Петр Юрьевич Киселис
Оригинал взят у paccbep4ok в Петр Юрьевич Киселис
Путешествие по архивам, библиотекам, музеям и другим учреждениям.
Когда отцу пришло письмо, что он может ознакомиться в ГАРФ (Государственном архиве Российской Федерации) со следственным делом своего деда, арестованного в 1937 году, я оживился: «Давай, поезжай, читай!». Но он не торопился, отправился туда через полгода и возмущался: «Они будут рассматривать мое заявление месяц!» Через месяц оказалось, что отец потерял документы, подтверждающие родство, фамилия деда - Киселис, а у него - Широков, в документах и вовсе фигурировал другой вариант: «Киссель». Я был в отчаянии, но вдруг выяснилось - доказывать родство необязательно, любой гражданин России может работать с документами, хранящимися в открытых архивах.
И вот я в читальном зале ГАРФ, мне выдают толстый том, на обложке которого «НКВД», «УКГБ», «Хранить постоянно»…Собственно, там два дела - первое, следственное, 1937 года и второе - реабилитационное, 1959 года, в каждом листов по пятьдесят. Сажусь, читаю, конспектирую. В зале довольно многолюдно, не сразу найдешь свободное место, работают многие с ноутбуками, располагая целые стопки дел перед собой, по-моему, не меньше половины исследователей - иностранцы.
В первом деле сначала шли описи, ордер на арест, постановление, анкета арестованного, потом - лист № 7, который оказался в прошитом, опечатанном конверте из плотной бумаги. При выдаче дела мне сказали: «Это не вскрывать». Дальше шли: характеристика (конечно, очерняющая) из школы ФЗУ - последнего места работы, откуда Киселиса уволили за несколько месяцев до ареста, материал газеты «Советское искусство», где бывшие соратники по АХРР (Ассоциации художников революционной России) Кацман и Перельман называли Киселиса троцкистом, протоколы допросов написанные малограмотными сержантами НКВД («Вопрос: Вы следствию врете вы лично получали от Троцкой-Седовой к/р поручение следствие требует дать правдивые показания по существу данного поручения?»), где уже Киселис называет троцкистами Кацмана и Перельмана, протоколы допросов свидетелей - соседа, завуча школы ФЗУ, председателя комиссии художников, в них свидетели отвечали осторожно - если б упомянули «троцкистские» разговоры - сразу стали бы членами к/р группы, обвинительное заключение - «находился при Троцком…связь с врагом народа Тухачевским… выдавал себя за члена ВКП(б)… работая педагогом проводил к/р методы работы…», ст.58, п.10, приговор Особого Совещания - пять лет лагерей, наконец, конверт с документами - фотография: фас и профиль, несколько мандатов 1919 года выданных Киселису, с печатями и размашистыми подписями Троцкого синим карандашом.
Второе дело начиналось с заявления 1958 года Юрия Киселиса (сына), с просьбой реабилитировать отца, умершего во Владивостокском лагере в 1940 году. Из прокуратуры в КГБ пошло письмо о проверке. Следователь, капитан КГБ, провел рутинную работу, приобщил к делу справки о реабилитации Тухачевского и Уборевича, запросил архивы, которые отвечали, что ничего компрометирующего Киселиса у них нет, выписал из энциклопедии сведения об АХРР, выяснил в Мосгорсправке (а я то думал, что КГБ все знало и без нее) адреса старых свидетелей и художников. Один свидетель умер, другой исчез в лагерях, третий не смог ничего вспомнить. Художники, что в 37-ом клеймили Киселиса, теперь давали благожелательные отзывы: «…вел деятельность по вовлечению художников-реалистов на службу интересам партии и народа…сделал много полезного…», правда и «…был очень нервный…болезненно возбудим…». Кончалось все секретным постановлением суда 1959 года - старое дело отменить и прекратить.
Я и раньше знал, что мой прадед Петр Юрьевич Киселис, литовец - революционер и художник, работник РВС и поезда Троцкого, один из организаторов АХРР. Его произведения есть в Третьяковской галерее, Музее Революции. Но теперь, я всматривался в его тюремную фотографию, держал в руках заявление, которое уже после окончания следствия он писал на четвертушке бумаги в бутырской камере, удостоверения, выданные «врагом народа №1», которые бережно, и как оказалось опрометчиво, он хранил. Мне захотелось, увидеть, сфотографировать, переписать другие документы, рисунки, бумаги, письма Киселиса, которые еще можно найти. Наверное, не все уничтожено, выброшено, забыто.
Но препятствия не заставили себя ждать - фотографию из дела скопировать невозможно - перефотографирование в архиве уже не делают, а сканирование еще не делают.
Начал действовать - написал письма во Владивосток и Магадан, в информационные центры УВД, с вопросом: «Сохранилось ли лагерное личное дело?».
Отправился в Третьяковскую галерею, туда Юрий Киселис, после реабилитации отца, отдал некоторые сохранившиеся рисунки и картины. Мне благожелательно разрешили их сфотографировать. Из одной папки достали рисунки - портреты: иностранные делегаты Коминтерна, С.С.Каменев, Луначарская, Коган, Феликс Кон, Эссен, рабочий Ярославцев, красный командир, из другой - холсты: автопортрет, Демьян Бедный и Сосновский, строители коммуны, красноармеец. Еще были два альбома с карандашными набросками неизвестных людей.
На ярмарке увидел книгу «Троцкий. Биография в фотодокументах». На одной из страниц маленький снимок, группа людей в формах Красной армии, крайний слева - мой прадед, подпись: «Троцкий с подчиненными в годы гражданской войны. Только некоторые фамилии известны нам: Бутов, Глазман, Сермукс, Познанский». Киселис не упомянут. Надо бы написать в издательство.
Отнес заявление в приемную ФСБ: «В протоколе обыска упомянута изъятая переписка, если она сохранилась, верните мне, как наследнику». В приемной круглосуточно дежурит прапорщик, который в этот момент, улыбаясь, отвечал молодой тетке, желающей работать в ФСБ, я прошел и бросил письмо в ящик.
Следующим этапом стала поездка в Орел, к племяннице второй жены Киселиса - Марине Георгиевне. Она сохранила детские воспоминания о Петре Юрьевиче, несколько фотографий, два десятка пейзажей и портретов.
Пришли ответы из Владивостока - в их архивах никаких сведений нет и из Магадана - они могли выслать дело, но только по запросу ГУВД г.Москвы, куда мне надлежало обратиться, приложив справки о реабилитации и родственных отношениях. Что я и сделал.
