Ваше благородие, госпожа наука... Часть третья "О науке"
Продолжение. Начало тут и тут тут
Двойная бухгалтерия
Патриот, отдаст он душу за науку...
Христо Ботев
Общеизвестно, что научная истина не терпит подделок. В тех случаях, когда практические результаты очевидны, такие подделки и невозможны, ибо последует быстрая и тщательная проверка. Именно поэтому, за некоторыми исключениями, многочисленные создатели лекарств для моментального лечения рака, чудодейственных бальзамов для "облысения" лысых черепов и для преодоления гравитации внушением вынуждены удовлетворяться кратковременным признанием. Но как быть, если коэффициент полезного действия научных коллективов измеряется не реальными достижениями, а оценивается по разбуханию штатного расписания ("В прошлом году сотрудников было десять, теперь уже пятнадцать!"), по количеству защищенных диссертаций, разрабатываемых научных тем? Средства массовой информации время от времени приподнимают завесу над инкубаторами научных титулов и уведомляют нас, что в определенных высших учебных заведениях Запада докторское звание стоит нескольких десятков тысяч долларов - платишь и получаешь диплом. Это что-то вроде звания "Д-р" у героя комедии Бронислава Нушича.
У нас не проходят такие позорные сделки, и это прекрасно! Но беспокоит другое. Иногда ученое звание зависит от благоволения какого-нибудь научного Юпитера, дозирующего власть, как ему угодно! По убеждению такого коменданта от науки, нужны две шкалы для оценки научных заслуг: одна для неудобных и неугодных, которые никогда не добьются оценки выше "двойки", и другая - для угодных сотрудников и родственников. Уж этим отличные отметки обеспечены! Именно по второй в качестве крупных достижений лекарственной химии будут представлены эксперименты с соединением, известным еще с конца прошлого столетия, и будут высказываться сожаления, что из-за отсутствия условий, нельзя было организовать экспорт упомянутого соединения (а оно, между прочим, ввозится из-за границы!) и получать ценную валюту...
В науке очень трудно помогать и очень легко мешать. Административная зависимость творца делает его потенциальной жертвой в самых различных случаях, часто довольно нелепых. Если посмотреть философски, в этом нет ничего странного. Ведь шум и гвалт, производимые цыганским табором, могут заглушить и Девятую симфонию Бетховена
Наличие четко разграниченных областей, терминологический барьер, недоступный непосвященным, да и другие факторы дают возможность для сложного и многолинейного спекулирования научным трудом, при котором в определения типа; "Работа представляет известный интерес", "Работа представляет значительный интерес", "Работа имеет (здесь употребляются и все варианты условного наклонения - имела бы, могла бы иметь, кажется, что имеет, наверное, имеет и пр.) ценность для практики" - вкладываются горы субъективности. А где истина?
Недавно общественность ознакомилась с нетипичным, но довольно характерным случаем. Некое лицо было осуждено и посажено в тюрьму за криминальные дела. Во время следствия выяснилось, что этот человек не имел даже диплома об окончании высшего учебного заведения, что еще в университете он фиктивно сдавал экзамены, но тем не менее достиг высокой руководящей должности на научном фронте. Раскрылся давно известный, но замалчиваемый факт, что упомянутый "научный работник" обладает десятками авторских свидетельств об изобретениях, в которых он участвовал своим директорством, а не каким-нибудь реальным трудом. Есть у него и кандидатская степень, защищенная перед одним из самых авторитетных наших советов, но диссертация его содержит целые "панели" из дословно переведенных трудов советских ученых. Неизбежно возникает вопрос: почему нужно было доводить дело до вмешательства суда, чтобы искоренить подобный сорняк?
При таком подходе, когда ученого можно оценивать как бы по двум независимым шкалам, теряется сама возможность объективной оценки. Научный коллектив превращается в таком случае а лжеколлектив, который обладает всеми качествами, присущими обыкновенному истинному коллективу, с той разницей, что действия его идут в ущерб общественным интересам. Короче говоря, все со всем согласны, все довольны и все спокойны, потому что при спорах и критике может подняться буря, а от взаимного похлопывания по плечу рождается только попутный ветер, подстегивающий личное благополучие. Все как в старинном поздравлени: "Каждому всякого добра!".
