Рецензия на четырехтомную биографию Троцкого, написанную Фельштинским и Чернявским
источник: http://web.mit.edu/fjk/www/editor/ (там есть и еще всякое)
Рецензия о новой четырехтомной биографии Троцкого, написанной Ю. Фельштинским и Г. Чернявским. Том 1, сентябрь 2013 г.
Рецензия на том 2, июль 2014 г.
Новая биография Л.Д. Троцкого в четырех томах. Рецензия на том первый. (Ю. Фельштинский и Г. Чернявский. «Лев Троцкий», 4 тома, издательство Центрполиграф, 2012-2013 гг.)
Публикация новой биографии Л.Д.Троцкого на русском языке должна бы заслуженно явиться выдающимся событием в развитии интеллектуальной мысли общества. Публикация Дмитрием Волкогоновым в начале 1991 года одобрительной биографии Троцкого была связана с поворотом политического и идеологического истэблишмента на 180º от так называемого «коммунизма» к анти-коммунизму.
С этой личностью связана история трех Русских революций, становления Советской власти в ходе трехлетней Гражданской войны, дальнейшей эволюции режима Ленина-Троцкого, а затем его перерождения в систему тоталитарного псевдо-социализма. Личная судьба Троцкого тесно связана со всеми этими драматическими событиями. Прибой и победа революции привели Троцкого на вершину власти в Советском Союзе. Остановка в развитии революции и контрреволюционная реакция против Октября привели к повальной смене правящего слоя и массовому истреблению коммунистов внутри СССР, а самого Троцкого, к ссылке в 1928 году, к изгнанию за пределы Союза в 1929 году, а в 1940-м году, к смерти от рук подосланного Сталиным шпиона.
Авторы этой монументальной четырехтомной биографии, историки по профессии и вполне квалифицированы описать жизнь героя. Юрий Фельштинский учился в престижных университетах Соединенных Штатов и уже в молодости начал свою писательскую карьеру публикацией материалов из Архива Троцкого, хранящегося в Гарвардском университете. Он напечатал разные его книжки: «Сталин» «Дневники и письма», «Преступления Сталина» и другие. Георгий Чернявский в советское время специализировался на истории Балкан и Болгарии, в частности. После распада СССР он стал помогать Фельштинскому в подготовке новых публикаций Троцкого и коммунистической оппозиции, а под своим именем опубликовал однотомную биографию Троцкого для серии «Жизнь замечательных людей».
Авторы знакомы с работами других историков, описавших биографию героя: Исаака Дойчера, Пьера Бруэ, Д.А. Волкогонова, Роберта Сервиса и др. Они обвиняют Бруэ в предвзятости из-за того, что он - социалист и «не смог освободиться от социалистических пристрастий». Дойчера они невзлюбили до такой степени, что приписывают ему «небрежное отношение к источникам» (стр. 11) и мнимую ошибку в отношении украинской революционной организации «Спилка» (стр. 260). К сожалению, они не дают ни одного конкретного примера ошибок Дойчера, скорее, наоборот. Ошибка в переводе с английского на русский слова «Спилка» произошла много лет после смерти Дойчера, и авторы должны были это проверить прежде, чем бросаться обвинениями. Не понравился им этот выдающийся английский историк потому, что на страницах своего трехтомника он ярко и правдиво вырисовывает драматическую историю России и роль Троцкого в этой истории. Мне представляется, что авторы растянули свою биографию на четыре тома, чтобы перещеголять Дойчера и выйти на первое место в конкурсе «монументальности».
Авторы в подстрочной заметке, мелким шрифтом отмахиваются от семитомного труда В.З.Роговина «Была ли альтернатива», обвиняя его в апологетике. Зато Роберту Сервису они уделяют больше страницы. Они справедливо критикуют его за тенденциозный подбор материалов и пишут, «Чтобы как можно более рельефно подчеркнуть еврейское происхождение Троцкого, Сервис до 23-летнего возраста героя называет его официальным именем Лейба, хотя с малых лет родные именовали Троцкого Львом, Лёвой» (стр. 13).
Затем авторы упоминают работу троцкистского писателя Дэвида Норта: «Увы, не очень далек от истины американский последователь Троцкого Дэвид Норт, который в своей сугубо апологетической книге «В защиту Льва Троцкого», содержащей критику ряда изданий о своем кумире, восторгающийся им и отнюдь не скрывающий этого, назвал один из разделов своей книги «Вклад Роберта Сервиса в фальсификацию истории» (стр. 14). Не очень понятно, как может «сугубая апологетика» быть близка к истине, но пойдем дальше?
Фельштинский и Чернявский свободны от троцкистских, левых, да и вообще, демократических, либеральных или республиканских пристрастий. Насколько мы можем понять из текста, авторы поддерживают конституционную монархию. Посмотрим, как удачно освещают эти писатели драматические действия героя своей работы.
Первое предложение первой главы дает нам некоторое представление о многословном, но малосодержательном стиле авторов: «Ранние годы жизни выдающихся личностей обычно оставляют мало следов, которые были бы важны для формирования их судеб, по той простой причине, что невозможно предугадать известность, славу или бесславие, которые через много лет будут связаны с этими людьми» (стр. 21). Слов много, но может ли читатель разобраться в их смысле. Если бы авторы поставили точку после слова «следов», то есть, сказали бы, что «Ранние годы жизни выдающихся личностей обычно оставляют мало следов», то никто бы им не возразил и мысль была бы понятна. Многие биографы выдающихся личностей признаются, что до того, как герой стал известной персоной, история о нем мало знает. Но наши авторы пишут, что ранние годы «были бы важны». Что это значит? Важны они, или нет? Второй вопрос касается формировки судьбы. Судьба героя зависит от его действий, но также от массы внешних факторов, от взаимоотношения личных, семейных, экономических, культурных, религиозных, географических и других влияний. Что думают по этому поводы наши биографы?
В общем, первое предложение туманно и не очень умно. На той же странице, наши авторы заявляют, слава богу, кратко и ясно: «Лева Бронштейн родился 26 октября (7 ноября по н. ст.) 1879 г.» К сожалению, они затем на протяжении страницы обсуждают «мистицизм совпадения даты его рождения с датой государственного переворота в Петрограде» и сравнивают сравнительные возрасты Троцкого и Сталина. Авторы приводят слова самого Троцкого о том, что он не придавал «курьезному совпадению» никакого внимания, но их самих оно занимает.