Решил составить список картин прадеда по книге об АХРР - пошел в «библиотеку по Искусству» - РГБИ. Записаться в нее может любой, имеющий документ, подтверждающий его отношение к искусству. В основном, конечно, там сидят студенты творческих ВУЗов. Я сначала удивлялся, что кто-то из молодежи ходит в библиотеки, но видно учеба заставляет. Нашел каталоги 20-ых годов. В одном Кацман опубликовал список всех журнальных и газетных статей об АХРР. Что бы посмотреть эти газеты и журналы пошел в Историческую библиотеку. Туда записаться проще, достаточно иметь высшее образование. Стал я листать пожелтевшие газетные подшивки, заказывать сканирование журнальных иллюстраций (есть такая услуга). Не все разрешают сканировать, тогда через специальный отдел маркетинга можно договориться о фотографировании. Если аппарат пленочный, то платишь по количеству страниц, если же - цифровой, то идет хронометраж времени, причем, если фотограф приглашен тобой, то засекают время пересечения этим профессионалом служебного входа библиотеки. Я фотографировал журнальные портреты Ленина, Троцкого, Рыкова, Кутякова.
Уходя, после многочасового сидения в читальных залах, стал чувствовать себя серьезным исследователем. В «историчке» не только студенты, встречаются солидные ученые: то Ю.Я. Герчук с каталогом работает, то Мариэтту Чудакову гардеробщик спрашивает, есть ли у нее билет читательский?
Пришел ответ из ФСБ, (я стал человеком, получающим на почте заказные письма от такой организаций). Они сожалели, делопроизводство раньше было на низком уровне, куда делась переписка, никто не знает, но зато мне подарили тюремное фото - то, которое я видел в архиве. Я не поленился снова поехать в архив и взглянуть на дело, осмотр показал - работник ФСБ его брал, знакомился, фотографию заменил фотокопией, пресловутый лист №7 читал, так как теперь он был в новом конверте с внушительной надпечаткой «КОНФИДЕЦИАЛЬНО». Когда об этом листе я спросил хранительницу архива, то она железным голосом сказала: «Закрыт навсегда». Написал новое письмо в ФСБ с благодарностью за фото и вопросом: могут ли рассекретить лист №7 и возвратить мандаты, ранее принадлежавшие прадеду?
Из ГУВД Москвы пришло письмо, - мое заявление о знакомстве с лагерным делом передано в Информационный Центр МВД для «решения вопроса по существу».
Следующая библиотека, в которую я записался была - РГБ (Российская Государственная, бывшая «имени Ленина»). Там ограничений нет, но надо заплатить за цифровое фото и пластиковый билет. Теперь я искал альбом литографий: портреты деятелей Октябрьской Революции (1922 г., художники Киселис, Фалилеев), о нем я вычитал в многотомном справочнике «Художники народов СССР», который успели допечатать до «К». Отец рассказывал, что давно, наверное, в конце 40-ых, он извлек из шкафа печатные портреты революционеров и показывал соседям, а бабушка, узнав об этом, их сожгла. Наконец, в одном издании нашлось правильное название: «Деятели Октябрьской Революции». Но когда я, окрыленный, пришел за единственным, числящемся в «ленинке» экземпляром, меня ждал «отказ». Понуро я побрел к дежурной по залу и, на мое счастье, она дозвонилась в фонд, так что, вскоре я держал в руках папку, которую не хотели выдавать из-за плохого состояния. «Плохое состояние» заключалось в истрепанной обложке и отсутствии 8 из 16 литографий. «Хорошие» деятели (Ленин, Дзержинский, Свердлов и другие) остались, «враги народа» исчезли без следа, видимо, в 30-ые их не переводили в спецфонд, а уничтожали раз и навсегда. Таким образом, я обзавелся отсканированными портретами 8-ми «деятелей». Где искать остальных, если уж в самой главной библиотеке нет, я не знал, вряд ли кто-то рисковал их хранить. Пока довольствовался портретами из книги Троцкого «Война и Революция» -Лозовский, Рязанов, Раковский, Радек и другие.
Из Информационного Центра МВД пришло письмо о том, что мое заявление переслали в УВД Магаданской области. Я подумал: круг замкнулся, так что дела мне не видать.
Тем временем, зайдя в один антикварный магазин, я на всякий случай спросил, не знают ли они художника Киселиса? Каково же было мое удивление, когда мне показали две его живописные работы: «Колонный зал» и «Ленин (в гробу)». Они писались, когда группа АХРРовцев делала зарисовки на похоронах Ленина. Причем, в своих воспоминаниях Кацман, в 1926 году писал: «самостоятельный пропуск был у Киселиса», а в 1964 этот же текст появился с - «отдельный пропуск был у Бродского» (угодливая аберрация памяти). Узнав, что я правнук художника, антиквары предложили купить картины. Когда я заметил, что каждая оценивается в полторы тысячи долларов, то мне радушно отвечали: «Да берите обе за тысячу!» В следующий приход в магазин я сфотографировал эти произведения, причем раньше я видел репродукцию с одной из них, а в каталоге 1926 года обе картины числились переданными в Музей Революции.
Пошли мы с отцом в Музей Революции, (теперь у него другое название: Музей Современной Истории). В зале висит и потихоньку выцветает, извлеченный из спецхрана портрет генерала Корнилова. Нам разрешили посмотреть и сфотографировать картины Киселиса, хранящиеся в фонде: революционная народница Якимова, комбриг Лепин, замнаркома Литвинов, революционер Эйдельман, член ЦК Гоминьдана (еще «хорошего») Ху-Хань-Мин. Есть и плакаты - «Товарищи, все на Урал! Смерть Колчаку…», «Белогвардейский хищник терзает тело рабочих и крестьян». Спросил я и об альбоме «Деятелей», в картотеке он нашелся, но на полках, увы - нет, а о следующем визите в музей с главным хранителем договориться не удалось.
Настал черед РГВА - Российского государственного военного архива. На одной сохранившейся фотографии Киселис был в красноармейской форме с тремя ромбами на рукаве. Бабушка говорила, что у него было три ромба, а у Тухачевского - четыре. Написал заявление на имя директора РГВА, получил резолюцию заместителя, поднялся в читальный зал. Там суровая девушка Катя выдает пухлые папки с делами исследователям - иногда это родственники военных, ищущие документы для справок, чаще - историки, некоторые при погонах. В архиве надо смотреть путеводитель, в котором описываются фонды, далее - брать описи фондов и уж в них выискивать дела по названиям, причем, если в деле несколько сотен листов, предугадать по какому принципу архивариусы их сброшюровали не всегда представляется возможным, так как озаглавлено дело, зачастую, по первому документу. Часть дел, видимо, важных или часто заказываемых выдаются только в виде черно-белых микрофильмов, приходится крутить пленку и таращиться в экран специального агрегата, пытаясь разобрать, что когда-то написали или напечатали.