Для сравнения заглянем в шахтерский поселок. Представьте себе: шахтеры отчитываются, что все идет хорошо, только вот добытого угля или руды у них нет... Это немыслимо, как немыслимо на вопрос: "Где ваш бригадир?" - получить ответ, что он пошел в соседнюю шахту, так как по совместительству работает в двух-трех местах. Здесь все ясно. У шахтеров оценки труда основывается на произведенной продукции, а не на пустых сказках и еще более пустых заявлениях о вовлечении масс, мобилизации и интенсификации. Оценка готовой продукции в науке, касается ли это производственной деятельности или теоретических исследований,- должна производиться только по завершении работы в окончательном виде, как и во всех областях творчества. Вея теперешняя лихорадка этапных отчетов и отчетиков может уменьшиться до приемлемого уровня, если инстанции, которые эти отчеты требуют, обязуются их читать. Сейчас же они отнимают рабочее время исследователя, от которого при всяком очередном затягивании бюрократических гаек требуют все чаще и больше канцелярски оформленных показателей. Известны случаи, когда ученых со степенями просили представлять ежемесячные отчеты о проведенной научно-исследовательской работе. Можно смеяться, но так оно и было. И ведь часто все это - дело рук доброжелателей, которые искренне желают процветания родной науке и которые по той же причине не могут стать мишенью для критики! Потому что человек за бюро не враг, он хочет помочь тебе!
Нарисовал бы Микеланджело картину "Страшного суда", если бы его обязали отчитываться каждую неделю за площадь закрашенной стены и определили бы ему коэффициент трудности при раскрашивании уха, руки и ноги?
Сотворение
Человек может опереться только
на то, что ему сопротивляется.
Блез ПАСКАЛЬ
Становление творца в науке, медленное или быстрое, всегда трудный процесс, который имеет свои звездные мгновения и свои кризисы. Самое важное, естественно,- открытие таланта. Специалисту, учителю, важно распознать, обладает ли молодой человек, работающий в его лаборатории, искрой творческого дерзновения. Иногда блеск таланта настолько силен, что даже пугает наставников. Учитель Гаусса, когда тот был еще юношей, категорически заявил: "Ему нечему более учиться у меня, он меня превосходит!" Такие случаи , разумеется, 6ольшая редкость. И учителю - не на сцене, а в действительности - трудно произнести эти слова.
Когда речь заходит о подборе молодых научных работников, то невольно вспоминаются экзамены на получение водительских прав. В сущности, что особенно сложного в управлении автомобилем: руль и три педали. Сотни миллионов людей умеют им управлять. Однако процент тех, кто с первого раза получает удостоверение водителя, невысок. А почему бы не выдавать его всем? Потому, возразит комиссия, что, если разрешить плохо подготовленному водителю ездить по улицам и шоссе, то он будет опасен для общества, и это так. Но если перевести взгляд с автомобильных дорог на диссертационное поле, где раздаются "водительские права" на дороги науки, то нельзя не вздрогнуть от завидно высокого процента успеваемости.
Здесь экзамен выдерживают все без исключения! Когда кто-то напомнил нашему ученому совету, что из десятка молодых сотрудников, с которыми ему пришлось вместе вести исследования, только один обладал данными для углубленного научного творчества, его слова были встречены в штыки.
Значит, кадры воспитывались неправильно! Что же имел в виду древний арабский мудрец, говоря: "Из глиняного кувшина может течь только то, что содержится в нем..."
Часто говорят о каком-нибудь большом ученом: "Он создал школу".
Научная школа в конечном счете представляет собой привлечение кадров. Однако последнее означает и отсеивание неспособных. Эта вторая часть забывается, скрывается за кулисами научной политики, затуманивается речами и красноречием. На практике же неспособный в науке - неуязвим. Молчаливое согласие с этим тезисом является молчаливым одобрением самого катастрофического метода подбора и выращивания кадров - иерархии трудового стажа, или старшинства за прослуженные годы. Научные институты при этом положении могут превратиться в своеобразный "антирог изобилия", в который только входят, а выходят или на пенсию, или скоропостижно. В таком случае вместо научного коллектива возникает странная группа индивидуумов, неспособных самоутвердиться в научных достижениях и измученных комплексами, которые, тем не менее, продолжают упорно вгрызаться в штатное расписание. Их осознанная непригодность для научной работы выглядит страшно мучительной.
Что делать?
Нужно систематически разъяснять, что выход из научного института по непригодности - явление столь же, если не более естественное, как и непоступление по непригодности. Если одно считается терпимым, почему бы и другому не стать терпимым, тем. более что закон подкрепляет такую возможность полностью, всеми своими клаузулами и параграфами. Важным условием в этом отношении является творческая обстановка в научно-исследовательском коллективе Если такая обстановка складывается, то дела налаживаются сами по себе, а людей ценят по тому, что они делают, а не по тому, что берут от науки. Открыватель первого синтетического красителя мовеина Уильям Перкин, работавший некоторое время ассистентом в известной лаборатории Адольфа Байера, писал: "В лаборатории непрерывно витает убеждение, что никто ничего не стоит и не может стоить, если он не занимается научно-исследовательской работой".