Все эти путаные размышления о совпадениях так сильно запутывают авторов биографии, что, описывая первый арест Льва Бронштейна в январе 1898 года, они говорят, что «молодому человеку шел двадцать первый год» (стр. 61). На самом деле, во время ареста Льву Бронштейну было восемнадцать лет и три месяца. Я подозреваю, что авторы прибавляют юноше два года, чтобы уменьшить сочувствие читателя к молодому человеку. С арифметикой у этих авторов вообще не в ладу: на странице 393 они оспаривают заявление Ленина в защиту Троцкого, что тот в 1917 году уже «провел в революционном движении» десятки лет. Троцкий начал революционную деятельность осенью 1896 года и Ленин в апреле 1917 года, защищая революционную репутацию Троцкого от клеветы, правильно насчитал более двадцати лет революционной деятельности. Здесь, за арифметической ошибкой скрывается желание авторов, во-первых, уколоть Ленина, во-вторых, преуменьшить революционный стаж Троцкого. Хотя, может быть я слишком подозрителен, и авторы попросту не умеют считать.
Хваленой «беспристрасности» авторов хватает ненадолго. Весь текст книг пропитан ненавистью авторов к левым, радикальным и революционным течениям. Политически активную молодежь они называют «политически одержимой» (стр. 40). С незаслуженным презрением они отзываются о чехе-садовнике, Франце Швиговском, который «то ли от скуки, то ли из неких идейных соображений» собирал студентов для политических бесед в своем саду в Николаеве (стр. 41) (не забудем, что в 1897 году организация таких бесед грозила Швиговскому тюрьмой или каторгой).
Побуждения Швиговского, Льва Бронштейна и их друзей остаются для авторов биографии непонятными. Почему одаренный мальчик из зажиточной семьи еврея-помещика Давида Бронштейна стал революционером? Это тем менее понятно, так как авторы на стр. 69-70 описывают нервные приступы, которые изредка происходили с Львом Троцким в течение его жизни и были связаны с перегрузкой нервной системы. Авторы пишут: «приступы, которые с конца 90-х гг. происходили редко, но неожиданно, в немалой степени затрудняли весьма сложную, полную интриг и крайней неприязни, перераставшей в откровенную ненависть, политическую деятельность Троцкого» (стр. 70).
Иначе говоря, политическая деятельность Троцкого была полна неприятных и опасных для здоровья чувств. Но зачем же он ею занимался?
А что сказать о «крайней неприязни, перерастающей в ненависть»??? Мы надеемся, что авторы покажут нам примеры этой ненависти. Что касается отношения самих авторов к своему герою, то текст книги полон следов ненависти и предвзятости. Уже в Предисловии авторы пишут: «Не будучи садистом или убийцей (по крайней мере, в нашем распоряжении нет фактов, говорящих о том, что он лично участвовал в расправах), Троцкий никогда не испытывал даже малейшего дискомфорта от того, что из-за подписанных им бумаг или сказанных слов где-то (в метре или в десятках тысяч километров от него) одни люди убивали других (и сами при этом часто гибли)» (стр. 7). Не кажется ли вам, что авторы готовы поверить о своем герое самому ужасному: садизм и убийства, но, к их сожалению, свидетельств садизма не находится.
Вот некоторые из эпитетов, которыми награждают героя его биографы: «одержимый идеей мировой революции», «революционный догматик» (на фронтисписе), «оторванный от жизни теоретик революции» (стр. 77). Спрашивается: зачем писать еще одну злобную биографию о Троцком, если он догматик и оторван от жизни? Проще было бы показать, как грубо ошибался Троцкий в оценке движущих сил российского общества, в перспективах социалистической революции и так далее. Опровергнуть эти оценки и мысли авторам биографии не по силу, приходится копаться в семейных и нравственных проблемах, стоящих перед молодым героем, бросать грязью по адресу его морали.
Моральный облик Троцкого.
О моральном облике Троцкого господа Фельштинский и Чернявский приходят к разным выводам на разных страницах книги. Описывая побег Троцкого из сибирской ссылки, когда он был вынужден оставить позади любимую жену и двух маленьких дочерей, чтобы вернуться к революционной борьбе, они пишут, что Троцкий и его первая жена, Александра Соколовская, страдают от «душевной слепоты и почти полного безразличия к судьбам собственных детей» (стр. 90).
Через несколько страниц, когда авторы описывают вторую любовь Троцкого к Наталье Седовой, они вдруг заявляют: «Конечно, можно было вступить в гражданский брак во Франции, что было бы элементарной процедурой, но этим Лев опять-таки совершил бы нечестный поступок в отношении Александры Соколовской» (стр. 108).
На странице 222 авторы не очень вразумительно порицают Троцкого за то, что он не поехал навестить своих дочерей: «Но Бронштейн навещать детей не поехал, потому что он был Троцкий». Обстоятельства были такие: Троцкий только-что бежал из вечной сибирской ссылки и под фальшивым паспортом ехал заграницу. Дочери от его первого брака с Александрой Соколовской жили в Яновке у родителей Троцкого, и, как пишут авторы, полиция следила за домом Бронштейнов. Что-же предлагают наши горе-биографы: Троцкий, которого разыскивала полиция всей Российской империи, должен был поехать в Яновку, в полицейскую засаду.
Так что же, страдает ли Троцкий от душевной слепоты, или нет? Представляется, что авторы не продумали своей оценки. А чем не угодила господам авторам Александра Соколовская? Она отдала свою жизнь идее коммунизма, была верна своим идеалам, воспитала дочерей в том же духе, отказалась спасать свою жизнь ценой предательства и отказа от Льва Троцкого, и погибла от пули гепеура во время расстрелов троцкистов. Нужно добавить, что обе дочери Александры и Льва и оба сына Натальи и Льва горячо любили своих родителей и были любимы в ответ.
Как выразился Максим Горький, «рожденный ползать, летать не может». Пойдем дальше.