Смотрел я документы поезда Предреввоенсовета т. Троцкого, который курсировал по фронтам Гражданской войны. Изредка упоминался Киселис, иногда как художник, иногда как командир отряда, иногда как секретарь ячейки ВКП(б). Художник в должностном списке поезда следовал на пятом месте, получая жалование, как комиссар ВЧК или врач поезда. Большое количество приказов по поезду, списков красноармейцев, различных распоряжений. Революционные порывы и борьба за Рабочее дело мало отражаются в документах, зато много выговоров: «…грязь в купе, тараканы, клопы, раковина худая, в вагоне - мыши… во время обхода замечены карточные игры, красноармейцы спали раздетыми, что выявлено во время тревоги,… часовой спал у денежного ящика… за время исполнения обязанностей зав. гаражом было выдано в премию за сверхурочную работу десять фунтов спирта...сотрудники во время следования поезда покупают продукты, превращаясь в мешочников…».
Особенно любопытны документы комиссара ВЧК при поезде - тут куролесящие, опоздавшие на поезд два бойца, дело об оскорблении часового (причем все участники дознания простодушно записывают нецензурный диалог), красноармейцы покупающие на Сухаревке ордена Красного Знамени, некий Нейланд - сначала похитил содержимое денежного ящика, потом сбежал из заключения (якобы на фронт), под видом привезшего вагон оружия из Тулы явился в поезд, взял многие тысячи (обещая достать дешевое сукно) и кожанку (дойти до коменданта Николаевского вокзала) у командира хоз. части, после этого посетил жену начальника поезда (сказал, что его прислали за теплыми вещами), кроме вещей стащил лежащий на столе браунинг, наконец был схвачен разъяренными товарищами на квартире знакомой барышни в районе Тверской улицы.
Из документов Управления делами Реввоенсовета следует, что Киселис был Помощником для особых поручений, оклад - 100 рублей (в золотых червонцах), Троцкий получал - 200, Управделами Бутов - 160, Глазман - 140, Познанский и Сермукс по 120. Весной 1924 года Киселис выезжал в командировку в Сухум и Батум. Попалась трогательная расписка: «Получено … аванс в счет жалования Льва Давыдовича за январь 1924 г. 500000 руб. в дензнаках 1923 г. 31.ХII.23. Н.И.Троцкая». В рапорте Якова Блюмкина с выставки «Пятилетний юбилей Красной армии» о недостатках отдела поезда Предреввоенсовета: «…б) бунчуки у почетного знамени изодраны и превращены в мочалистый пучок». На этой выставке были рисунки Киселиса. Где они теперь?
Из ФСБ пришел очередной ответ: «…вопрос о выдаче документов (мандатов) из дела будет решаться архивом…ограничения в использовании архивных документов конфиденциального характера (лист 7) предусмотрены на срок 75 лет…». Значит, донос 1937 года откроется не ранее 2012 года. В описи числится: «Лист 7. Сообщение Разина». Наверное, там что-то вроде: «В НКВД. Мне стало известно, что Киселис работал у Троцкого, выполнял его поручения, ездил на юг с антипартийными документами. Киселис хвастается дружбой с Тухачевским, Халепским, Кутяковым. Нуждается в тщательной проверке, нигде не работает, адрес: ул.Кропоткина, д.21. …мая 1937. Разин».
У тети сохранилась открытка издательства АХР - П.Ю.Киселис. «Южный Кавказ». В Исторической библиотеке я штудировал каталоги Госиздата 30-х годов, нашел упоминание о других открытках. Возможно, они есть в «ленинке». Вот уже хранительница открыток РГБ Анна Николаевна находит почтовые карточки Киселиса с портретами строителей Хоторджурской коммуны.
Я посещаю фонд газет РГБ в Химках. Смотрю подшивку газеты поезда Предревовенсовета «В пути». Выписываю статью П.К. (явно Киселиса) «Красная броня». «Победоносная» волна триумфального шествия сразу расхлестнулась о первые же пробные орешки, поставленные на царской дороге рукой Путиловского Рабочего. Это были две сторожевые будки пролетариата, поставленные на рельсы и наскоро покрытые броней…» - слог очень выспренний и чрезмерно образный. Киселис - комиссар участка фронта под Петроградом, был занесен Зиновьевым на Красную Доску Петросовета.
В интернете нашлась информация о фонде Киселиса (№87) в Отделе рукописей Третьяковской галереи. Оказывается, Юрий Киселис отдал в третьяковку не только картины отца, но и разные документы - письма, фотографии. Стал посещать читальный зал Отдела рукописей (путь обычный - заявление, резолюция, заполнение карточки исследователя). Документы времен АХРРа, есть даже одно письмо Киселису Петрова-Водкина, групповые фотографии революционных художников 20-х годов - люди в шапках, сапогах, валенках, галошах среди развешанных картин, под лозунгом: «Искусство - в массы», разве что одна фотография дореволюционная - группа студентов Академии Художеств в мастерской. Часть документов посвящена исключению художника Бродского из АХРРа. Молодые художники обвиняли его в спекуляции - продаже по большой цене печатных копий своих картин, эксплуатации - за плату другие художники писали за него.
С Отделом рукописей мы меняемся, я передаю накопленные документы Киселиса (в электронном виде), взамен мне делают ксерокопии и отсканированные фото.
Из ГАРФА пришел пакет - мандаты считаются документами не личного происхождения, посему должны храниться у них, но для меня сделали копии.
По соседству с военным архивом находится РГАЛИ (архив литературы и искусства). В читальном зале там главенствует экспансивный юноша Дима, сотрудников в зале больше, чем в РГВА, но обычно они скрываются в комнате, на двери которой строгое запрещение входить исследователям. Самих исследователей довольно много, тем более что поиск здесь вести проще - есть персональная картотека, где по фамилии нужного человека можно найти перечень всех документов, где он упомянут. Много личных фондов, где хранятся не только рукописи и фотографии деятелей, но и многочисленные письма, адресованные им. Фонда Киселиса там нет, зато есть письма в фондах ветеранов соцреализма - Перельмана и Кацмана.
В одном из писем Киселис предлагал Перельману разрабатывать оформление (дизайн, как сказали бы сейчас) Моссельпрома: «…не одним же Маяковским отжираться…». В другом писал из Ленинграда: «Витя, Витя, родной, что с тобой?..», далее следуют туманные сетования на тяжелую обстановку в Академии Художеств, подробностей нет и непонятно - формалистов вроде бы победили, может уже выявляли троцкистов?
