Потрясающий фрагмент о Сфинксе прислал бывший в "Айгюптосе" недавно мой друг, историк Слава Жашков. Образ этот близок весьма - моим изысканиям на тему Иова:
" ... Письмо А.Блоку из Каира от Андрея Белого:
"Милый Саша! Вчера была для меня незабываемая минута. Я глядел с полчаса не отрываясь в глаза Сфинксу; из песков над песками глядит сфинкс огромными живыми глазами; и каждую минуту меняется выражение его чудовищного лица..."Аналогичное впечатление в его письме к матери:"Пишу тебе, потрясённый Сфинксом. Такого живого, исполненного значения взгляда я ещё не видал никогда и нигде..На голубом небе, прямо из звёзд в пустыню летит взор чудовищного сфинкса..."Позже в путевых заметках Белый передал собственные ощущения, испытанные вовремя "стояния перед сфинксом"."В образе выразима предельность: беспредельному выражения нет; образы беспредельного были бы без-образны. Безобразие беспредельности выше самой красоты. И таков Сфинкс...Террористический акт над современной душой человека произвёл Египет, выбросив нам из веков безумное изваяние Сфинкса....Сфинкс переходит все человеческие меры: он -отчётливо воплощённая безмерность; и ужасно, что безмерность эта вложена в человекоподобный образ: во-ображена -воображена...
Взглянувши на чуждое выражение сфинксовой головы, мы начинаем чувствовать, как срывается в нас дно человеческой личности: и само себя в нас проваливается "я": здесь- окаянство, здесь- мерзость, здесь гениальная провокация; здесь на безмерном разбит символизм геометрических фигур: будто на хеопсовом треугольнике наметилось вдруг лицо; как будто бы лицо стало образом и подобием лиц человеческих; как будто бы прародимый хаос мгновенно предстал перед нами после многомиллионного бегства человеческих поколений от его чудовищных стран: мы убегали от прародимого ужаса и тогда, когда были на ступенях эволюции.Наконец, бездна легла между нами и прародимыми. И вот оно, прародимое, нас настигло, заглянуло в глаза сфинксовой головой; красноречивая его немота снова заговорила с нами...
Кажется нам, будто Сфинкс полетел через время; тяжкие грузы с него свалились в прошедшие времена; все те во впадинах мягко лежавшие тени завуалили нежно просветлённое это лицо; успокоенно смотрит на нас луны бирюзовым налётом; неземные глаза исполнились негой, томно темнясь лёгкой грустью о земном, пережитом. Он останется в памяти вашей ангелом.
Тайны путей, культур и последних судеб человечества, чудесно переходящих друг в друга, во взор сфинксовой головы отпечатались одиновременно: эфиопское идиотское лица выражение с небесной истомой и негой сочетались в их таинственно связывающей грусти; и безносая, дикая, окаянная голова есть воистину голова крылатого ангела; с пресыщением сочеталось здесь острое любопытство; быстрота с окаменелой мертвенностью ушатого, головного убора, от которого праздно так отвалились куски; бремя безумное лет углубило лица кривые облупины, чтобы ныне младенческая улыбка заиграла весело на тысячилетнем лице.
Более получаса я в песке просидел перед Сфинксом; вместе с ним преодолел тернистые круги какого-то вечного, искони ведомого пути. Зверь, труп, эфиоп, титан,ангел из облупленного лица на меня смотрели по очереди; но и зверь, и труп, и титан, и ангел единовременно даны были в этом лице; зверь, труп, титан, и ангел образовывали круг его головы, из которого просунулось прородимое время: прародимое время просунулось мне шептать всё о том, что его, времени, больше уже не будет; что оно время, отныне и альфа и омега. Всё то было загадано в Сфинксе единовременно; и развёртывая во времени те обрывки сфинксового бессмыслия, мне осмысливались мгновенно и пути, и последние судьбы: этот смысл пролетел вихрем; пролетев, ускользал"
На протяжении всего творческого пути Андрея Белого сфинкс являлся для него одним из самых значимых символов, даже - сврхсимволом. Он вполне мог
назвать гигантское древнее изваяние Царём символов.-
Посылаю мою не очень хорошую фотографию сфинкса..."