«Искра»
Рассказ авторов о работе Троцкого в редакции «Искры» беспомощно запутан. Авторитарный Ленин хочет привлечь талантливого Троцкого в редколлегию, которая составляет в тот момент шесть человек: Плеханов, Ленин, Мартов, Аксельрод, Засулич и Потресов. Для чего? Чтобы увеличить свою силу в редакции. Плеханов протестует потому что он «справедливо полагает, что Ленин стремится к созданию в редакции твердого большинства, направленного именно против Плеханова» (стр. 107).
Во время Съезда, Ленин предлагает сократить редакцию до трех человек: Плеханова, Мартова и себя. Для чего? Чтобы увеличить свою силу в редакции. Плеханов соглашается и твердо поддерживает Ленина во всех его организационных предложениях. Почему? Мартов и другие протестуют. Для чего? Чтобы увеличить свою силу в редакции.
Через несколько месяцев Плеханов переходит на сторону меньшевиков, кооптирует их в редакцию, а Ленин выходит из нее. Для чего? Чтобы увеличить свою силу в редакции.
Это примитивное объяснение ничего не проясняет, лишь подчеркивает предвзятую враждебность авторов к попыткам революционных марксистов выработать методы и организационные формы своей борьбы в трудных условиях царской России и работы в подполье.
Не забудем, что первая попытка организовать социал-демократическую партию в России в 1898 году закончилась неудачно, когда все восемь делегатов учредительной конференции в Минске были вскоре арестованы. Организаторы II съезда, сторонники политической линии, которую проводила в течение двух с половиной лет «Искра», перед съездом соглашались с основными организационными положениями, которые Ленин опубликовал в книге «Что делать?», о необходимости централизованной и дисциплинированной подпольной партии. На самом съезде, когда с него ушли противники «Искры» (представители еврейского Бунда и экономисты), вполне определилось большинство, под руководством Плеханова и Ленина, и меньшинство, вокруг Мартова и других членов старой редакции «Искры». Но это меньшинство объявило бойкот большинству, перетянуло, после окончания съезда, на свою сторону Плеханова, и выступило с претензией руководить партией. Вот, как описывает поведение Ленина Троцкий в своих мемуарах:
«Почему я оказался на съезде с "мягкими"? Из членов редакции я ближе всего был связан с Мартовым, Засулич и Аксельродом. Их влияние на меня было бесспорно. В редакции до съезда были оттенки, но не было оформленных разногласий. От Плеханова я стоял дальше всего: после первых, в сущности второстепенных столкновений, Плеханов меня очень невзлюбил. Ленин относился ко мне прекрасно. Но именно он теперь посягал в моих глазах на редакцию, которая была для меня единым целым и называлась обаятельным именем "Искра". Мысль о расколе коллегии казалась мне святотатственной.
«Революционный централизм есть жесткий, повелительный и требовательный принцип. В отношении к отдельным людям и к целым группам вчерашних единомышленников он принимает нередко форму безжалостности. Недаром в словаре Ленина столь часты слова: непримиримый и беспощадный. Только высшая революционная целеустремленность, свободная от всего низменно-личного, может оправдать такого рода личную беспощадность. В 1903 г. дело шло всего-навсего о том, чтоб поставить Аксельрода и Засулич вне редакции "Искры". Мое отношение к ним обоим было проникнуто не только уважением, но и личной нежностью. Ленин тоже высоко ценил их за их прошлое. Но он пришел к выводу, что они все больше становятся помехой на пути к будущему. И он сделал организационный вывод: устранить их с руководящих постов. С этим я не мог мириться. Все мое существо протестовало против этого безжалостного отсечения стариков, которые дошли наконец до порога партии. Из этого моего возмущения и вытек мой разрыв с Лениным на втором съезде. Его поведение казалось мне недопустимым, ужасным, возмутительным. А между тем оно было политически правильным и, следовательно, организационно необходимым. Разрыв со стариками, застрявшими в подготовительной эпохе, был все равно неизбежен. Ленин понял это раньше других. Он сделал еще попытку сохранить Плеханова, отделив его от Засулич и Аксельрода. Но и эта попытка, как вскоре показали события, не дала результатов».
Революция 1905 года.
Господа Фельштинский и Чернявский следуют общему правилу в составлении этой биографии: не описывать наиболее важные исторические события, в толще которых живет субъект книги. Следуя этому анти-историческому принципу они избегают описать даже вкратце Японскую войну 1904-5 годов, Кровавое Воскресенье и революцию 1905 года. Не описывают они также подстрекательство царским правительством еврейских и армянских погромов, с помощью которых царизм пытался предотвратить революцию, карательные экспедиции, виселицы и подобные гнусности. Избежать полностью истории этим авторам конечно не удается, но посмотрим, как они ее искажают.
Авторы пишут, что, помимо Плеханова, многие другие российские социалисты остались в 1905 году в безопасности европейских стран: «Другие социалистические деятели тоже остались за рубежом, в значительной мере в силу личной осторожности.» (стр. 151). Эта клевета на революционеров должна убедить читателя, будто эти люди были трусами и остались пить кофе в Швейцарии, вместо опасной поездки в Россию. Через несколько страниц, господа клеветники, впрочем, пишут, что Троцкий работал в петербургской газете «Начало» с Мартовым, Потресовым, Даном и Мартыновым (стр. 164); в Петербургском Совете Троцкий работал сообща с «меньшевиками Д.Ф. Сверчковым и П.А. Злыдневым, большевиками А.А. Богдановым, Б.М. Кнуньянцем и П.А. Красиковым, эсерами В.М. Черновым и Н.Д. Авксентьевым» (стр. 169). Не упоминают наши горе-биографы польскую революционерку Розу Люксембург, вернувшуюся в Варшаву из Германии (Варшава была тогда частью царской империи) и работавшую в революционном подполье, до своего ареста царскими жандармами. Массы менее известных революционеров вернулись в Россию из европейской и американской ссылок, возобновили свою революционную деятельность, и снова подвергались возможности ареста, каторги и смертной казни.
Ведущий американский биограф Плеханова, Сэмюэл Бэрон, отмечает, что Троцкий вернулся в Россию в начале революции и продолжает: «Все остальные вожди партии, за исключением Плеханова, раньше или позже вернулись в Россию…» (Plekhanov, the Father of Russian Marxism, Samuel H. Baron, 1963, стр. 276). Плеханов являлся редким исключением из этого общего правила, и его невозвращение было одной из нескольких причин падения его авторитета как революционера.
