Поганый праздник в поганой стране
Сегодня уже столько об этом написано, и особенно по всем помойкам вроде ФБ, что существует известный риск родить нечто банальное. Увы, мысли все равно лезут и лезут, а вот этот клочок виртуального пространства как раз для того и существует, чтобы их излагать.
Посредством немалых усилий: уговоров, разъяснений и даже угроз, мне удалось, наконец, добится, чтобы мое окружение не то, что не поздравляло меня, но даже и не упоминало при мне ни об этом "празднике", и об организации, с ним связанной. Слишком живы даже теперь, спустя более тридцати лет, все воспоминания, а поскольку ничего и никуда не делось (да и как могло?), то все это актуально, как никогда.
Занесло меня туда не то, чтобы любопытство, хотя, может, и не без того, но, скорее - общая проблема. Как и всех граждан той паганой страны Двубрового Орла, страны нищеты и очередей, якобы бесплатной медицины и прочих прелестей социалистического бытия, меня тоже испортил "квартирный вопрос". Это был вопрос краеугольный, и тщательно властями продуманный. Легче управлять разрозненными людьми, нежели солидарными, а проживя под обной крышей годы и годы, невестка всегда ненавидела свекровь, зять - тещу и т.д. Это была страна культивируемой (и по сей день) ненависти всех ко всем: алкаша к интеллегенту, матери-одиночки к замужней даме, подчиненного к начальнику, нередко детей к родителям и наоборот (см. выше "квартирный вопрос") .
В общем, закончив правильный ВУЗ с военной кафедрой, и оказавшись во временном отрезке «моды на двухгодичников», я решил поробовать армейской жизни и согласился. Как мне объяняли на пальцах - все это просто: либо "отработать два года за 250\месяц, либо за 120\месяц - три года». Не буду говорить, что вот, мол... "ели бы мне тогда теперешние мозги...". Ничего бы не изменилось, и я все равно, надеясь на лучшее, пошел бы искать более достойной жизни для своей семьи хоть бы и у черта в заднице. Нет, еще задолго до всех этих событий, я знал, что жить в этой стране не буду, но реальных возможностей для осуществления моих мечтаний, тогда еще не было, а потому надо было что-то делать здесь и сейчас.
В общем, решившись, и нарядившись в зеленое, я почувствовал себя настоящим инопланетянином, ибо не понимал решительно ничего из происходящего в местах, где меня пытались обучить «быть настоящим мужчиной» методом полного погружения в дерьмо. И непонимание это началось с самого первого момента «переодевания в зеленое». Ну, просто прапорщик на армейском складе, исключительно из любви к искусству, нас обдурил и выдал пехотные фуражки вместо артиллерийских, всячески увещевая, что потом нам их обменяют на правильные. Ну, понятно, что нам сказали, когда мы пришли их менять на складе бригады. Но это такое мелочи! И если в военторге можно БМП купить, то фуражка-то явно не проблема.
Другое впечатление первых дней - сам бригадир. Формально, он должен был провести беседу с вновь прибывшими офицерами и провел. Длилась она отсилы минуту. Это, естественно был монолог из сплошного мата, суть которого сводилась к тому, что если он - бригадир - заметит кого-либо из нас за приставаниями к «афганкам», то пусть пеняет на себя, ну а дальше шло пречисление всего того, во что бы он нас всех превратил, заметив в такого рода связях, имея всю полноту власти Ивана Грозного.
Надо сказать, что я тогда не понял, кто такие эти «афганки», и почему приставаниями к ним, как видно, занимаются все вновь прибывшие офицеры сразу по прибытии, практически не заходя в общагу? Но, мне после все объяснил комбат, что, мол, «афганки» - это жены прапорщиков и офицеров, которые сейчас в Афганистане. И тогда я даже почувствовал себя оскорбленным. Во первых, я мыслил почти романтически, и представить себе не мог, как вообще можно приставать к чужой жене, и в добавок твоего товарища, и вдобавок того, который сейчас на войне? И во-вторых, какого хрена? У меня есть семья, которуя я люблю, и вообще, что больше поговорить было не о чем при первой встрече?
Далее такого рода впечатления сыпались как из рога изобилия, и уже через неделю я уяснил несколько важных правил, по простоте напоминающих «не верь, не бойся, не проси».
Первое и главное: никогда нельзя верить «слову офицера», именно потому, что - офицера. Тут Михалков меня изрядно рассмешил в своей поделке под названием «12».