Не пробыв и года в Ленинграде, Киселис летом 1929 возвращается в Москву, судя по документам, выступает на диспутах и обсуждениях. Осенью на заседании Центрального секретариата АХР т.Лехт (секретарь фракции ВКП(б)) информирует «…об исключении из партии за не взнос членских взносов П.Ю.Киселиса.» Информация т.Лехта принята к сведению. В апреле 1930 года начинается «чистка» в АХР, в протоколах можно прочесть, как на первых порах Киселис еще задает вопросы художникам: «Как смотрите на национальную культуру в пролетарском обществе? Какие формулировки Ленина и Сталина существуют о задачах искусства?», но вот доходит очередь до чистки Киселиса, где прежние товарищи сурово спрашивают: «Как в Февральскую революцию попал в Петроград? Какую часть дворца брали в Октябрьские дни? Где были в марте 1921?(В Кронштадте). Где ваш партийный билет?». После сумбурных объяснений: «Исключить за обман организации».
В архиве немало документов связанных с исключением Бродского, в частности Бродский переходит в контратаку - докладывает в Главискусство, что у Киселиса дома видели написанный портрет Корнилова.
В фонде Кацмана - групповая фотография с вырезанной дырой на месте Киселиса и письмо, где вдова Киселиса в 1963 году просит его помочь обменять комнату, связанную с тяжелыми воспоминаниями - арестом мужа и гибелью сына.
Неожиданно приходит письмо из Московской прокуратуры, из него я понимаю, что лагерное дело прибыло из Магадана, но его отправят обратно, - законодательство РФ не предусматривает знакомства родственников с личными делами. Я снова в отчаянии - больше полугода тянулась переписка, дело через всю страну прибыло в Москву. Пишу разочарованное, сдержанно-возмущенное письмо.
Но, спустя несколько дней, раздается звонок и меня приглашают приехать в отдел реабилитации ГУВД Москвы и посмотреть это дело(!). Видимо там решили, что проще его показать, чем отвечать на мои письма. Отправляюсь по указанному адресу - Новослободская, 45, и вижу, что этот дом не имеет входа, единственная дверь давно вросла в асфальт, захожу в арку, прохожу дальше - похоже на серьезное учреждение, через некоторое время понимаю, что пришел в Бутырскую тюрьму, где 66 лет назад сидел Киселис. Мне советуют возвращаться, оказывается и следующий дом имеет номер 45 и даже после него все еще 45.
Наконец я в отделе. Девушка достает дело из сейфа, под ее присмотром я должен прочесть, не делая записей. Я листаю дело и пытаюсь все запомнить - начинается с Бутырской тюрьмы, многочисленные вызовы на допросы, знакомые постановления, потом - лагерный пункт Владивостока, какая-то длинная запись Киселиса - художника на строительстве д/с ТОФа о том, что с ним происходило в начале марта 1940 г., - какие-то ночевки в бараке, где нет места, обещавший место это место, но отсутствующий комендант, за стеной клуб и танцы (!) в нем. Далее - заключение о смерти, сверка отпечатков пальцев, снятых с трупа с другими, еще из Бутырской тюрьмы.
В отделе тихо, моя работница скучает, соседка прикрепляет новые звездочки к погонам - повысили звание. В дверях появляется начальник: «Всем ко мне в кабинет, молодой человек пусть посидит в коридоре».
В коридоре я изучаю инструкции на стене для депортированных в свое время чеченцев и корейцев. В кабинете начальника бурно обсуждается, кому из отдела идти «на усиление» на выборы. Девушки возвращаются взбудораженные: «Хорошо, пусть мы пойдем в этот раз, а они пускай - на Новый год! У меня у бушлата погоны не пришиты, ладно, если будем, как в прошлый раз - в школе, а вдруг - на улице?». Под эти разговоры я дочитываю дело и даю расписку: «ознакомлен».
Мы едем в Горки Ленинские, кажется, там нашлись «Деятели Революции», действительно, сотрудники музея «Кабинет-квартира Ленина в Кремле» Елена Николаевна и Александр Михайлович извлекают папку с «деятелями» прямо из экспозиции. Можно сказать - за спиной у Ильича, (полка с книгами располагается прямо за креслом в кабинете), с 1922 года стояли изображения «врагов народа» - Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Рыкова, Сокольникова, Антонова-Овсеенко, Иоффе. Литографии в идеальном состоянии. Нам устраивают экскурсию, мы с отцом довольно рассматриваем книги, чашки, ботинки Крупской и Марии Ильиничны. Однажды Ленин в одной записке упомянул Киселиса, потом ее часто цитировали - в 60-70-х, как образец борьбы за реализм, в 80-90-х, как свидетельство гонения футуристов.
Отправляюсь в Красногорск. Там расположен архив кинофотодокументов. Я просматриваю маленькие («контрольные») фотографии из Поезда Троцкого через большое увеличительное стекло. Вот тут, у вагона множество людей, слева от Троцкого явно он - Киселис, здесь выстроились на снегу люди в шинелях и островерхих шлемах, первый - Троцкий, пятый - Киселис, девятый, кажется, Глазман. Снимок в вагоне: Троцкий и еще три человека (в том числе - Вацетис) сидят на кожаном диване, перед ними чай, подстаканники в блюдечках, открытая сахарница, над ними на стене зеркало, в котором отражаются фотоаппарат на штативе и два улыбающихся человека, один, похоже - Киселис. С сохранившихся негативов делают фотографии и для меня. Фото АХРРа почти нет. Позже я прокручиваю на монтажном столе фрагменты документальных фильмов, где есть Троцкий, но распознать кого-либо среди его окружения трудно - выцветшие фигурки людей быстро двигаются, да и эпизодов с поездом мало.
Поиски не завершаются, я написал в Литву, предстоят походы в ГАРФ (просмотр документов Наркомпроса), бывший партархив, снова в библиотеки.
Что-то настойчиво влечет к собиранию подробностей биографии прадеда. Зачем я пытаюсь заглянуть в прошлое? Почему не пытался сделать это раньше?
Отец не может помнить своего деда, но бабушку и тем более свою мать (дочь Киселиса), пока они были живы, надо было расспросить. А так - остается только предание о том, как в кремлевском детском саду, ее взял на руки Луначарский и сказал: «Эта девочка далеко пойдет!». Да ведь и вторая жена Киселиса умерла в тот год, когда я окончил школу. Обидно осознавать, что вместо писем из лагеря, бумаг, рисунков, которые наверняка хранились, пока при переезде ли, смерти ли их не выбросили, я читаю только проверенные публикации или бледные копии каких-то документов, отрывки чужих свидетельств, важные когда-то, а теперь малоинтересные служебные записки. Приходится собирать хотя бы то, что осталось.
Для меня наступает трудное возвращение памяти.
ГАРФ - Большая Пироговская, 17, тел.2458141.
РГВА - ул. Адмирала Макарова, 29, тел.1598091.
РГАЛИ - Выборгская ул., 3, к.2, тел.1597513.
РГАКФД - Красногорск, тел.5633996.
РГБ - ул.Воздвиженка, 3, тел.2228534.
ГПИБ - Старосадский пер.,9, тел.9280522.
РГБИ - Большая Дмитровка, 8/1, тел.2920984.
