Марабу в советской мультипликации
Бестиарий советской мультипликации требует тщательного изучения. Я не специалист и не знаю, есть ли какие-то научные работы (буду благодарен за указания на них).
Сейчас я хочу поговорить об одном образе, который меня удивлял с детства. Это образ марабу.
Вначале все же несколько общих замечаний.
Советский мультипликационный бестиарий довольно экзотичен. Нужно отметить его перекличку с бестиарием русских анекдотов о животных (именно XX века). Полагаю, что этот последний формировался под влиянием первого. В среднестатистическом русском анекдотическом лесу есть, помимо вполне уместных медведя, зайца, волка, белки, и слон, и жираф, и бегемот. Подобные вольности в литературе практиковал еще Крылов (конечно, под влиянием Лафонтена). Но прямым источником, первым примером такого художественно-биологического разнообразия, несвойственного нашим широтам, следует считать сказки Корнея Чуковского, которые неоднократно экранизировались в мультипликации.
Эксперимент Чуковского, населившего российское культурно-географическое пространство крокодилами и бегемотами, конечно, не мог понравиться педагогам 20-х - 30-х годов, опиравшимся на абсурдные постулаты Крупской о вреде фантазии. Травля Чуковского, связанная с новаторством его сказок, описана в его книге «От двух до пяти» (глава «Борьба за сказку») - и это при том, что сам Чуковский подчеркивал: принципиального новаторства в его текстах нет, они во многом опираются на фольклорную традицию и на навыки детской речи и детского стихосложения. Но смелым новшеством был именно эксперимент по деэкзотизации и, можно сказать, социализации в рамках мира произведений тех животных, чьи образы были ранее чужды русской культуре. Бегемоты и слоны в массовом сознании воспринимались как редкая потеха и, конечно, как существа чужеродные, даже страшные (вспомним, что Бегемот в библейском контексте - загадочное чудище, наравне с Левиафаном). Сходным образом они понимались и в литературе. Даже в знаменитом «Слоне» Куприна слон воспринимается остраненно: оттого-то девочка и выздоравливает, что случается чудо - пришел слон. Чуковский словно отомкнул двери зоосада (важный локус в его творчестве) и выпустил животных на волю. Этот бунт (описанный в «Крокодиле») и его последующее усмирение были приняты детьми с восторгом.
Несмотря на все педагогические протесты, в советской детской культуре прочно закрепились новые образы (фундаментом для них послужили и зоопарк, и цирк). Очень важно и то, что за образами были застолблены, пусть весьма условно, и антропоморфность, и человеческое поведение, и социальные роли. В советской мультипликации, особенно в поздней - возьмем «Ну, погоди!», - лев всегда суровый властный буян, бегемот - дачник или прораб (одно другому, кстати, не мешает) - подобно тому, как свинья - тупая домохозяйка и пляжница (ах, эти гениальные три ряда лифчиков), медведи - милиционеры, и так далее. Об изменении образов волка и зайца нужно говорить отдельно.
Более ранние советские мультфильмы развивали иногда концепцию противоборства; взять мультфильм «Слон и муравей», где муравей, если не ошибаюсь, при помощи медведя одолел жадного и злого слона («Был наказан слон спесивый за свое бахвальство силой!»). В этой идее соперничества совершенно разных животных есть что-то римское, травля в амфитеатрах.
Как бы то ни было, в мультипликации сложился определенный канон, и его источники можно установить. Но вот тут возникает аист марабу.
Откуда он взялся? В русской словесности и визуальной культуре он никогда не присутствовал, разве что упоминается в словаре Даля в двух значениях:
«МАРАБУ м. несклон. или марабут, склон. сенегальская птица из рода аистов, в пушистых, курчавых перьях, которые в женских нарядах носят то же названье».
Едва ли дамы, носившие перья марабу, представляли себе, как эта птица выглядит. А на вид марабу - не сказать, чтобы красавец: черно-белый, с грязными наростами на большом клюве и лапах, с несуразным пухом на розовой голове, с розовым, совершенно неприличным зобом. Производит впечатление неухоженного старика со слезящимися глазами. И питается всякой дрянью: падалью, отбросами. Вот, не угодно ли, из Википедии: «Своим мощным клювом марабу дробят крупные кости, более мелкие проглатывают целиком. Именно из-за того, что марабу приходится рыться в гниющем мясе, оперение на голове и шее у него практически полностью отсутствует. В противном случае, в перьях головы и шеи быстро размножились бы болезнетворные бактерии». В общем, не шарман.