Бояться там было особо нечего, но постное выражение лица - вполне повод, чтобы начать тебя пресовать, а потому безразличие - вполне допустимо, но «печать жервы» - это приговор. И сила, только сила, никакого другого языка в стране СА просто нет. Да, знаю, в ряде случаев, мне нет оправдания. И я не оправдываюсь глупыми изречениями типа «с волками жить - по вольчьи выть», в том-то и дло, чтобы оставаться человеком и в нечеловеческих условиях. Но я просто объясняю: я не знал как себя вести иначе, меня этому не учил никто. Я не делал того, что мне было просто противно или недопустимо, но увы... рамки «допустимого» в этой стране постепенно расширялись. Не то, чтобы я занимался рукоприкладством, совсем нет, но один раз, например, я чуть не застрелил бойца, который отказался выполнить пустяковый приказ погасить сигарету в казарме. Я тогда был на дежурстве, ну вошел в раж, мол, если сейчас не добиться своего, то завтра уже я командовать не смогу никем. И застрелил бы, наверное, если бы замполит второго дивизиона не подоспел, улышав мой первый выстрел в потолок. Хотя, я и теперь не очень понимаю, как можно было управлять таджиками или чеченцами иначе, не имея, по сути дела никакой власти. Одна из особенностей той системы: она тебя пресует и за то, что сделал и за то,что не сделал. Она отдает несуразные указания, например: покрасить плац за ночь под дождем, и при этом краску ты должен обеспечить сам. Она может тебя отправить в командировку (собственно, так всегда и было), предполагая, все это будет, включая билеты, за твой счет. В общем, система рабоче-крестьянской красной армии много чего придумала, как тебя не просто обобрать, но при этом еще максимально унизить, уничтожить и обосрать.
То, что СА и вообще система суть одно и тоже, я, наверное окончательно убедился позже, уже на гражданке, когда нашу дачу ограбили бомжи. Им было мало все украсть, разбить и испортить. Они еще и насрали посреди комнаты. Как это было по-советски. Наверное, именно тогда я окончательно понял, что в кипящем котле нет холодного места, и нет «его» нигде: ни в советской прокуратуре, ни за прилавком овощного магазина, ни в КБ авиационного завода, где я проработал какое-то время уже зараженный советским цинизмом.
Праздник, говорите? Тогда, когда будете сегодня пить, помяните рядового Шмакова, который не выдержал унижений и побоев, и завстрелился в карауле в 1984. Помяните рядового Аникина, который, умер от истощения в 1985, в забытом богом забайкальском военном городке, поскольку там украдено было абсолютно все: от оружия, до перловки и комбижира. Вспомните «Курск» и тех, кого прогоняли в Семипалатинске через эпицентр ядерного взрыва. И просто вспомните того паренька из Ульяновска, которому в результате побоев ампутировали обе ноги и гениталии, а после дали заключение, что у него было редкое генетическое заболевание.
Пейте, если сможете.
Посредством немалых усилий: уговоров, разъяснений и даже угроз, мне удалось, наконец, добится, чтобы мое окружение не то, что не поздравляло меня, но даже и не упоминало при мне ни об этом "празднике", и об организации, с ним связанной. Слишком живы даже теперь, спустя более тридцати лет, все воспоминания, а поскольку ничего и никуда не делось (да и как могло?), то все это актуально, как никогда.
Занесло меня туда не то, чтобы любопытство, хотя, может, и не без того, но, скорее - общая проблема. Как и всех граждан той паганой страны Двубрового Орла, страны нищеты и очередей, якобы бесплатной медицины и прочих прелестей социалистического бытия, меня тоже испортил "квартирный вопрос". Это был вопрос краеугольный, и тщательно властями продуманный. Легче управлять разрозненными людьми, нежели солидарными, а проживя под обной крышей годы и годы, невестка всегда ненавидела свекровь, зять - тещу и т.д. Это была страна культивируемой (и по сей день) ненависти всех ко всем: алкаша к интеллегенту, матери-одиночки к замужней даме, подчиненного к начальнику, нередко детей к родителям и наоборот (см. выше "квартирный вопрос") .
В общем, закончив правильный ВУЗ с военной кафедрой, и оказавшись во временном отрезке «моды на двухгодичников», я решил поробовать армейской жизни и согласился. Как мне объяняли на пальцах - все это просто: либо "отработать два года за 250\месяц, либо за 120\месяц - три года». Не буду говорить, что вот, мол... "ели бы мне тогда теперешние мозги...". Ничего бы не изменилось, и я все равно, надеясь на лучшее, пошел бы искать более достойной жизни для своей семьи хоть бы и у черта в заднице. Нет, еще задолго до всех этих событий, я знал, что жить в этой стране не буду, но реальных возможностей для осуществления моих мечтаний, тогда еще не было, а потому надо было что-то делать здесь и сейчас.