Управление ФСБ по Москве и Московской обл. - Большая Лубянка,20.
Путешествие по архивам, библиотекам, музеям и другим учреждениям.
Когда отцу пришло письмо, что он может ознакомиться в ГАРФ (Государственном архиве Российской Федерации) со следственным делом своего деда, арестованного в 1937 году, я оживился: «Давай, поезжай, читай!». Но он не торопился, отправился туда через полгода и возмущался: «Они будут рассматривать мое заявление месяц!» Через месяц оказалось, что отец потерял документы, подтверждающие родство, фамилия деда - Киселис, а у него - Широков, в документах и вовсе фигурировал другой вариант: «Киссель». Я был в отчаянии, но вдруг выяснилось - доказывать родство необязательно, любой гражданин России может работать с документами, хранящимися в открытых архивах.
И вот я в читальном зале ГАРФ, мне выдают толстый том, на обложке которого «НКВД», «УКГБ», «Хранить постоянно»…Собственно, там два дела - первое, следственное, 1937 года и второе - реабилитационное, 1959 года, в каждом листов по пятьдесят. Сажусь, читаю, конспектирую. В зале довольно многолюдно, не сразу найдешь свободное место, работают многие с ноутбуками, располагая целые стопки дел перед собой, по-моему, не меньше половины исследователей - иностранцы.
В первом деле сначала шли описи, ордер на арест, постановление, анкета арестованного, потом - лист № 7, который оказался в прошитом, опечатанном конверте из плотной бумаги. При выдаче дела мне сказали: «Это не вскрывать». Дальше шли: характеристика (конечно, очерняющая) из школы ФЗУ - последнего места работы, откуда Киселиса уволили за несколько месяцев до ареста, материал газеты «Советское искусство», где бывшие соратники по АХРР (Ассоциации художников революционной России) Кацман и Перельман называли Киселиса троцкистом, протоколы допросов написанные малограмотными сержантами НКВД («Вопрос: Вы следствию врете вы лично получали от Троцкой-Седовой к/р поручение следствие требует дать правдивые показания по существу данного поручения?»), где уже Киселис называет троцкистами Кацмана и Перельмана, протоколы допросов свидетелей - соседа, завуча школы ФЗУ, председателя комиссии художников, в них свидетели отвечали осторожно - если б упомянули «троцкистские» разговоры - сразу стали бы членами к/р группы, обвинительное заключение - «находился при Троцком…связь с врагом народа Тухачевским… выдавал себя за члена ВКП(б)… работая педагогом проводил к/р методы работы…», ст.58, п.10, приговор Особого Совещания - пять лет лагерей, наконец, конверт с документами - фотография: фас и профиль, несколько мандатов 1919 года выданных Киселису, с печатями и размашистыми подписями Троцкого синим карандашом.
Второе дело начиналось с заявления 1958 года Юрия Киселиса (сына), с просьбой реабилитировать отца, умершего во Владивостокском лагере в 1940 году. Из прокуратуры в КГБ пошло письмо о проверке. Следователь, капитан КГБ, провел рутинную работу, приобщил к делу справки о реабилитации Тухачевского и Уборевича, запросил архивы, которые отвечали, что ничего компрометирующего Киселиса у них нет, выписал из энциклопедии сведения об АХРР, выяснил в Мосгорсправке (а я то думал, что КГБ все знало и без нее) адреса старых свидетелей и художников. Один свидетель умер, другой исчез в лагерях, третий не смог ничего вспомнить. Художники, что в 37-ом клеймили Киселиса, теперь давали благожелательные отзывы: «…вел деятельность по вовлечению художников-реалистов на службу интересам партии и народа…сделал много полезного…», правда и «…был очень нервный…болезненно возбудим…». Кончалось все секретным постановлением суда 1959 года - старое дело отменить и прекратить.
Я и раньше знал, что мой прадед Петр Юрьевич Киселис, литовец - революционер и художник, работник РВС и поезда Троцкого, один из организаторов АХРР. Его произведения есть в Третьяковской галерее, Музее Революции. Но теперь, я всматривался в его тюремную фотографию, держал в руках заявление, которое уже после окончания следствия он писал на четвертушке бумаги в бутырской камере, удостоверения, выданные «врагом народа №1», которые бережно, и как оказалось опрометчиво, он хранил. Мне захотелось, увидеть, сфотографировать, переписать другие документы, рисунки, бумаги, письма Киселиса, которые еще можно найти. Наверное, не все уничтожено, выброшено, забыто.
Но препятствия не заставили себя ждать - фотографию из дела скопировать невозможно - перефотографирование в архиве уже не делают, а сканирование еще не делают.
Начал действовать - написал письма во Владивосток и Магадан, в информационные центры УВД, с вопросом: «Сохранилось ли лагерное личное дело?».
Отправился в Третьяковскую галерею, туда Юрий Киселис, после реабилитации отца, отдал некоторые сохранившиеся рисунки и картины. Мне благожелательно разрешили их сфотографировать. Из одной папки достали рисунки - портреты: иностранные делегаты Коминтерна, С.С.Каменев, Луначарская, Коган, Феликс Кон, Эссен, рабочий Ярославцев, красный командир, из другой - холсты: автопортрет, Демьян Бедный и Сосновский, строители коммуны, красноармеец. Еще были два альбома с карандашными набросками неизвестных людей.
На ярмарке увидел книгу «Троцкий. Биография в фотодокументах». На одной из страниц маленький снимок, группа людей в формах Красной армии, крайний слева - мой прадед, подпись: «Троцкий с подчиненными в годы гражданской войны. Только некоторые фамилии известны нам: Бутов, Глазман, Сермукс, Познанский». Киселис не упомянут. Надо бы написать в издательство.
Отнес заявление в приемную ФСБ: «В протоколе обыска упомянута изъятая переписка, если она сохранилась, верните мне, как наследнику». В приемной круглосуточно дежурит прапорщик, который в этот момент, улыбаясь, отвечал молодой тетке, желающей работать в ФСБ, я прошел и бросил письмо в ящик.
Следующим этапом стала поездка в Орел, к племяннице второй жены Киселиса - Марине Георгиевне. Она сохранила детские воспоминания о Петре Юрьевиче, несколько фотографий, два десятка пейзажей и портретов.
Пришли ответы из Владивостока - в их архивах никаких сведений нет и из Магадана - они могли выслать дело, но только по запросу ГУВД г.Москвы, куда мне надлежало обратиться, приложив справки о реабилитации и родственных отношениях. Что я и сделал.