картинка отсюда
Интересно, какая же роль могла быть предназначена подобному существу в советской анимации? Асоциального элемента, бездомного, пьяницы? В мультфильмах в ту пору такие персонажи не появлялись. Однако марабу в них есть. Самый ранний из известных мне советских мультфильмов с участием марабу - «Волшебная флейта» (к опере Моцарта не имеет никакого отношения) - относится к 1930-м годам. И наш африканский аист играет в нем неожиданную роль: он... учитель музыки.
Итак, падальщик превращается в интеллигента. Для такого превращения понадобилось значительно облагородить его облик. Никакого отвратительного зоба и слезящихся глаз. Черно-белое оперение становится фраком и манишкой, на нос водружаются очки. Учитель Марабу «строг, но справедлив». В начале урока он демонстрирует ученикам лесной музыкальной школы волшебную флейту, заявляя, что только настоящий музыкант сумеет на ней сыграть. Хулиган и двоечник львенок решает выкрасть флейту, но не может извлечь из нее ни звука. В озлоблении он классически подкладывает флейту в парту отличника, медвежонка Миши, и сам же показывает на Мишу, когда Марабу грозно спрашивает, кто взял инструмент. Наказание неминуемо, но вдруг из пианино выскакивает подруга Миши, Мартыша - в пианино она спряталась от бесчинств львенка. Она, конечно, все видела, разоблачила настоящего преступника. Львенок изгнан из школы, в суматохе Миша берет флейту и играет на ней чудесную мелодию. Марабу дарит флейту Мише.
Все это можно было бы счесть единовременной причудой мультипликаторов, но вот перед нами другой мультфильм - цветной «Квартет», по мотивам басни Крылова. Он создан в конце сороковых или начале пятидесятых. Вначале действие развивается по крыловскому сюжету, обличитель-соловей хорошо поставленным оперным голосом пропевает проказнице мартышке, ослу, козлу и косолапому мишке: «А вы, друзья, как ни садитесь, все в музыканты не годитесь». Но Крылов благоразумно ставит здесь точку, а мультипликаторы идут дальше. Вняв соображению «Чтоб музыкантом быть, тут надобно уменье», звери отправляются в лесную консерваторию, и там их ожидает - кто же? Правильно, профессор Марабу. Все те же очки, фрак и строгий взгляд. Впрочем, музыкальная премудрость в мультфильме исчерпывается тем, что профессор учит зверей до-мажорной гамме, и вот они уже, получив дипломы, играют удалую песню, и сам соловей, забыв свой снобизм, подключается к джем-сейшну. Гора пускается в пляс и внезапно поворачивается, обнаруживая, что она никакая не гора, а простая русская женщина с румяным лицом и звонким бубном в руках. Спасибо, профессор Марабу!
Таким образом, налицо если не традиция, то, по крайней мере, прием, связанный с системой персонажей.
В мультфильме по сказке Милоша Мацоурека «Про бегемота, который боялся прививок» (эта вечная сволочная тема) Марабу - друг трусливого бегемота. Мультфильм снят в 1966 году. Марабу здесь уже не учитель музыки, но, тем не менее, вполне интеллигентен и просвещен: понимает, что прививок бояться не надо, и считает своим долгом обезопасить друга от желтухи. Облик Марабу опять благообразен: опрятный вид, артистический беретик (такие еще рисовали дятлам).
Почему же трупоед марабу становится в советской мультипликации положительным героем? Почему он превращается в интеллигента? Думается, не стоит здесь говорить о какой-то идеологической неприязни к интеллигенции: в конце концов, на «Союзмультфильме» работали талантливые, интеллигентные люди. Да и в образе Марабу нет никакой иронии или сатиры. Я прихожу к выводу, что все «неприятные» качества реального марабу вообще не принимались в расчет. Но остается вопрос: почему все-таки выбрано именно это животное?
Ответ можно поискать в «птичьих» коннотациях. В фольклоре, литературе, наконец, в той же анимации многие птицы считались «умными», и им принадлежала роль «умного героя»: сова, птица-секретарь. Аист - птица, в человеческой культуре обладающая мощным символическим ореолом. Египтяне отождествляли аиста с душой (ба), славяне - с наступающей весной; аист всегда ассоциируется с супружеской верностью; конечно, нельзя не вспомнить и детский миф о том, что аист приносит детей - миф, многократно обыгранный в популярной культуре, в том числе и в западной мультипликации. Итак, коннотации - сплошь положительные. Но выбор именно аиста марабу это все еще не объясняет.