Хорошая мысль, только трудно осуществимая.
Двойная бухгалтерия
Патриот, отдаст он душу за науку...
Христо Ботев
Общеизвестно, что научная истина не терпит подделок. В тех случаях, когда практические результаты очевидны, такие подделки и невозможны, ибо последует быстрая и тщательная проверка. Именно поэтому, за некоторыми исключениями, многочисленные создатели лекарств для моментального лечения рака, чудодейственных бальзамов для "облысения" лысых черепов и для преодоления гравитации внушением вынуждены удовлетворяться кратковременным признанием. Но как быть, если коэффициент полезного действия научных коллективов измеряется не реальными достижениями, а оценивается по разбуханию штатного расписания ("В прошлом году сотрудников было десять, теперь уже пятнадцать!"), по количеству защищенных диссертаций, разрабатываемых научных тем? Средства массовой информации время от времени приподнимают завесу над инкубаторами научных титулов и уведомляют нас, что в определенных высших учебных заведениях Запада докторское звание стоит нескольких десятков тысяч долларов - платишь и получаешь диплом. Это что-то вроде звания "Д-р" у героя комедии Бронислава Нушича.
У нас не проходят такие позорные сделки, и это прекрасно! Но беспокоит другое. Иногда ученое звание зависит от благоволения какого-нибудь научного Юпитера, дозирующего власть, как ему угодно! По убеждению такого коменданта от науки, нужны две шкалы для оценки научных заслуг: одна для неудобных и неугодных, которые никогда не добьются оценки выше "двойки", и другая - для угодных сотрудников и родственников. Уж этим отличные отметки обеспечены! Именно по второй в качестве крупных достижений лекарственной химии будут представлены эксперименты с соединением, известным еще с конца прошлого столетия, и будут высказываться сожаления, что из-за отсутствия условий, нельзя было организовать экспорт упомянутого соединения (а оно, между прочим, ввозится из-за границы!) и получать ценную валюту...
В науке очень трудно помогать и очень легко мешать. Административная зависимость творца делает его потенциальной жертвой в самых различных случаях, часто довольно нелепых. Если посмотреть философски, в этом нет ничего странного. Ведь шум и гвалт, производимые цыганским табором, могут заглушить и Девятую симфонию Бетховена
Наличие четко разграниченных областей, терминологический барьер, недоступный непосвященным, да и другие факторы дают возможность для сложного и многолинейного спекулирования научным трудом, при котором в определения типа; "Работа представляет известный интерес", "Работа представляет значительный интерес", "Работа имеет (здесь употребляются и все варианты условного наклонения - имела бы, могла бы иметь, кажется, что имеет, наверное, имеет и пр.) ценность для практики" - вкладываются горы субъективности. А где истина?
Недавно общественность ознакомилась с нетипичным, но довольно характерным случаем. Некое лицо было осуждено и посажено в тюрьму за криминальные дела. Во время следствия выяснилось, что этот человек не имел даже диплома об окончании высшего учебного заведения, что еще в университете он фиктивно сдавал экзамены, но тем не менее достиг высокой руководящей должности на научном фронте. Раскрылся давно известный, но замалчиваемый факт, что упомянутый "научный работник" обладает десятками авторских свидетельств об изобретениях, в которых он участвовал своим директорством, а не каким-нибудь реальным трудом. Есть у него и кандидатская степень, защищенная перед одним из самых авторитетных наших советов, но диссертация его содержит целые "панели" из дословно переведенных трудов советских ученых. Неизбежно возникает вопрос: почему нужно было доводить дело до вмешательства суда, чтобы искоренить подобный сорняк?
При таком подходе, когда ученого можно оценивать как бы по двум независимым шкалам, теряется сама возможность объективной оценки. Научный коллектив превращается в таком случае а лжеколлектив, который обладает всеми качествами, присущими обыкновенному истинному коллективу, с той разницей, что действия его идут в ущерб общественным интересам. Короче говоря, все со всем согласны, все довольны и все спокойны, потому что при спорах и критике может подняться буря, а от взаимного похлопывания по плечу рождается только попутный ветер, подстегивающий личное благополучие. Все как в старинном поздравлени: "Каждому всякого добра!".