Решил составить список картин прадеда по книге об АХРР - пошел в «библиотеку по Искусству» - РГБИ. Записаться в нее может любой, имеющий документ, подтверждающий его отношение к искусству. В основном, конечно, там сидят студенты творческих ВУЗов. Я сначала удивлялся, что кто-то из молодежи ходит в библиотеки, но видно учеба заставляет. Нашел каталоги 20-ых годов. В одном Кацман опубликовал список всех журнальных и газетных статей об АХРР. Что бы посмотреть эти газеты и журналы пошел в Историческую библиотеку. Туда записаться проще, достаточно иметь высшее образование. Стал я листать пожелтевшие газетные подшивки, заказывать сканирование журнальных иллюстраций (есть такая услуга). Не все разрешают сканировать, тогда через специальный отдел маркетинга можно договориться о фотографировании. Если аппарат пленочный, то платишь по количеству страниц, если же - цифровой, то идет хронометраж времени, причем, если фотограф приглашен тобой, то засекают время пересечения этим профессионалом служебного входа библиотеки. Я фотографировал журнальные портреты Ленина, Троцкого, Рыкова, Кутякова.
Уходя, после многочасового сидения в читальных залах, стал чувствовать себя серьезным исследователем. В «историчке» не только студенты, встречаются солидные ученые: то Ю.Я. Герчук с каталогом работает, то Мариэтту Чудакову гардеробщик спрашивает, есть ли у нее билет читательский?
Пришел ответ из ФСБ, (я стал человеком, получающим на почте заказные письма от такой организаций). Они сожалели, делопроизводство раньше было на низком уровне, куда делась переписка, никто не знает, но зато мне подарили тюремное фото - то, которое я видел в архиве. Я не поленился снова поехать в архив и взглянуть на дело, осмотр показал - работник ФСБ его брал, знакомился, фотографию заменил фотокопией, пресловутый лист №7 читал, так как теперь он был в новом конверте с внушительной надпечаткой «КОНФИДЕЦИАЛЬНО». Когда об этом листе я спросил хранительницу архива, то она железным голосом сказала: «Закрыт навсегда». Написал новое письмо в ФСБ с благодарностью за фото и вопросом: могут ли рассекретить лист №7 и возвратить мандаты, ранее принадлежавшие прадеду?
Из ГУВД Москвы пришло письмо, - мое заявление о знакомстве с лагерным делом передано в Информационный Центр МВД для «решения вопроса по существу».
Следующая библиотека, в которую я записался была - РГБ (Российская Государственная, бывшая «имени Ленина»). Там ограничений нет, но надо заплатить за цифровое фото и пластиковый билет. Теперь я искал альбом литографий: портреты деятелей Октябрьской Революции (1922 г., художники Киселис, Фалилеев), о нем я вычитал в многотомном справочнике «Художники народов СССР», который успели допечатать до «К». Отец рассказывал, что давно, наверное, в конце 40-ых, он извлек из шкафа печатные портреты революционеров и показывал соседям, а бабушка, узнав об этом, их сожгла. Наконец, в одном издании нашлось правильное название: «Деятели Октябрьской Революции». Но когда я, окрыленный, пришел за единственным, числящемся в «ленинке» экземпляром, меня ждал «отказ». Понуро я побрел к дежурной по залу и, на мое счастье, она дозвонилась в фонд, так что, вскоре я держал в руках папку, которую не хотели выдавать из-за плохого состояния. «Плохое состояние» заключалось в истрепанной обложке и отсутствии 8 из 16 литографий. «Хорошие» деятели (Ленин, Дзержинский, Свердлов и другие) остались, «враги народа» исчезли без следа, видимо, в 30-ые их не переводили в спецфонд, а уничтожали раз и навсегда. Таким образом, я обзавелся отсканированными портретами 8-ми «деятелей». Где искать остальных, если уж в самой главной библиотеке нет, я не знал, вряд ли кто-то рисковал их хранить. Пока довольствовался портретами из книги Троцкого «Война и Революция» -Лозовский, Рязанов, Раковский, Радек и другие.
Из Информационного Центра МВД пришло письмо о том, что мое заявление переслали в УВД Магаданской области. Я подумал: круг замкнулся, так что дела мне не видать.
Тем временем, зайдя в один антикварный магазин, я на всякий случай спросил, не знают ли они художника Киселиса? Каково же было мое удивление, когда мне показали две его живописные работы: «Колонный зал» и «Ленин (в гробу)». Они писались, когда группа АХРРовцев делала зарисовки на похоронах Ленина. Причем, в своих воспоминаниях Кацман, в 1926 году писал: «самостоятельный пропуск был у Киселиса», а в 1964 этот же текст появился с - «отдельный пропуск был у Бродского» (угодливая аберрация памяти). Узнав, что я правнук художника, антиквары предложили купить картины. Когда я заметил, что каждая оценивается в полторы тысячи долларов, то мне радушно отвечали: «Да берите обе за тысячу!» В следующий приход в магазин я сфотографировал эти произведения, причем раньше я видел репродукцию с одной из них, а в каталоге 1926 года обе картины числились переданными в Музей Революции.
Пошли мы с отцом в Музей Революции, (теперь у него другое название: Музей Современной Истории). В зале висит и потихоньку выцветает, извлеченный из спецхрана портрет генерала Корнилова. Нам разрешили посмотреть и сфотографировать картины Киселиса, хранящиеся в фонде: революционная народница Якимова, комбриг Лепин, замнаркома Литвинов, революционер Эйдельман, член ЦК Гоминьдана (еще «хорошего») Ху-Хань-Мин. Есть и плакаты - «Товарищи, все на Урал! Смерть Колчаку…», «Белогвардейский хищник терзает тело рабочих и крестьян». Спросил я и об альбоме «Деятелей», в картотеке он нашелся, но на полках, увы - нет, а о следующем визите в музей с главным хранителем договориться не удалось.
Настал черед РГВА - Российского государственного военного архива. На одной сохранившейся фотографии Киселис был в красноармейской форме с тремя ромбами на рукаве. Бабушка говорила, что у него было три ромба, а у Тухачевского - четыре. Написал заявление на имя директора РГВА, получил резолюцию заместителя, поднялся в читальный зал. Там суровая девушка Катя выдает пухлые папки с делами исследователям - иногда это родственники военных, ищущие документы для справок, чаще - историки, некоторые при погонах. В архиве надо смотреть путеводитель, в котором описываются фонды, далее - брать описи фондов и уж в них выискивать дела по названиям, причем, если в деле несколько сотен листов, предугадать по какому принципу архивариусы их сброшюровали не всегда представляется возможным, так как озаглавлено дело, зачастую, по первому документу. Часть дел, видимо, важных или часто заказываемых выдаются только в виде черно-белых микрофильмов, приходится крутить пленку и таращиться в экран специального агрегата, пытаясь разобрать, что когда-то написали или напечатали.
