Каждая смерть - трагедия. Но, как говорят в народе, «За совесть и честь хоть голову снесть!»
СОЛДАТ РОССИИ: ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ
19-летний паренёк, родившийся в глубине России, в селе Чиберлей (в переводе «чистая вода»), вряд ли вспомнил этот красивый призыв, даже если он его и знал, в последние минуты своей жизни. Может быть, в его голове молнией пролетели стихи, которые он посвятил своей маме:
«Сижу в казарме я сейчас
И вспоминаю я о вас.
С кем горе, радости делил
И ненавидел, и любил
Здесь понял, что такое мать
И дорог чем отец,
За них не жалко жизнь отдать,
Хоть я ещё юнец…»
Возможно, избитое пытками тело ощутило прохладу его любимого леса. И ту прогулку с мамой, когда они шли в подмосковный посёлок Курилово, куда переехали жить. Шли по той же самой дороге, по которой он через четырнадцать лет уйдёт в армию.
Женя держал маму за руку и первыми его словами были: «Посмотри, какой здесь красивый лес…»
Когда чеченцы избивали его перед смертью и по телу пузырилась кровь, рядом тоже был лес. Наверное, он ловил прощальным взором деревья, пытался уловить шелест зелёных листьев. Ведь торжествовал май. На календаре было 23 число - день его рождения. И в чём виноват лес, который русские солдаты стали называть опасным словом «зелёнка?». В котором таились звери, по недоразумению зовущиеся «людьми».
Удивляла и его наблюдательность. Евгений обращал внимание на то, на что никогда никто не обратил бы внимания.
«Я помню, - говорит Любовь Васильевна, - я взяла его с собой в лес, было жаркое хорошее лето. Лес у нас был рядом. Он стоял на тропинке среди высокого папоротника. Я спряталась, и думала, что сейчас он начнет меня искать, проявит какое-то беспокойство. Тишина. Потом я выглянула, и с удивлением обнаружила, что мой ребенок даже забыл, что рядом мама, - он так увлеченно разглядывал папоротник, по которому ползали разные букашечки, и с такой радостью на все это смотрел; и потом, по жизни, каждую травинку он как-то видел особенно. Мне это не дано. Я могу идти по тропинке и машинально срывать растущую на обочине траву, листики, веточки, не замечая этого. Он никогда этого не делал, всегда говорил: «Мама, тебе руки надо завязать. Это живое всё!».
Очень скоро Любовь Васильевна обнаружила, что при всей тихости, незаметности, сын обладает достаточно твёрдым характером.
В одиннадцать лет он вернулся с летних каникул с крестиком на шее.
- Женя, что это? - спросила Любовь Васильевна.
- Это крестик. Я ходил с бабушкой в церковь перед школой, так что причастился, исповедался, и это мне дали.
- Женя, сними, ты что, над тобой будут смеяться.
Сын промолчал, но крестика не снял.
Он бережно оберегал всё, что дышит, теплится, будто хотел накрыть своей душой все живое на земле. Окончив девять классов, мальчик пошёл работать на мебельный комбинат. С первой получки (а работа раскройщиком и обивщиком мебели для шестнадцатилетнего юноши была нелёгкой) он собирался купить магнитофон. Домой возвратился с маленьким трехнедельным карликовым пудельком, которого достал из рукава: «Мама, посмотри, какая радость!».
Любови Васильевне стало как-то не по себе, таким тяжким трудом он заработал первые деньги. И спросила: «За сколько же ты его купил?» Сын ответил: «Я его не покупал. Это он меня купил! Стоящие люди любовались собачкой, я подошёл, она лизнула меня в лицо…»
После гибели сына собачка помогла маме выжить. Легче было перенести звенящую пустоту одиночества. Любовь Васильевна возвращалась не в холодную пустую квартиру, а в дом, где её встречала живая душа.
Стоя в тот день уже под занесённым над головой ножом, Женя не мог и предположить, что люди потом начнут интересоваться его жизнью, чуть не просматривая её на свет.
Маму вызвали в комиссию по канонизации (причислению к лику святых) при Московской Патриархии. Народная молва и множество чудес, связанных с Женей и его иконами, обратили на себя внимание Церкви.