Беспомощно противоречиво описание отношения Ленина к Троцкому в 1905 году. Весной того года Троцкий убедил большевика Красина выдвинуть лозунг Временного революционного правительства и противопоставить его более осторожной формулировке Ленина. На III-м съезде «Ленин согласился со всеми поправками Зимина (псевдоним Красина), в основе которых лежали тезисы Троцкого, о чем Ленин не знал, причем заявил, что некоторые формулировки Зимина лучше, чем его самого, и он охотно их принимает» (стр. 156). На следующей странице запутавшиеся авторы пишут, что «Если бы Ленин знал, кто в действительности был соавтором резолюции, он бы, безусловно, отверг поправки Красина, найдя для этого многочисленные идеологические, стратегические или тактические причины, так как внутренняя враждебность к Троцкому в это время явно доминировала у Ленина над политической целесообразностью» (стр. 157).
На той-же странице, заплутавшие в трех соснах авторы пишут: «После III партийного съезда Ленин фактически признал схожесть своих позиций с линией Троцкого, а в письме П.А. Красикову сообщал, что не видит никакой крамолы в печатании «листков» Троцкого» (там же).
Противоречиво и лживо также описание отношений Троцкого и меньшевиков. В Предисловии к сборнику «Перманентная революция» я замечаю:
«Раскол российских социал-демократов во время Второго съезда РСДРП летом 1903 года на две почти равные фракции сначала казался неожиданным и курьезным недоразумением. Формально на съезде победил тандем Ленина-Плеханова, а Троцкий примкнул к Мартову и меньшевикам. Вскоре Плеханов перешел на сторону "старой" редакции Искры и дал перевес в верхах партии меньшевикам.
«Постепенно разница в отношении обеих фракций социал-демократии к либеральному революционному движению росла. Начались разногласия также и в руководстве меньшевиков. Троцкий резко критиковал половинчато примирительные действия либеральной оппозиции. В конце сентября 1904 года он порвал с Редакцией меньшевистской "Искры", хотя продолжал печататься в газете. Осенью 1904 года он написал брошюру "До девятого января", резко критикующую российский либерализм и выявляющую независимые цели пролетариата в будущей революции».
Редакция «Искры» публично отмежевалась от Троцкого и Парвуса в №95 за 31 марта 1905 года и опубликовала статью, критикующую взгляды обоих. «Искра» обвинила Парвуса и «бывшего сотрудника» Троцкого за их слишком радикальные взгляды, которые ведут к изоляции пролетариата.
Наши незадачливые биографы пишут, что «толерантная редакция» публиковала письма Троцкого из-за «изменения политических позиций» Троцкого (стр. 153). На самом деле, события в начале 1905 года - Кровавое Воскресенье, стачки, демонстрации, крестьянские восстания, мятежи во флоте - подвинули линию меньшевиков влево от прежней поддержки несуществующего революционно-демократического движения буржуазии к поддержке массового революционного движения пролетариата и крестьянства.
В октябре 1905 года меньшевики, с одной стороны, и Троцкий с Парвусом, с другой стороны, на паритетных началах издавали большую ежедневную газету «Начало» в Петербурге. Меньшевики временно оставили прошлые надежды, связанные с революционным движением либералов и снова вернулись к марксистской позиции о независимой революционной роли пролетариата. На этом основании все течения российского социализма, даже эсеры и анархисты, работали в Совете Рабочих Депутатов в столице, и в революционном движении по всей России. Впоследствии меньшевики сами признавали, что во время революционного прибоя, они резко повернули налево, ближе к большевикам и к Троцкому.
После ареста Совета в Петербурге 3-го декабря и подавления баррикадного восстания в Москве, революционная волна отхлынула. Пролетариат не смог победить царизм в открытой борьбе в промышленных центрах страны, хотя революционные выступления продолжались во флоте, среди крестьян, на Кавказе. Меньшевики снова поправели, а Плеханов, на правом крыле меньшевизма, даже осудил декабрьское восстание в Москве знаменитой фразой «Они не должны были выступать».
Следует заметить, что искажение позиций фракций социал-демократии сопровождается сокрытием важных документов, давно известным всем историкам. Авторы рассусоливают мелкие детали дрязг между Мартовым, Троцким, Лениным и Плехановым, но обходят стороной действительные политические вопросы, вокруг которых разгорались эти страсти. Один из примеров такой тенденциозности: молчание по поводу важной статьи Троцкого«Наши разногласия», которую тот опубликовал в журнале Розы Люксембург в 1908 году. Направленная в основном против Плеханова и меньшевиков, статья также критикует большевиков и, в частности, Ленина и его мысль о «революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства». В этой статье и в действительности Троцкий стоял на левом фланге российской социал-демократии, защищал свою теорию «перманентной революции» и критиковал политическую линию большевиков слева.
Наиболее явно выражено реакционное мировоззрение авторов, когда господа Фельштинский и Чернявский оценивают революцию 1905 года. В движении миллионных масс они видят бунт черни «самочинно захватившей» заводы, улицы и аудитории университетов. «Разгоряченные толпы студентов, привлеченные ими рабочие бездействующих заводов и фабрик, просто отбросы общества - нищие, уголовники, проститутки - упивались «свободой» (стр. 162).
Политические убеждения авторов выясняются чуть дальше: они поддерживают «прогрессистов» и «разумные и четкие установки этого течения … на создание в России конституционно-монархического режима, основанного на разделении трех ветвей государственной власти (законодательной, исполнительной и судебной)» (стр. 167). Прогрессисты непосредственно выражали интересы крупных капиталистов и стояли правей кадетов и октябристов. В 1905-6 годах они были незаметны и получили значительный вес в III Думе лишь после разгрома революции и третьеиюньского (1907 г.) переворота, когда у большинства народа отняли право голоса.
Что же касается оценки событий 1905 года: бунт или народная революция, то возьмем свидетельство идеологического вождя либеральной буржуазии, Павла Милюкова. В многотомной «Истории России», изданной во Франции в 1932 году, описывая события 1905 года, этот известный историк пишет: «Новый феномен, доминировавший весь 1905-й год, состоял из появления на политической арене народных масс» (History of Russia, vol. 3, New York, 1969, p. 202). Мы принимаем свидетельство вождя кадетов и ученого историка тем охотней, что оно совершенно бескорыстно: движение народных масс отодвинуло партию Милюкова на задворки событий.