Смотрел я документы поезда Предреввоенсовета т. Троцкого, который курсировал по фронтам Гражданской войны. Изредка упоминался Киселис, иногда как художник, иногда как командир отряда, иногда как секретарь ячейки ВКП(б). Художник в должностном списке поезда следовал на пятом месте, получая жалование, как комиссар ВЧК или врач поезда. Большое количество приказов по поезду, списков красноармейцев, различных распоряжений. Революционные порывы и борьба за Рабочее дело мало отражаются в документах, зато много выговоров: «…грязь в купе, тараканы, клопы, раковина худая, в вагоне - мыши… во время обхода замечены карточные игры, красноармейцы спали раздетыми, что выявлено во время тревоги,… часовой спал у денежного ящика… за время исполнения обязанностей зав. гаражом было выдано в премию за сверхурочную работу десять фунтов спирта...сотрудники во время следования поезда покупают продукты, превращаясь в мешочников…».
Особенно любопытны документы комиссара ВЧК при поезде - тут куролесящие, опоздавшие на поезд два бойца, дело об оскорблении часового (причем все участники дознания простодушно записывают нецензурный диалог), красноармейцы покупающие на Сухаревке ордена Красного Знамени, некий Нейланд - сначала похитил содержимое денежного ящика, потом сбежал из заключения (якобы на фронт), под видом привезшего вагон оружия из Тулы явился в поезд, взял многие тысячи (обещая достать дешевое сукно) и кожанку (дойти до коменданта Николаевского вокзала) у командира хоз. части, после этого посетил жену начальника поезда (сказал, что его прислали за теплыми вещами), кроме вещей стащил лежащий на столе браунинг, наконец был схвачен разъяренными товарищами на квартире знакомой барышни в районе Тверской улицы.
Из документов Управления делами Реввоенсовета следует, что Киселис был Помощником для особых поручений, оклад - 100 рублей (в золотых червонцах), Троцкий получал - 200, Управделами Бутов - 160, Глазман - 140, Познанский и Сермукс по 120. Весной 1924 года Киселис выезжал в командировку в Сухум и Батум. Попалась трогательная расписка: «Получено … аванс в счет жалования Льва Давыдовича за январь 1924 г. 500000 руб. в дензнаках 1923 г. 31.ХII.23. Н.И.Троцкая». В рапорте Якова Блюмкина с выставки «Пятилетний юбилей Красной армии» о недостатках отдела поезда Предреввоенсовета: «…б) бунчуки у почетного знамени изодраны и превращены в мочалистый пучок». На этой выставке были рисунки Киселиса. Где они теперь?
Из ФСБ пришел очередной ответ: «…вопрос о выдаче документов (мандатов) из дела будет решаться архивом…ограничения в использовании архивных документов конфиденциального характера (лист 7) предусмотрены на срок 75 лет…». Значит, донос 1937 года откроется не ранее 2012 года. В описи числится: «Лист 7. Сообщение Разина». Наверное, там что-то вроде: «В НКВД. Мне стало известно, что Киселис работал у Троцкого, выполнял его поручения, ездил на юг с антипартийными документами. Киселис хвастается дружбой с Тухачевским, Халепским, Кутяковым. Нуждается в тщательной проверке, нигде не работает, адрес: ул.Кропоткина, д.21. …мая 1937. Разин».
У тети сохранилась открытка издательства АХР - П.Ю.Киселис. «Южный Кавказ». В Исторической библиотеке я штудировал каталоги Госиздата 30-х годов, нашел упоминание о других открытках. Возможно, они есть в «ленинке». Вот уже хранительница открыток РГБ Анна Николаевна находит почтовые карточки Киселиса с портретами строителей Хоторджурской коммуны.
Я посещаю фонд газет РГБ в Химках. Смотрю подшивку газеты поезда Предревовенсовета «В пути». Выписываю статью П.К. (явно Киселиса) «Красная броня». «Победоносная» волна триумфального шествия сразу расхлестнулась о первые же пробные орешки, поставленные на царской дороге рукой Путиловского Рабочего. Это были две сторожевые будки пролетариата, поставленные на рельсы и наскоро покрытые броней…» - слог очень выспренний и чрезмерно образный. Киселис - комиссар участка фронта под Петроградом, был занесен Зиновьевым на Красную Доску Петросовета.
В интернете нашлась информация о фонде Киселиса (№87) в Отделе рукописей Третьяковской галереи. Оказывается, Юрий Киселис отдал в третьяковку не только картины отца, но и разные документы - письма, фотографии. Стал посещать читальный зал Отдела рукописей (путь обычный - заявление, резолюция, заполнение карточки исследователя). Документы времен АХРРа, есть даже одно письмо Киселису Петрова-Водкина, групповые фотографии революционных художников 20-х годов - люди в шапках, сапогах, валенках, галошах среди развешанных картин, под лозунгом: «Искусство - в массы», разве что одна фотография дореволюционная - группа студентов Академии Художеств в мастерской. Часть документов посвящена исключению художника Бродского из АХРРа. Молодые художники обвиняли его в спекуляции - продаже по большой цене печатных копий своих картин, эксплуатации - за плату другие художники писали за него.
С Отделом рукописей мы меняемся, я передаю накопленные документы Киселиса (в электронном виде), взамен мне делают ксерокопии и отсканированные фото.
Из ГАРФА пришел пакет - мандаты считаются документами не личного происхождения, посему должны храниться у них, но для меня сделали копии.
По соседству с военным архивом находится РГАЛИ (архив литературы и искусства). В читальном зале там главенствует экспансивный юноша Дима, сотрудников в зале больше, чем в РГВА, но обычно они скрываются в комнате, на двери которой строгое запрещение входить исследователям. Самих исследователей довольно много, тем более что поиск здесь вести проще - есть персональная картотека, где по фамилии нужного человека можно найти перечень всех документов, где он упомянут. Много личных фондов, где хранятся не только рукописи и фотографии деятелей, но и многочисленные письма, адресованные им. Фонда Киселиса там нет, зато есть письма в фондах ветеранов соцреализма - Перельмана и Кацмана.
В одном из писем Киселис предлагал Перельману разрабатывать оформление (дизайн, как сказали бы сейчас) Моссельпрома: «…не одним же Маяковским отжираться…». В другом писал из Ленинграда: «Витя, Витя, родной, что с тобой?..», далее следуют туманные сетования на тяжелую обстановку в Академии Художеств, подробностей нет и непонятно - формалистов вроде бы победили, может уже выявляли троцкистов?
Не пробыв и года в Ленинграде, Киселис летом 1929 возвращается в Москву, судя по документам, выступает на диспутах и обсуждениях. Осенью на заседании Центрального секретариата АХР т.Лехт (секретарь фракции ВКП(б)) информирует «…об исключении из партии за не взнос членских взносов П.Ю.Киселиса.» Информация т.Лехта принята к сведению. В апреле 1930 года начинается «чистка» в АХР, в протоколах можно прочесть, как на первых порах Киселис еще задает вопросы художникам: «Как смотрите на национальную культуру в пролетарском обществе? Какие формулировки Ленина и Сталина существуют о задачах искусства?», но вот доходит очередь до чистки Киселиса, где прежние товарищи сурово спрашивают: «Как в Февральскую революцию попал в Петроград? Какую часть дворца брали в Октябрьские дни? Где были в марте 1921?(В Кронштадте). Где ваш партийный билет?». После сумбурных объяснений: «Исключить за обман организации».