В общем, решившись, и нарядившись в зеленое, я почувствовал себя настоящим инопланетянином, ибо не понимал решительно ничего из происходящего в местах, где меня пытались обучить «быть настоящим мужчиной» методом полного погружения в дерьмо. И непонимание это началось с самого первого момента «переодевания в зеленое». Ну, просто прапорщик на армейском складе, исключительно из любви к искусству, нас обдурил и выдал пехотные фуражки вместо артиллерийских, всячески увещевая, что потом нам их обменяют на правильные. Ну, понятно, что нам сказали, когда мы пришли их менять на складе бригады. Но это такое мелочи! И если в военторге можно БМП купить, то фуражка-то явно не проблема.
Другое впечатление первых дней - сам бригадир. Формально, он должен был провести беседу с вновь прибывшими офицерами и провел. Длилась она отсилы минуту. Это, естественно был монолог из сплошного мата, суть которого сводилась к тому, что если он - бригадир - заметит кого-либо из нас за приставаниями к «афганкам», то пусть пеняет на себя, ну а дальше шло пречисление всего того, во что бы он нас всех превратил, заметив в такого рода связях, имея всю полноту власти Ивана Грозного.
Надо сказать, что я тогда не понял, кто такие эти «афганки», и почему приставаниями к ним, как видно, занимаются все вновь прибывшие офицеры сразу по прибытии, практически не заходя в общагу? Но, мне после все объяснил комбат, что, мол, «афганки» - это жены прапорщиков и офицеров, которые сейчас в Афганистане. И тогда я даже почувствовал себя оскорбленным. Во первых, я мыслил почти романтически, и представить себе не мог, как вообще можно приставать к чужой жене, и в добавок твоего товарища, и вдобавок того, который сейчас на войне? И во-вторых, какого хрена? У меня есть семья, которуя я люблю, и вообще, что больше поговорить было не о чем при первой встрече?
Далее такого рода впечатления сыпались как из рога изобилия, и уже через неделю я уяснил несколько важных правил, по простоте напоминающих «не верь, не бойся, не проси».
Первое и главное: никогда нельзя верить «слову офицера», именно потому, что - офицера. Тут Михалков меня изрядно рассмешил в своей поделке под названием «12».
Бояться там было особо нечего, но постное выражение лица - вполне повод, чтобы начать тебя пресовать, а потому безразличие - вполне допустимо, но «печать жервы» - это приговор. И сила, только сила, никакого другого языка в стране СА просто нет. Да, знаю, в ряде случаев, мне нет оправдания. И я не оправдываюсь глупыми изречениями типа «с волками жить - по вольчьи выть», в том-то и дло, чтобы оставаться человеком и в нечеловеческих условиях. Но я просто объясняю: я не знал как себя вести иначе, меня этому не учил никто. Я не делал того, что мне было просто противно или недопустимо, но увы... рамки «допустимого» в этой стране постепенно расширялись. Не то, чтобы я занимался рукоприкладством, совсем нет, но один раз, например, я чуть не застрелил бойца, который отказался выполнить пустяковый приказ погасить сигарету в казарме. Я тогда был на дежурстве, ну вошел в раж, мол, если сейчас не добиться своего, то завтра уже я командовать не смогу никем. И застрелил бы, наверное, если бы замполит второго дивизиона не подоспел, улышав мой первый выстрел в потолок. Хотя, я и теперь не очень понимаю, как можно было управлять таджиками или чеченцами иначе, не имея, по сути дела никакой власти. Одна из особенностей той системы: она тебя пресует и за то, что сделал и за то,что не сделал. Она отдает несуразные указания, например: покрасить плац за ночь под дождем, и при этом краску ты должен обеспечить сам. Она может тебя отправить в командировку (собственно, так всегда и было), предполагая, все это будет, включая билеты, за твой счет. В общем, система рабоче-крестьянской красной армии много чего придумала, как тебя не просто обобрать, но при этом еще максимально унизить, уничтожить и обосрать.
То, что СА и вообще система суть одно и тоже, я, наверное окончательно убедился позже, уже на гражданке, когда нашу дачу ограбили бомжи. Им было мало все украсть, разбить и испортить. Они еще и насрали посреди комнаты. Как это было по-советски. Наверное, именно тогда я окончательно понял, что в кипящем котле нет холодного места, и нет «его» нигде: ни в советской прокуратуре, ни за прилавком овощного магазина, ни в КБ авиационного завода, где я проработал какое-то время уже зараженный советским цинизмом.
Праздник, говорите? Тогда, когда будете сегодня пить, помяните рядового Шмакова, который не выдержал унижений и побоев, и завстрелился в карауле в 1984. Помяните рядового Аникина, который, умер от истощения в 1985, в забытом богом забайкальском военном городке, поскольку там украдено было абсолютно все: от оружия, до перловки и комбижира. Вспомните «Курск» и тех, кого прогоняли в Семипалатинске через эпицентр ядерного взрыва. И просто вспомните того паренька из Ульяновска, которому в результате побоев ампутировали обе ноги и гениталии, а после дали заключение, что у него было редкое генетическое заболевание.
Пейте, если сможете.