В самых разных частях России стали совершаться невероятные вещи. По многим церквям пошли рассказы о неком «Божественном воине в огненном плаще», помогающем в Чечне пленным солдатам нарыть стезя к свободе, показывающем им мины и растяжки... О нем говорили в Комитете солдатских матерей в мае 1999-го: «Есть этакий Святой боец Евгений - мученик. Он, говорят, в плену ребятам помогает. Мы на него, на его молитвы перед Господом весьма надеемся».
В госпитале Бурденко раненые военные утверждали, что знают некого солдата Евгения, тот, что им помогает, «в особенности, когда подступают боли». Многие клянутся, что видели его на иконе, когда были на экскурсии в храме Христа Спасителя. Мало того, «воина в красной плащ-палатке» знают и сидельцы. «Он помогает самым слабым, поднимает сломленных...»
Сегодня в России существует около 80 икон воина-мученика Евгения, некоторые являют чудо мироточения. Подвиг солдата почитают по всему белу свету. А в Сербии и Черногории Женю называют как святого: Евгений русский, просто Русский.
Члены же той комиссии долго расспрашивали мать о том, каким он был в детстве, как часто посещал храм, ходил ли на дискотеки, занимался ли спортом? Было ли в нём что-то необычное, что отличало от сверстников?
Мама долго объясняла, что Женя был самым обыкновенным и ничем особенным не выделялся. Учился в школе. Ходил на тренировки. В храм иногда ходил в Подольске или в соседнем селе Дубровицы. Носил крестик. Обычный железный крестик на толстой чёрной верёвочке. Только это и было непривычным. Никто из его друзей крестика не носил. Женя не снимал его нигде и никогда, даже на тренировках или в бане.
По этому крестику и по характерно стоптанным подошвам сапог опознала мама тело сына неподалёку от чеченского селения Бамут, где чеченцы сбросили в воронку из-под авиабомбы.
Жене, когда перед глазами мелькнула сталь ножа, наверное. Хотелось жить. С его-то тонкой душой, чувствующей боль даже травинки и кустика! И его же ведь могли спасти.
Он уже томился в плену, когда Любовь Васильевна получила телеграмму, что её сын самовольно оставил часть! Честный, принципиальный, верный данному слову и присяге Женя?! Этого просто не могло быть, это неправда!
13 января 1996 года Евгений был командирован в воинскую часть 2038 Назранского погранотряда, а ещё через месяц, 13 февраля 1996 года, молодых солдат послали дежурить на контрольно-регистрационный пункт, в двухстах метрах от заставы.
Этот КРП находился на дороге, по которой чеченские боевики перевозили оружие, боеприпасы и пленных и представлял собою обыкновенную будку без света, без связи, без какой-либо огневой поддержки. Из медицинского «УАЗика», который часто проезжал мимо их поста, выскочили вооружённые до зубов головорезы. Наблюдающий на погранзаставе, которая стояла в трехстах метрах, услышал крик: «Помогите!», но даже тревоги не поднял. А на земле вокруг будки остались следы борьбы и сгустки крови.
В ряде военных частей в Чечне в ходу были отписки: мол, ваш сын дезертир…Командованию было проще сообщить, что солдат не в плену, а дезертир. Сколько за счёт таких отписок голов русских солдат полетело наземь? Одному только Господу известно.
Ещё не было лживого хасавюртовского договора, ещё не было официального государственного предательства, когда в подписанном договоре с боевиками о пленных вовсе не упоминалось. Их просто забыли. Неповторимые человеческие жизни были принесены в жертву политическим интересам тогдашней кремлёвской камарилье.
Всего этого Женя не мог знать. И хорошо, что никогда не узнает. Никогда не узнает, как его уже мёртвого искала мама. Никто из государственных чиновников не протянул ей руку помощи. Заложила квартиру, за девять месяцев бесконечного поиска прошла все круги чеченского ада. Наизусть изучила карту крошечной Чечни, знала чуть ли ни каждую расщелину, каждую тропинку: «не здесь ли он…». И поклялась самой себе, что всё проползёт, но найдёт сына. Живого, изувеченного, мёртвого - любого.
Готовясь принять смерть, Евгений, наверное, не вспомнил о своей тогдашней попытке побега из чеченского плена. Ведь эти мысли могли вызвать острое желание жить, а ему нельзя было дрогнуть, показать слабость перед врагом.