В архиве немало документов связанных с исключением Бродского, в частности Бродский переходит в контратаку - докладывает в Главискусство, что у Киселиса дома видели написанный портрет Корнилова.
В фонде Кацмана - групповая фотография с вырезанной дырой на месте Киселиса и письмо, где вдова Киселиса в 1963 году просит его помочь обменять комнату, связанную с тяжелыми воспоминаниями - арестом мужа и гибелью сына.
Неожиданно приходит письмо из Московской прокуратуры, из него я понимаю, что лагерное дело прибыло из Магадана, но его отправят обратно, - законодательство РФ не предусматривает знакомства родственников с личными делами. Я снова в отчаянии - больше полугода тянулась переписка, дело через всю страну прибыло в Москву. Пишу разочарованное, сдержанно-возмущенное письмо.
Но, спустя несколько дней, раздается звонок и меня приглашают приехать в отдел реабилитации ГУВД Москвы и посмотреть это дело(!). Видимо там решили, что проще его показать, чем отвечать на мои письма. Отправляюсь по указанному адресу - Новослободская, 45, и вижу, что этот дом не имеет входа, единственная дверь давно вросла в асфальт, захожу в арку, прохожу дальше - похоже на серьезное учреждение, через некоторое время понимаю, что пришел в Бутырскую тюрьму, где 66 лет назад сидел Киселис. Мне советуют возвращаться, оказывается и следующий дом имеет номер 45 и даже после него все еще 45.
Наконец я в отделе. Девушка достает дело из сейфа, под ее присмотром я должен прочесть, не делая записей. Я листаю дело и пытаюсь все запомнить - начинается с Бутырской тюрьмы, многочисленные вызовы на допросы, знакомые постановления, потом - лагерный пункт Владивостока, какая-то длинная запись Киселиса - художника на строительстве д/с ТОФа о том, что с ним происходило в начале марта 1940 г., - какие-то ночевки в бараке, где нет места, обещавший место это место, но отсутствующий комендант, за стеной клуб и танцы (!) в нем. Далее - заключение о смерти, сверка отпечатков пальцев, снятых с трупа с другими, еще из Бутырской тюрьмы.
В отделе тихо, моя работница скучает, соседка прикрепляет новые звездочки к погонам - повысили звание. В дверях появляется начальник: «Всем ко мне в кабинет, молодой человек пусть посидит в коридоре».
В коридоре я изучаю инструкции на стене для депортированных в свое время чеченцев и корейцев. В кабинете начальника бурно обсуждается, кому из отдела идти «на усиление» на выборы. Девушки возвращаются взбудораженные: «Хорошо, пусть мы пойдем в этот раз, а они пускай - на Новый год! У меня у бушлата погоны не пришиты, ладно, если будем, как в прошлый раз - в школе, а вдруг - на улице?». Под эти разговоры я дочитываю дело и даю расписку: «ознакомлен».
Мы едем в Горки Ленинские, кажется, там нашлись «Деятели Революции», действительно, сотрудники музея «Кабинет-квартира Ленина в Кремле» Елена Николаевна и Александр Михайлович извлекают папку с «деятелями» прямо из экспозиции. Можно сказать - за спиной у Ильича, (полка с книгами располагается прямо за креслом в кабинете), с 1922 года стояли изображения «врагов народа» - Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Рыкова, Сокольникова, Антонова-Овсеенко, Иоффе. Литографии в идеальном состоянии. Нам устраивают экскурсию, мы с отцом довольно рассматриваем книги, чашки, ботинки Крупской и Марии Ильиничны. Однажды Ленин в одной записке упомянул Киселиса, потом ее часто цитировали - в 60-70-х, как образец борьбы за реализм, в 80-90-х, как свидетельство гонения футуристов.
Отправляюсь в Красногорск. Там расположен архив кинофотодокументов. Я просматриваю маленькие («контрольные») фотографии из Поезда Троцкого через большое увеличительное стекло. Вот тут, у вагона множество людей, слева от Троцкого явно он - Киселис, здесь выстроились на снегу люди в шинелях и островерхих шлемах, первый - Троцкий, пятый - Киселис, девятый, кажется, Глазман. Снимок в вагоне: Троцкий и еще три человека (в том числе - Вацетис) сидят на кожаном диване, перед ними чай, подстаканники в блюдечках, открытая сахарница, над ними на стене зеркало, в котором отражаются фотоаппарат на штативе и два улыбающихся человека, один, похоже - Киселис. С сохранившихся негативов делают фотографии и для меня. Фото АХРРа почти нет. Позже я прокручиваю на монтажном столе фрагменты документальных фильмов, где есть Троцкий, но распознать кого-либо среди его окружения трудно - выцветшие фигурки людей быстро двигаются, да и эпизодов с поездом мало.
Поиски не завершаются, я написал в Литву, предстоят походы в ГАРФ (просмотр документов Наркомпроса), бывший партархив, снова в библиотеки.
Что-то настойчиво влечет к собиранию подробностей биографии прадеда. Зачем я пытаюсь заглянуть в прошлое? Почему не пытался сделать это раньше?
Отец не может помнить своего деда, но бабушку и тем более свою мать (дочь Киселиса), пока они были живы, надо было расспросить. А так - остается только предание о том, как в кремлевском детском саду, ее взял на руки Луначарский и сказал: «Эта девочка далеко пойдет!». Да ведь и вторая жена Киселиса умерла в тот год, когда я окончил школу. Обидно осознавать, что вместо писем из лагеря, бумаг, рисунков, которые наверняка хранились, пока при переезде ли, смерти ли их не выбросили, я читаю только проверенные публикации или бледные копии каких-то документов, отрывки чужих свидетельств, важные когда-то, а теперь малоинтересные служебные записки. Приходится собирать хотя бы то, что осталось.
Для меня наступает трудное возвращение памяти.
ГАРФ - Большая Пироговская, 17, тел.2458141.
РГВА - ул. Адмирала Макарова, 29, тел.1598091.
РГАЛИ - Выборгская ул., 3, к.2, тел.1597513.
РГАКФД - Красногорск, тел.5633996.
РГБ - ул.Воздвиженка, 3, тел.2228534.
ГПИБ - Старосадский пер.,9, тел.9280522.
РГБИ - Большая Дмитровка, 8/1, тел.2920984.
Управление ФСБ по Москве и Московской обл. - Большая Лубянка,20.