( продолжение)
( окончание)
Рецензия о новой четырехтомной биографии Троцкого, написанной Ю. Фельштинским и Г. Чернявским. Том 1, сентябрь 2013 г.
Рецензия на том 2, июль 2014 г.
Новая биография Л.Д. Троцкого в четырех томах. Рецензия на том первый. (Ю. Фельштинский и Г. Чернявский. «Лев Троцкий», 4 тома, издательство Центрполиграф, 2012-2013 гг.)
Публикация новой биографии Л.Д.Троцкого на русском языке должна бы заслуженно явиться выдающимся событием в развитии интеллектуальной мысли общества. Публикация Дмитрием Волкогоновым в начале 1991 года одобрительной биографии Троцкого была связана с поворотом политического и идеологического истэблишмента на 180º от так называемого «коммунизма» к анти-коммунизму.
С этой личностью связана история трех Русских революций, становления Советской власти в ходе трехлетней Гражданской войны, дальнейшей эволюции режима Ленина-Троцкого, а затем его перерождения в систему тоталитарного псевдо-социализма. Личная судьба Троцкого тесно связана со всеми этими драматическими событиями. Прибой и победа революции привели Троцкого на вершину власти в Советском Союзе. Остановка в развитии революции и контрреволюционная реакция против Октября привели к повальной смене правящего слоя и массовому истреблению коммунистов внутри СССР, а самого Троцкого, к ссылке в 1928 году, к изгнанию за пределы Союза в 1929 году, а в 1940-м году, к смерти от рук подосланного Сталиным шпиона.
Авторы этой монументальной четырехтомной биографии, историки по профессии и вполне квалифицированы описать жизнь героя. Юрий Фельштинский учился в престижных университетах Соединенных Штатов и уже в молодости начал свою писательскую карьеру публикацией материалов из Архива Троцкого, хранящегося в Гарвардском университете. Он напечатал разные его книжки: «Сталин» «Дневники и письма», «Преступления Сталина» и другие. Георгий Чернявский в советское время специализировался на истории Балкан и Болгарии, в частности. После распада СССР он стал помогать Фельштинскому в подготовке новых публикаций Троцкого и коммунистической оппозиции, а под своим именем опубликовал однотомную биографию Троцкого для серии «Жизнь замечательных людей».
Авторы знакомы с работами других историков, описавших биографию героя: Исаака Дойчера, Пьера Бруэ, Д.А. Волкогонова, Роберта Сервиса и др. Они обвиняют Бруэ в предвзятости из-за того, что он - социалист и «не смог освободиться от социалистических пристрастий». Дойчера они невзлюбили до такой степени, что приписывают ему «небрежное отношение к источникам» (стр. 11) и мнимую ошибку в отношении украинской революционной организации «Спилка» (стр. 260). К сожалению, они не дают ни одного конкретного примера ошибок Дойчера, скорее, наоборот. Ошибка в переводе с английского на русский слова «Спилка» произошла много лет после смерти Дойчера, и авторы должны были это проверить прежде, чем бросаться обвинениями. Не понравился им этот выдающийся английский историк потому, что на страницах своего трехтомника он ярко и правдиво вырисовывает драматическую историю России и роль Троцкого в этой истории. Мне представляется, что авторы растянули свою биографию на четыре тома, чтобы перещеголять Дойчера и выйти на первое место в конкурсе «монументальности».
Авторы в подстрочной заметке, мелким шрифтом отмахиваются от семитомного труда В.З.Роговина «Была ли альтернатива», обвиняя его в апологетике. Зато Роберту Сервису они уделяют больше страницы. Они справедливо критикуют его за тенденциозный подбор материалов и пишут, «Чтобы как можно более рельефно подчеркнуть еврейское происхождение Троцкого, Сервис до 23-летнего возраста героя называет его официальным именем Лейба, хотя с малых лет родные именовали Троцкого Львом, Лёвой» (стр. 13).
Затем авторы упоминают работу троцкистского писателя Дэвида Норта: «Увы, не очень далек от истины американский последователь Троцкого Дэвид Норт, который в своей сугубо апологетической книге «В защиту Льва Троцкого», содержащей критику ряда изданий о своем кумире, восторгающийся им и отнюдь не скрывающий этого, назвал один из разделов своей книги «Вклад Роберта Сервиса в фальсификацию истории» (стр. 14). Не очень понятно, как может «сугубая апологетика» быть близка к истине, но пойдем дальше?
Фельштинский и Чернявский свободны от троцкистских, левых, да и вообще, демократических, либеральных или республиканских пристрастий. Насколько мы можем понять из текста, авторы поддерживают конституционную монархию. Посмотрим, как удачно освещают эти писатели драматические действия героя своей работы.
Первое предложение первой главы дает нам некоторое представление о многословном, но малосодержательном стиле авторов: «Ранние годы жизни выдающихся личностей обычно оставляют мало следов, которые были бы важны для формирования их судеб, по той простой причине, что невозможно предугадать известность, славу или бесславие, которые через много лет будут связаны с этими людьми» (стр. 21). Слов много, но может ли читатель разобраться в их смысле. Если бы авторы поставили точку после слова «следов», то есть, сказали бы, что «Ранние годы жизни выдающихся личностей обычно оставляют мало следов», то никто бы им не возразил и мысль была бы понятна. Многие биографы выдающихся личностей признаются, что до того, как герой стал известной персоной, история о нем мало знает. Но наши авторы пишут, что ранние годы «были бы важны». Что это значит? Важны они, или нет? Второй вопрос касается формировки судьбы. Судьба героя зависит от его действий, но также от массы внешних факторов, от взаимоотношения личных, семейных, экономических, культурных, религиозных, географических и других влияний. Что думают по этому поводы наши биографы?
В общем, первое предложение туманно и не очень умно. На той же странице, наши авторы заявляют, слава богу, кратко и ясно: «Лева Бронштейн родился 26 октября (7 ноября по н. ст.) 1879 г.» К сожалению, они затем на протяжении страницы обсуждают «мистицизм совпадения даты его рождения с датой государственного переворота в Петрограде» и сравнивают сравнительные возрасты Троцкого и Сталина. Авторы приводят слова самого Троцкого о том, что он не придавал «курьезному совпадению» никакого внимания, но их самих оно занимает.
