предпочтительнее силы права, договариваться бессмысленно. Пилсудский понимал это и пытался укрепить как собственную армию, так и союз Польши с западными державами. Но Британия и Франция предпочли сугубо оборонительную стратегию - историки не без оснований говорят об "умиротворении агрессора". А политика самой Польши в отношении более слабых соседей вроде Литвы или Чехословакии привела к тому, что в решающий момент "Вторая Речь Посполитая", как и Первая, оказалась лицом к лицу с врагами - и без всякой надежды. Самому маршалу повезло: он умер за 4 года до того, как нацисты и большевики расчленили восстановленную им страну.
"Санация" провалилась, но Пилсудский в сознании поляков остался - как символ, как образ, как легенда. Создатель режима оказался крупнее своего творения. Возможно, потому что режим и страна - не одно и то же, а Пилсудский, лидер со множеством достоинств и едва ли не бóльшим числом недостатков, служил своей стране, а не пытался поставить ее себе на службу.
История Пилсудского - напоминание о том, что национализм вплоть до нацизма и диктатура вплотьдо тоталитаризма вместе со склонностью к очень широкому применению насилия, в том числе и к своим политическим противникам были свойствены не только Германии и не только Сталину - этими симптомами болела вся Восточная и центральная Европа, кроме разве что Скандинавии... Хотя Маннергейм - в общем-то из той же колоды. Разумеется у каждой страны и каждого лидера были свои личные особенности и свои национальные особенности.
Мне кажется, что их всех следует рассматривать в свете вот этих общих черт. В том числе и таких персонажей как Бандера, Шухевич или Коновалец.
При этом стремление поляков или русскихв выглядеть д"Артаньянами на фоне истории выглядят мягко говоря странно - за ними числится свое. А у русских так даже и намного-намного больше, чем у Бандеры.
Это моя личная точка зрения