Упоминаний марабу в детской литературе лично я почти не встречал. В одной из сказок Туве Янссон о муми-троллях («Маленькие тролли, или большое наводнение») есть Господин Марабу - ученая птица, потерявшая очки. Не думаю, что сказка Туве Янссон могла повлиять на советских мультипликаторов - тем более что вышла позже «Волшебной флейты». Единственное, о чем здесь можно говорить - это то, что для Финляндии марабу такая же экзотика, как для России, поэтому в глазах финского читателя он подходит для роли заморского умного чудака (см. ниже upd1).
картинка отсюда
Остается также предположение, что марабу был выбран мультипликаторами случайно, и ему удалось прижиться в традиции. Это предположение меня, конечно, не устраивает.
Поэтому я буду признателен за любые предположения и уточнения. Также, если у кого-то есть скриншоты из мультфильмов с участием марабу - с удовольствием помещу их сюда.
upd1. pervosled пишет мне о марабу: «он иностранец, из очень далёкой экзотической страны».
Экзотическое происхождение марабу может служить не мотивом для самого выбора животного, а скорее мотивом для роли в мультфильме: «учитель-иностранец». «Слегка за шалости бранил и в Летний сад гулять водил» - впрочем, у меня Марабу ассоциируется почему-то с учителем-немцем, а не французом. Такой строгий, некрасивый, но в сущности, добродушный.
upd2. noctu_vigilus подсказывает, что есть рассказ Марины Москвиной «Как поет марабу» и рассказ Виктора Драгунского «О чем думает марабу». Он же сообщает, что статья о советских литературных бестиариях есть в «Детском сборнике» (М.: ОГИ, 2003). Я, честно сказать, не помню там такой статьи, нужно посмотреть.
upd3. Коллективными усилиями вспомнили также роман Ирвина Уэлша «Кошмары аиста марабу», пьесу Андрея Зинчука «Зеленый марабу», песню группы «Алиса» «Марабу» и песню группы «Секрет» «Сара Барабу». Склонен думать, что к советской мультипликации все это отношения не имеет.
upd4. После вынесения на обсуждение в ru_mults :
alexander_pavl : «Вы сами заметили, что облик марабу отчасти напоминает дятла в беретике. „Дятел“ на интеллигенском жаргоне 40-50-х означал стукача, поэтому дятла как такового интеллигентные мультипликаторы избегали рисовать (неинтеллигентные рисовали спокойно). Но при этом дятел - символический идеальный учитель музыки (сам не поёт, но стучит, как метроном). Так что марабу вполне можно счесть заместителем положительных функций дятла».
Сейчас я хочу поговорить об одном образе, который меня удивлял с детства. Это образ марабу.
Вначале все же несколько общих замечаний.
Советский мультипликационный бестиарий довольно экзотичен. Нужно отметить его перекличку с бестиарием русских анекдотов о животных (именно XX века). Полагаю, что этот последний формировался под влиянием первого. В среднестатистическом русском анекдотическом лесу есть, помимо вполне уместных медведя, зайца, волка, белки, и слон, и жираф, и бегемот. Подобные вольности в литературе практиковал еще Крылов (конечно, под влиянием Лафонтена). Но прямым источником, первым примером такого художественно-биологического разнообразия, несвойственного нашим широтам, следует считать сказки Корнея Чуковского, которые неоднократно экранизировались в мультипликации.
Эксперимент Чуковского, населившего российское культурно-географическое пространство крокодилами и бегемотами, конечно, не мог понравиться педагогам 20-х - 30-х годов, опиравшимся на абсурдные постулаты Крупской о вреде фантазии. Травля Чуковского, связанная с новаторством его сказок, описана в его книге «От двух до пяти» (глава «Борьба за сказку») - и это при том, что сам Чуковский подчеркивал: принципиального новаторства в его текстах нет, они во многом опираются на фольклорную традицию и на навыки детской речи и детского стихосложения. Но смелым новшеством был именно эксперимент по деэкзотизации и, можно сказать, социализации в рамках мира произведений тех животных, чьи образы были ранее чужды русской культуре. Бегемоты и слоны в массовом сознании воспринимались как редкая потеха и, конечно, как существа чужеродные, даже страшные (вспомним, что Бегемот в библейском контексте - загадочное чудище, наравне с Левиафаном). Сходным образом они понимались и в литературе. Даже в знаменитом «Слоне» Куприна слон воспринимается остраненно: оттого-то девочка и выздоравливает, что случается чудо - пришел слон. Чуковский словно отомкнул двери зоосада (важный локус в его творчестве) и выпустил животных на волю. Этот бунт (описанный в «Крокодиле») и его последующее усмирение были приняты детьми с восторгом.