Все эти путаные размышления о совпадениях так сильно запутывают авторов биографии, что, описывая первый арест Льва Бронштейна в январе 1898 года, они говорят, что «молодому человеку шел двадцать первый год» (стр. 61). На самом деле, во время ареста Льву Бронштейну было восемнадцать лет и три месяца. Я подозреваю, что авторы прибавляют юноше два года, чтобы уменьшить сочувствие читателя к молодому человеку. С арифметикой у этих авторов вообще не в ладу: на странице 393 они оспаривают заявление Ленина в защиту Троцкого, что тот в 1917 году уже «провел в революционном движении» десятки лет. Троцкий начал революционную деятельность осенью 1896 года и Ленин в апреле 1917 года, защищая революционную репутацию Троцкого от клеветы, правильно насчитал более двадцати лет революционной деятельности. Здесь, за арифметической ошибкой скрывается желание авторов, во-первых, уколоть Ленина, во-вторых, преуменьшить революционный стаж Троцкого. Хотя, может быть я слишком подозрителен, и авторы попросту не умеют считать.
Хваленой «беспристрасности» авторов хватает ненадолго. Весь текст книг пропитан ненавистью авторов к левым, радикальным и революционным течениям. Политически активную молодежь они называют «политически одержимой» (стр. 40). С незаслуженным презрением они отзываются о чехе-садовнике, Франце Швиговском, который «то ли от скуки, то ли из неких идейных соображений» собирал студентов для политических бесед в своем саду в Николаеве (стр. 41) (не забудем, что в 1897 году организация таких бесед грозила Швиговскому тюрьмой или каторгой).
Побуждения Швиговского, Льва Бронштейна и их друзей остаются для авторов биографии непонятными. Почему одаренный мальчик из зажиточной семьи еврея-помещика Давида Бронштейна стал революционером? Это тем менее понятно, так как авторы на стр. 69-70 описывают нервные приступы, которые изредка происходили с Львом Троцким в течение его жизни и были связаны с перегрузкой нервной системы. Авторы пишут: «приступы, которые с конца 90-х гг. происходили редко, но неожиданно, в немалой степени затрудняли весьма сложную, полную интриг и крайней неприязни, перераставшей в откровенную ненависть, политическую деятельность Троцкого» (стр. 70).
Иначе говоря, политическая деятельность Троцкого была полна неприятных и опасных для здоровья чувств. Но зачем же он ею занимался?
А что сказать о «крайней неприязни, перерастающей в ненависть»??? Мы надеемся, что авторы покажут нам примеры этой ненависти. Что касается отношения самих авторов к своему герою, то текст книги полон следов ненависти и предвзятости. Уже в Предисловии авторы пишут: «Не будучи садистом или убийцей (по крайней мере, в нашем распоряжении нет фактов, говорящих о том, что он лично участвовал в расправах), Троцкий никогда не испытывал даже малейшего дискомфорта от того, что из-за подписанных им бумаг или сказанных слов где-то (в метре или в десятках тысяч километров от него) одни люди убивали других (и сами при этом часто гибли)» (стр. 7). Не кажется ли вам, что авторы готовы поверить о своем герое самому ужасному: садизм и убийства, но, к их сожалению, свидетельств садизма не находится.
Вот некоторые из эпитетов, которыми награждают героя его биографы: «одержимый идеей мировой революции», «революционный догматик» (на фронтисписе), «оторванный от жизни теоретик революции» (стр. 77). Спрашивается: зачем писать еще одну злобную биографию о Троцком, если он догматик и оторван от жизни? Проще было бы показать, как грубо ошибался Троцкий в оценке движущих сил российского общества, в перспективах социалистической революции и так далее. Опровергнуть эти оценки и мысли авторам биографии не по силу, приходится копаться в семейных и нравственных проблемах, стоящих перед молодым героем, бросать грязью по адресу его морали.
Моральный облик Троцкого.
О моральном облике Троцкого господа Фельштинский и Чернявский приходят к разным выводам на разных страницах книги. Описывая побег Троцкого из сибирской ссылки, когда он был вынужден оставить позади любимую жену и двух маленьких дочерей, чтобы вернуться к революционной борьбе, они пишут, что Троцкий и его первая жена, Александра Соколовская, страдают от «душевной слепоты и почти полного безразличия к судьбам собственных детей» (стр. 90).
Через несколько страниц, когда авторы описывают вторую любовь Троцкого к Наталье Седовой, они вдруг заявляют: «Конечно, можно было вступить в гражданский брак во Франции, что было бы элементарной процедурой, но этим Лев опять-таки совершил бы нечестный поступок в отношении Александры Соколовской» (стр. 108).
На странице 222 авторы не очень вразумительно порицают Троцкого за то, что он не поехал навестить своих дочерей: «Но Бронштейн навещать детей не поехал, потому что он был Троцкий». Обстоятельства были такие: Троцкий только-что бежал из вечной сибирской ссылки и под фальшивым паспортом ехал заграницу. Дочери от его первого брака с Александрой Соколовской жили в Яновке у родителей Троцкого, и, как пишут авторы, полиция следила за домом Бронштейнов. Что-же предлагают наши горе-биографы: Троцкий, которого разыскивала полиция всей Российской империи, должен был поехать в Яновку, в полицейскую засаду.
Так что же, страдает ли Троцкий от душевной слепоты, или нет? Представляется, что авторы не продумали своей оценки. А чем не угодила господам авторам Александра Соколовская? Она отдала свою жизнь идее коммунизма, была верна своим идеалам, воспитала дочерей в том же духе, отказалась спасать свою жизнь ценой предательства и отказа от Льва Троцкого, и погибла от пули гепеура во время расстрелов троцкистов. Нужно добавить, что обе дочери Александры и Льва и оба сына Натальи и Льва горячо любили своих родителей и были любимы в ответ.
Как выразился Максим Горький, «рожденный ползать, летать не может». Пойдем дальше.
«Искра»
Рассказ авторов о работе Троцкого в редакции «Искры» беспомощно запутан. Авторитарный Ленин хочет привлечь талантливого Троцкого в редколлегию, которая составляет в тот момент шесть человек: Плеханов, Ленин, Мартов, Аксельрод, Засулич и Потресов. Для чего? Чтобы увеличить свою силу в редакции. Плеханов протестует потому что он «справедливо полагает, что Ленин стремится к созданию в редакции твердого большинства, направленного именно против Плеханова» (стр. 107).