Мама нашла ту каморку с отогнутой решёткой в Бамуте на территории пионерского лагеря, где вместе с Женей держали ещё трёх солдат. В той каморке к потолку были приделаны цепи, на них - доски. Здесь ребят пытали. А на полу как-то странно лежала куча мусора, а под ней отверстие в подвал, на стенах и полу которого запеклась кровь.
Напротив этого здания в богатом и многолюдном чеченском селении Бамут стоит жилой дом. В нём живёт чеченская семья. Им нельзя было не услышать криков, стонов. Они всё знали…но молчали.
Для того чтобы выкупить стан Евгения, его мама Любовь Васильевна продала все. Вещи, квартиру, доля одежды. Перевезла сына домой 20 ноября 1996 года. Похоронила. И всё... Она осталась одна. Практически без жилья, без средств, без элементарной моральной поддержки. Люди шарахались от несчастной, как от прокаженной: «своих бед навалом». Даже орден Мужества ей вручили тихонько.
В 1997 году мама приехала на место гибели сына в Бамут. Взяла горсть земли и маленький топорик, с которым Женя ходил в походы, нарубила ивовых веток, сделала небольшую загородку на месте казни и посадила там четыре деревца: два клёна и две рябинки. Привязала свой платок, помолилась.
Помолилась и за тех, кто и по сей день воюет в Чечне. Однажды в госпитале она спросила таких же простых ребят из провинции, каким был им Женя: «За что вы воюете?» (хотя знала ответ). И один из них, с минно-взрывным ранением, без ноги, с обожженным лицом, разлепил спекшиеся губы и скорее выдохнул, чем произнёс:
-Чтобы дома люди спокойно спали.
Ради таких простых, обыкновенных ребят, которые мало чем выделялись в мирной жизни, но несли в сердце любовь к матери и Родине, Любовь Васильевна по нескольку раз в год колесит по всей Чечне, обходя заставы, дозоры, посты…
На деньги, что собирают добрые люди, в основном малообеспеченные прихожане московских храмов, ту самую евангельскую лепту вдовы, мать закупает тельняшки, носки, перчатки, зубные щётки, сушки, конфеты.
В Чечне Любовь Васильевну зовут Жениной мамой, или просто мамой. Маленькая, хрупкая, много пережившая и не очень здоровая женщина взяла на свои плечи большое дело, мужское дело - соединяет народ и армию, обогревает солдатские сердца.
У каждого человека есть выбор. Если вдуматься, главное, данное Богом право - свободная воля. Господь доверяет человеку.
У Жени был выбор. Евгений Родионов был убит в плену 23 мая 1996 года. В убийстве признался Руслан Хайхороев. В присутствии иностранного представителя ОБСЕ он рассказал: «…У него был выбор, чтобы остаться в живых. Он мог бы веру сменить, но он не захотел с себя креста снимать. Бежать пытался…».
Надо было только дёрнуть за тоненькую веревочку, чтобы крестик с груди полетел на землю. Женя этого не сделал.
Игорь ТРАВИН.
(газета «День жизни», ноябрь 2003 года).
ЗА ВЕРУ ХРИСТА
Баллада о Евгении Родионове
В каждой церкви Российской
Отслужите молебен:
Явлен новый заступник
В небесах у Руси.
Рядовой Родионов,
Как прибудешь на небо
Ты у Бога прощенья
Грешным нам попроси...
С этих пор на иконах
Есть святой в камуфляже,
С этих пор в Божьем войске
Пограничник есть свой
Кто из нас, малодушных,
Так же ворогу скажет:
«Крест с меня сможешь снять ты
Лишь с моей головой!»
Я акафистов, грешный,
Отродясь не писал
Дарованья такого
Мне Господь не давал...
Только всё же спою,
Как смогу, ещё раз:
Святый воин Евгений,
Моли Бога о нас!
Даже с мёртвого тела
Враг креста снять не в силах
Насмерть праведной кровью
Крест у сердца пристыл.
Рядовой Родионов,
Помолись за Россию,
Чтоб твоею молитвой
Всех Господь наш простил...
Я акафистов, грешный,
Отродясь не писал
Дарованья такого
Мне Господь не давал...
Только всё же спою,
На свой собственный глас:
Святый воин Евгений,
Моли Бога о нас!
В каждой церкви российской
Отслужите молебен:
Явлен новый заступник
В небесах у Руси
Рядовой Родионов,
Как прибудешь на небо
Ты у Бога прощенья
Грешным нам попроси...
М. Вастьянов, г. Архангельск