Несмотря на все педагогические протесты, в советской детской культуре прочно закрепились новые образы (фундаментом для них послужили и зоопарк, и цирк). Очень важно и то, что за образами были застолблены, пусть весьма условно, и антропоморфность, и человеческое поведение, и социальные роли. В советской мультипликации, особенно в поздней - возьмем «Ну, погоди!», - лев всегда суровый властный буян, бегемот - дачник или прораб (одно другому, кстати, не мешает) - подобно тому, как свинья - тупая домохозяйка и пляжница (ах, эти гениальные три ряда лифчиков), медведи - милиционеры, и так далее. Об изменении образов волка и зайца нужно говорить отдельно.
Более ранние советские мультфильмы развивали иногда концепцию противоборства; взять мультфильм «Слон и муравей», где муравей, если не ошибаюсь, при помощи медведя одолел жадного и злого слона («Был наказан слон спесивый за свое бахвальство силой!»). В этой идее соперничества совершенно разных животных есть что-то римское, травля в амфитеатрах.
Как бы то ни было, в мультипликации сложился определенный канон, и его источники можно установить. Но вот тут возникает аист марабу.
Откуда он взялся? В русской словесности и визуальной культуре он никогда не присутствовал, разве что упоминается в словаре Даля в двух значениях:
«МАРАБУ м. несклон. или марабут, склон. сенегальская птица из рода аистов, в пушистых, курчавых перьях, которые в женских нарядах носят то же названье».
Едва ли дамы, носившие перья марабу, представляли себе, как эта птица выглядит. А на вид марабу - не сказать, чтобы красавец: черно-белый, с грязными наростами на большом клюве и лапах, с несуразным пухом на розовой голове, с розовым, совершенно неприличным зобом. Производит впечатление неухоженного старика со слезящимися глазами. И питается всякой дрянью: падалью, отбросами. Вот, не угодно ли, из Википедии: «Своим мощным клювом марабу дробят крупные кости, более мелкие проглатывают целиком. Именно из-за того, что марабу приходится рыться в гниющем мясе, оперение на голове и шее у него практически полностью отсутствует. В противном случае, в перьях головы и шеи быстро размножились бы болезнетворные бактерии». В общем, не шарман.
картинка отсюда
Интересно, какая же роль могла быть предназначена подобному существу в советской анимации? Асоциального элемента, бездомного, пьяницы? В мультфильмах в ту пору такие персонажи не появлялись. Однако марабу в них есть. Самый ранний из известных мне советских мультфильмов с участием марабу - «Волшебная флейта» (к опере Моцарта не имеет никакого отношения) - относится к 1930-м годам. И наш африканский аист играет в нем неожиданную роль: он... учитель музыки.
Итак, падальщик превращается в интеллигента. Для такого превращения понадобилось значительно облагородить его облик. Никакого отвратительного зоба и слезящихся глаз. Черно-белое оперение становится фраком и манишкой, на нос водружаются очки. Учитель Марабу «строг, но справедлив». В начале урока он демонстрирует ученикам лесной музыкальной школы волшебную флейту, заявляя, что только настоящий музыкант сумеет на ней сыграть. Хулиган и двоечник львенок решает выкрасть флейту, но не может извлечь из нее ни звука. В озлоблении он классически подкладывает флейту в парту отличника, медвежонка Миши, и сам же показывает на Мишу, когда Марабу грозно спрашивает, кто взял инструмент. Наказание неминуемо, но вдруг из пианино выскакивает подруга Миши, Мартыша - в пианино она спряталась от бесчинств львенка. Она, конечно, все видела, разоблачила настоящего преступника. Львенок изгнан из школы, в суматохе Миша берет флейту и играет на ней чудесную мелодию. Марабу дарит флейту Мише.
Все это можно было бы счесть единовременной причудой мультипликаторов, но вот перед нами другой мультфильм - цветной «Квартет», по мотивам басни Крылова. Он создан в конце сороковых или начале пятидесятых. Вначале действие развивается по крыловскому сюжету, обличитель-соловей хорошо поставленным оперным голосом пропевает проказнице мартышке, ослу, козлу и косолапому мишке: «А вы, друзья, как ни садитесь, все в музыканты не годитесь». Но Крылов благоразумно ставит здесь точку, а мультипликаторы идут дальше. Вняв соображению «Чтоб музыкантом быть, тут надобно уменье», звери отправляются в лесную консерваторию, и там их ожидает - кто же? Правильно, профессор Марабу. Все те же очки, фрак и строгий взгляд. Впрочем, музыкальная премудрость в мультфильме исчерпывается тем, что профессор учит зверей до-мажорной гамме, и вот они уже, получив дипломы, играют удалую песню, и сам соловей, забыв свой снобизм, подключается к джем-сейшну. Гора пускается в пляс и внезапно поворачивается, обнаруживая, что она никакая не гора, а простая русская женщина с румяным лицом и звонким бубном в руках. Спасибо, профессор Марабу!