Во время Съезда, Ленин предлагает сократить редакцию до трех человек: Плеханова, Мартова и себя. Для чего? Чтобы увеличить свою силу в редакции. Плеханов соглашается и твердо поддерживает Ленина во всех его организационных предложениях. Почему? Мартов и другие протестуют. Для чего? Чтобы увеличить свою силу в редакции.
Через несколько месяцев Плеханов переходит на сторону меньшевиков, кооптирует их в редакцию, а Ленин выходит из нее. Для чего? Чтобы увеличить свою силу в редакции.
Это примитивное объяснение ничего не проясняет, лишь подчеркивает предвзятую враждебность авторов к попыткам революционных марксистов выработать методы и организационные формы своей борьбы в трудных условиях царской России и работы в подполье.
Не забудем, что первая попытка организовать социал-демократическую партию в России в 1898 году закончилась неудачно, когда все восемь делегатов учредительной конференции в Минске были вскоре арестованы. Организаторы II съезда, сторонники политической линии, которую проводила в течение двух с половиной лет «Искра», перед съездом соглашались с основными организационными положениями, которые Ленин опубликовал в книге «Что делать?», о необходимости централизованной и дисциплинированной подпольной партии. На самом съезде, когда с него ушли противники «Искры» (представители еврейского Бунда и экономисты), вполне определилось большинство, под руководством Плеханова и Ленина, и меньшинство, вокруг Мартова и других членов старой редакции «Искры». Но это меньшинство объявило бойкот большинству, перетянуло, после окончания съезда, на свою сторону Плеханова, и выступило с претензией руководить партией. Вот, как описывает поведение Ленина Троцкий в своих мемуарах:
«Почему я оказался на съезде с "мягкими"? Из членов редакции я ближе всего был связан с Мартовым, Засулич и Аксельродом. Их влияние на меня было бесспорно. В редакции до съезда были оттенки, но не было оформленных разногласий. От Плеханова я стоял дальше всего: после первых, в сущности второстепенных столкновений, Плеханов меня очень невзлюбил. Ленин относился ко мне прекрасно. Но именно он теперь посягал в моих глазах на редакцию, которая была для меня единым целым и называлась обаятельным именем "Искра". Мысль о расколе коллегии казалась мне святотатственной.
«Революционный централизм есть жесткий, повелительный и требовательный принцип. В отношении к отдельным людям и к целым группам вчерашних единомышленников он принимает нередко форму безжалостности. Недаром в словаре Ленина столь часты слова: непримиримый и беспощадный. Только высшая революционная целеустремленность, свободная от всего низменно-личного, может оправдать такого рода личную беспощадность. В 1903 г. дело шло всего-навсего о том, чтоб поставить Аксельрода и Засулич вне редакции "Искры". Мое отношение к ним обоим было проникнуто не только уважением, но и личной нежностью. Ленин тоже высоко ценил их за их прошлое. Но он пришел к выводу, что они все больше становятся помехой на пути к будущему. И он сделал организационный вывод: устранить их с руководящих постов. С этим я не мог мириться. Все мое существо протестовало против этого безжалостного отсечения стариков, которые дошли наконец до порога партии. Из этого моего возмущения и вытек мой разрыв с Лениным на втором съезде. Его поведение казалось мне недопустимым, ужасным, возмутительным. А между тем оно было политически правильным и, следовательно, организационно необходимым. Разрыв со стариками, застрявшими в подготовительной эпохе, был все равно неизбежен. Ленин понял это раньше других. Он сделал еще попытку сохранить Плеханова, отделив его от Засулич и Аксельрода. Но и эта попытка, как вскоре показали события, не дала результатов».
Революция 1905 года.
Господа Фельштинский и Чернявский следуют общему правилу в составлении этой биографии: не описывать наиболее важные исторические события, в толще которых живет субъект книги. Следуя этому анти-историческому принципу они избегают описать даже вкратце Японскую войну 1904-5 годов, Кровавое Воскресенье и революцию 1905 года. Не описывают они также подстрекательство царским правительством еврейских и армянских погромов, с помощью которых царизм пытался предотвратить революцию, карательные экспедиции, виселицы и подобные гнусности. Избежать полностью истории этим авторам конечно не удается, но посмотрим, как они ее искажают.
Авторы пишут, что, помимо Плеханова, многие другие российские социалисты остались в 1905 году в безопасности европейских стран: «Другие социалистические деятели тоже остались за рубежом, в значительной мере в силу личной осторожности.» (стр. 151). Эта клевета на революционеров должна убедить читателя, будто эти люди были трусами и остались пить кофе в Швейцарии, вместо опасной поездки в Россию. Через несколько страниц, господа клеветники, впрочем, пишут, что Троцкий работал в петербургской газете «Начало» с Мартовым, Потресовым, Даном и Мартыновым (стр. 164); в Петербургском Совете Троцкий работал сообща с «меньшевиками Д.Ф. Сверчковым и П.А. Злыдневым, большевиками А.А. Богдановым, Б.М. Кнуньянцем и П.А. Красиковым, эсерами В.М. Черновым и Н.Д. Авксентьевым» (стр. 169). Не упоминают наши горе-биографы польскую революционерку Розу Люксембург, вернувшуюся в Варшаву из Германии (Варшава была тогда частью царской империи) и работавшую в революционном подполье, до своего ареста царскими жандармами. Массы менее известных революционеров вернулись в Россию из европейской и американской ссылок, возобновили свою революционную деятельность, и снова подвергались возможности ареста, каторги и смертной казни.
Ведущий американский биограф Плеханова, Сэмюэл Бэрон, отмечает, что Троцкий вернулся в Россию в начале революции и продолжает: «Все остальные вожди партии, за исключением Плеханова, раньше или позже вернулись в Россию…» (Plekhanov, the Father of Russian Marxism, Samuel H. Baron, 1963, стр. 276). Плеханов являлся редким исключением из этого общего правила, и его невозвращение было одной из нескольких причин падения его авторитета как революционера.