Для сравнения заглянем в шахтерский поселок. Представьте себе: шахтеры отчитываются, что все идет хорошо, только вот добытого угля или руды у них нет... Это немыслимо, как немыслимо на вопрос: "Где ваш бригадир?" - получить ответ, что он пошел в соседнюю шахту, так как по совместительству работает в двух-трех местах. Здесь все ясно. У шахтеров оценки труда основывается на произведенной продукции, а не на пустых сказках и еще более пустых заявлениях о вовлечении масс, мобилизации и интенсификации. Оценка готовой продукции в науке, касается ли это производственной деятельности или теоретических исследований,- должна производиться только по завершении работы в окончательном виде, как и во всех областях творчества. Вея теперешняя лихорадка этапных отчетов и отчетиков может уменьшиться до приемлемого уровня, если инстанции, которые эти отчеты требуют, обязуются их читать. Сейчас же они отнимают рабочее время исследователя, от которого при всяком очередном затягивании бюрократических гаек требуют все чаще и больше канцелярски оформленных показателей. Известны случаи, когда ученых со степенями просили представлять ежемесячные отчеты о проведенной научно-исследовательской работе. Можно смеяться, но так оно и было. И ведь часто все это - дело рук доброжелателей, которые искренне желают процветания родной науке и которые по той же причине не могут стать мишенью для критики! Потому что человек за бюро не враг, он хочет помочь тебе!
Нарисовал бы Микеланджело картину "Страшного суда", если бы его обязали отчитываться каждую неделю за площадь закрашенной стены и определили бы ему коэффициент трудности при раскрашивании уха, руки и ноги?
Сотворение
Человек может опереться только
на то, что ему сопротивляется.
Блез ПАСКАЛЬ
Становление творца в науке, медленное или быстрое, всегда трудный процесс, который имеет свои звездные мгновения и свои кризисы. Самое важное, естественно,- открытие таланта. Специалисту, учителю, важно распознать, обладает ли молодой человек, работающий в его лаборатории, искрой творческого дерзновения. Иногда блеск таланта настолько силен, что даже пугает наставников. Учитель Гаусса, когда тот был еще юношей, категорически заявил: "Ему нечему более учиться у меня, он меня превосходит!" Такие случаи , разумеется, 6ольшая редкость. И учителю - не на сцене, а в действительности - трудно произнести эти слова.
Когда речь заходит о подборе молодых научных работников, то невольно вспоминаются экзамены на получение водительских прав. В сущности, что особенно сложного в управлении автомобилем: руль и три педали. Сотни миллионов людей умеют им управлять. Однако процент тех, кто с первого раза получает удостоверение водителя, невысок. А почему бы не выдавать его всем? Потому, возразит комиссия, что, если разрешить плохо подготовленному водителю ездить по улицам и шоссе, то он будет опасен для общества, и это так. Но если перевести взгляд с автомобильных дорог на диссертационное поле, где раздаются "водительские права" на дороги науки, то нельзя не вздрогнуть от завидно высокого процента успеваемости.
Здесь экзамен выдерживают все без исключения! Когда кто-то напомнил нашему ученому совету, что из десятка молодых сотрудников, с которыми ему пришлось вместе вести исследования, только один обладал данными для углубленного научного творчества, его слова были встречены в штыки.
Значит, кадры воспитывались неправильно! Что же имел в виду древний арабский мудрец, говоря: "Из глиняного кувшина может течь только то, что содержится в нем..."
Часто говорят о каком-нибудь большом ученом: "Он создал школу".
Научная школа в конечном счете представляет собой привлечение кадров. Однако последнее означает и отсеивание неспособных. Эта вторая часть забывается, скрывается за кулисами научной политики, затуманивается речами и красноречием. На практике же неспособный в науке - неуязвим. Молчаливое согласие с этим тезисом является молчаливым одобрением самого катастрофического метода подбора и выращивания кадров - иерархии трудового стажа, или старшинства за прослуженные годы. Научные институты при этом положении могут превратиться в своеобразный "антирог изобилия", в который только входят, а выходят или на пенсию, или скоропостижно. В таком случае вместо научного коллектива возникает странная группа индивидуумов, неспособных самоутвердиться в научных достижениях и измученных комплексами, которые, тем не менее, продолжают упорно вгрызаться в штатное расписание. Их осознанная непригодность для научной работы выглядит страшно мучительной.
Что делать?
Нужно систематически разъяснять, что выход из научного института по непригодности - явление столь же, если не более естественное, как и непоступление по непригодности. Если одно считается терпимым, почему бы и другому не стать терпимым, тем. более что закон подкрепляет такую возможность полностью, всеми своими клаузулами и параграфами. Важным условием в этом отношении является творческая обстановка в научно-исследовательском коллективе Если такая обстановка складывается, то дела налаживаются сами по себе, а людей ценят по тому, что они делают, а не по тому, что берут от науки. Открыватель первого синтетического красителя мовеина Уильям Перкин, работавший некоторое время ассистентом в известной лаборатории Адольфа Байера, писал: "В лаборатории непрерывно витает убеждение, что никто ничего не стоит и не может стоить, если он не занимается научно-исследовательской работой".
Хорошая мысль, только трудно осуществимая.