Таким образом, налицо если не традиция, то, по крайней мере, прием, связанный с системой персонажей.
В мультфильме по сказке Милоша Мацоурека «Про бегемота, который боялся прививок» (эта вечная сволочная тема) Марабу - друг трусливого бегемота. Мультфильм снят в 1966 году. Марабу здесь уже не учитель музыки, но, тем не менее, вполне интеллигентен и просвещен: понимает, что прививок бояться не надо, и считает своим долгом обезопасить друга от желтухи. Облик Марабу опять благообразен: опрятный вид, артистический беретик (такие еще рисовали дятлам).
Почему же трупоед марабу становится в советской мультипликации положительным героем? Почему он превращается в интеллигента? Думается, не стоит здесь говорить о какой-то идеологической неприязни к интеллигенции: в конце концов, на «Союзмультфильме» работали талантливые, интеллигентные люди. Да и в образе Марабу нет никакой иронии или сатиры. Я прихожу к выводу, что все «неприятные» качества реального марабу вообще не принимались в расчет. Но остается вопрос: почему все-таки выбрано именно это животное?
Ответ можно поискать в «птичьих» коннотациях. В фольклоре, литературе, наконец, в той же анимации многие птицы считались «умными», и им принадлежала роль «умного героя»: сова, птица-секретарь. Аист - птица, в человеческой культуре обладающая мощным символическим ореолом. Египтяне отождествляли аиста с душой (ба), славяне - с наступающей весной; аист всегда ассоциируется с супружеской верностью; конечно, нельзя не вспомнить и детский миф о том, что аист приносит детей - миф, многократно обыгранный в популярной культуре, в том числе и в западной мультипликации. Итак, коннотации - сплошь положительные. Но выбор именно аиста марабу это все еще не объясняет.
Упоминаний марабу в детской литературе лично я почти не встречал. В одной из сказок Туве Янссон о муми-троллях («Маленькие тролли, или большое наводнение») есть Господин Марабу - ученая птица, потерявшая очки. Не думаю, что сказка Туве Янссон могла повлиять на советских мультипликаторов - тем более что вышла позже «Волшебной флейты». Единственное, о чем здесь можно говорить - это то, что для Финляндии марабу такая же экзотика, как для России, поэтому в глазах финского читателя он подходит для роли заморского умного чудака (см. ниже upd1).
картинка отсюда
Остается также предположение, что марабу был выбран мультипликаторами случайно, и ему удалось прижиться в традиции. Это предположение меня, конечно, не устраивает.
Поэтому я буду признателен за любые предположения и уточнения. Также, если у кого-то есть скриншоты из мультфильмов с участием марабу - с удовольствием помещу их сюда.
upd1. pervosled пишет мне о марабу: «он иностранец, из очень далёкой экзотической страны».
Экзотическое происхождение марабу может служить не мотивом для самого выбора животного, а скорее мотивом для роли в мультфильме: «учитель-иностранец». «Слегка за шалости бранил и в Летний сад гулять водил» - впрочем, у меня Марабу ассоциируется почему-то с учителем-немцем, а не французом. Такой строгий, некрасивый, но в сущности, добродушный.
upd2. noctu_vigilus подсказывает, что есть рассказ Марины Москвиной «Как поет марабу» и рассказ Виктора Драгунского «О чем думает марабу». Он же сообщает, что статья о советских литературных бестиариях есть в «Детском сборнике» (М.: ОГИ, 2003). Я, честно сказать, не помню там такой статьи, нужно посмотреть.
upd3. Коллективными усилиями вспомнили также роман Ирвина Уэлша «Кошмары аиста марабу», пьесу Андрея Зинчука «Зеленый марабу», песню группы «Алиса» «Марабу» и песню группы «Секрет» «Сара Барабу». Склонен думать, что к советской мультипликации все это отношения не имеет.
upd4. После вынесения на обсуждение в ru_mults :
alexander_pavl : «Вы сами заметили, что облик марабу отчасти напоминает дятла в беретике. „Дятел“ на интеллигенском жаргоне 40-50-х означал стукача, поэтому дятла как такового интеллигентные мультипликаторы избегали рисовать (неинтеллигентные рисовали спокойно). Но при этом дятел - символический идеальный учитель музыки (сам не поёт, но стучит, как метроном). Так что марабу вполне можно счесть заместителем положительных функций дятла».