Беспомощно противоречиво описание отношения Ленина к Троцкому в 1905 году. Весной того года Троцкий убедил большевика Красина выдвинуть лозунг Временного революционного правительства и противопоставить его более осторожной формулировке Ленина. На III-м съезде «Ленин согласился со всеми поправками Зимина (псевдоним Красина), в основе которых лежали тезисы Троцкого, о чем Ленин не знал, причем заявил, что некоторые формулировки Зимина лучше, чем его самого, и он охотно их принимает» (стр. 156). На следующей странице запутавшиеся авторы пишут, что «Если бы Ленин знал, кто в действительности был соавтором резолюции, он бы, безусловно, отверг поправки Красина, найдя для этого многочисленные идеологические, стратегические или тактические причины, так как внутренняя враждебность к Троцкому в это время явно доминировала у Ленина над политической целесообразностью» (стр. 157).
На той-же странице, заплутавшие в трех соснах авторы пишут: «После III партийного съезда Ленин фактически признал схожесть своих позиций с линией Троцкого, а в письме П.А. Красикову сообщал, что не видит никакой крамолы в печатании «листков» Троцкого» (там же).
Противоречиво и лживо также описание отношений Троцкого и меньшевиков. В Предисловии к сборнику «Перманентная революция» я замечаю:
«Раскол российских социал-демократов во время Второго съезда РСДРП летом 1903 года на две почти равные фракции сначала казался неожиданным и курьезным недоразумением. Формально на съезде победил тандем Ленина-Плеханова, а Троцкий примкнул к Мартову и меньшевикам. Вскоре Плеханов перешел на сторону "старой" редакции Искры и дал перевес в верхах партии меньшевикам.
«Постепенно разница в отношении обеих фракций социал-демократии к либеральному революционному движению росла. Начались разногласия также и в руководстве меньшевиков. Троцкий резко критиковал половинчато примирительные действия либеральной оппозиции. В конце сентября 1904 года он порвал с Редакцией меньшевистской "Искры", хотя продолжал печататься в газете. Осенью 1904 года он написал брошюру "До девятого января", резко критикующую российский либерализм и выявляющую независимые цели пролетариата в будущей революции».
Редакция «Искры» публично отмежевалась от Троцкого и Парвуса в №95 за 31 марта 1905 года и опубликовала статью, критикующую взгляды обоих. «Искра» обвинила Парвуса и «бывшего сотрудника» Троцкого за их слишком радикальные взгляды, которые ведут к изоляции пролетариата.
Наши незадачливые биографы пишут, что «толерантная редакция» публиковала письма Троцкого из-за «изменения политических позиций» Троцкого (стр. 153). На самом деле, события в начале 1905 года - Кровавое Воскресенье, стачки, демонстрации, крестьянские восстания, мятежи во флоте - подвинули линию меньшевиков влево от прежней поддержки несуществующего революционно-демократического движения буржуазии к поддержке массового революционного движения пролетариата и крестьянства.
В октябре 1905 года меньшевики, с одной стороны, и Троцкий с Парвусом, с другой стороны, на паритетных началах издавали большую ежедневную газету «Начало» в Петербурге. Меньшевики временно оставили прошлые надежды, связанные с революционным движением либералов и снова вернулись к марксистской позиции о независимой революционной роли пролетариата. На этом основании все течения российского социализма, даже эсеры и анархисты, работали в Совете Рабочих Депутатов в столице, и в революционном движении по всей России. Впоследствии меньшевики сами признавали, что во время революционного прибоя, они резко повернули налево, ближе к большевикам и к Троцкому.
После ареста Совета в Петербурге 3-го декабря и подавления баррикадного восстания в Москве, революционная волна отхлынула. Пролетариат не смог победить царизм в открытой борьбе в промышленных центрах страны, хотя революционные выступления продолжались во флоте, среди крестьян, на Кавказе. Меньшевики снова поправели, а Плеханов, на правом крыле меньшевизма, даже осудил декабрьское восстание в Москве знаменитой фразой «Они не должны были выступать».
Следует заметить, что искажение позиций фракций социал-демократии сопровождается сокрытием важных документов, давно известным всем историкам. Авторы рассусоливают мелкие детали дрязг между Мартовым, Троцким, Лениным и Плехановым, но обходят стороной действительные политические вопросы, вокруг которых разгорались эти страсти. Один из примеров такой тенденциозности: молчание по поводу важной статьи Троцкого«Наши разногласия», которую тот опубликовал в журнале Розы Люксембург в 1908 году. Направленная в основном против Плеханова и меньшевиков, статья также критикует большевиков и, в частности, Ленина и его мысль о «революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства». В этой статье и в действительности Троцкий стоял на левом фланге российской социал-демократии, защищал свою теорию «перманентной революции» и критиковал политическую линию большевиков слева.
Наиболее явно выражено реакционное мировоззрение авторов, когда господа Фельштинский и Чернявский оценивают революцию 1905 года. В движении миллионных масс они видят бунт черни «самочинно захватившей» заводы, улицы и аудитории университетов. «Разгоряченные толпы студентов, привлеченные ими рабочие бездействующих заводов и фабрик, просто отбросы общества - нищие, уголовники, проститутки - упивались «свободой» (стр. 162).
Политические убеждения авторов выясняются чуть дальше: они поддерживают «прогрессистов» и «разумные и четкие установки этого течения … на создание в России конституционно-монархического режима, основанного на разделении трех ветвей государственной власти (законодательной, исполнительной и судебной)» (стр. 167). Прогрессисты непосредственно выражали интересы крупных капиталистов и стояли правей кадетов и октябристов. В 1905-6 годах они были незаметны и получили значительный вес в III Думе лишь после разгрома революции и третьеиюньского (1907 г.) переворота, когда у большинства народа отняли право голоса.
Что же касается оценки событий 1905 года: бунт или народная революция, то возьмем свидетельство идеологического вождя либеральной буржуазии, Павла Милюкова. В многотомной «Истории России», изданной во Франции в 1932 году, описывая события 1905 года, этот известный историк пишет: «Новый феномен, доминировавший весь 1905-й год, состоял из появления на политической арене народных масс» (History of Russia, vol. 3, New York, 1969, p. 202). Мы принимаем свидетельство вождя кадетов и ученого историка тем охотней, что оно совершенно бескорыстно: движение народных масс отодвинуло партию Милюкова на задворки событий.
( продолжение)
( окончание)