Хрущёвский период - переломная эпоха, в течение которой более или менее удачная попытка строить коммунизм сменилась не осознаваемым, но твёрдым курсом на реставрацию капитализма. Репрессий и политических казней было немного, но за десятилетие высшее руководство партии практически полностью сменилось даже не один, а два раза, а из набора 1939 года в ЦК остались человек восемь.
Идеологи страны (всё более отдельные от руководителей) продолжали талдычить о социализме, но признаки реставрации - для тех, кто не закрывал глаза,- становились всё более явственными, в том числе и в области культуры. В это время продолжали появляться прекрасные фильмы, но на них бросали тень мещанские и даже откровенно контрреволюционные картины.
Показателем декаданса может служить взрывное умножение «метаискусства» - произведений о создателях и создании произведений. Художник рисует автопортрет себя, рисующего этот автопортрет. Искусство перестаёт описывать общественное производство и начинает описывать производство самого себя,- что, конечно, не может быть полностью объяснено и оправдано тем, что оно само, несомненно, является частью общественного производства.
В качестве первой ласточки этого процесса вырождения,- хотя подобные фильмы бывали, конечно, и много раньше,- хочу отметить «Мы с вами где-то встречались» (1954). Как будто артисты, освободившиеся из-под грозной сталинской опеки, бросились создавать (в общественном сознании) собственный (цеховой) культ. Роль бунтаря - при том ничем, кроме лёгких бытовых неудобств, не рискующего, «игрового» «бунтаря»,- ниспровергающего бюрократию, отводится эстрадной интеллигенции. Ну, а в более позднем фильме «Ехали мы, ехали» (1963) уже и того бунтарства не будет, кроме, разве что, действительно остроумной интермедии на стройке.
Подхватила эстафету и, вероятно, послужила эпохальной вехой вышедшая вскоре «Карнавальная ночь» (1957). В момент написания этого фрагмента у меня нет под рукой, чтобы справиться, представителей тогдашнего поколения: тётушка прежде моего возвращения с работы удалилась на гулянки в гости с ночлегом (будто бы такое поведение более подобает ей, нежели мне!), мать не отвечает на звонок (я всегда полагал, что три комнаты на двух человек - недозволительная роскошь, даже если они и дополнены шестью-семью кошками,- но кошки же трубку не возьмут!), а деда спрашивать страшно - вдруг начнёт отвечать! Но я уверен, что фильм этот тогда стал культовым (опять этот корень - «культ»!). Юная Гурченко (разумеется, я её не узнал, но Леночка Крылова действительно весьма в моём вкусе) очаровательна, сурьёзный и. о. директора Огурцов жжот - и я даже скажу,- напалмом (кто подзабыл,
«Викицитатник» в помощь). О, конечно, «ноги изолировать» - это позорное ретроградство! Но…
(Между прочим, ноги этой экономистки, или кто она там, - это цветочки, а чуть ранее она демонстрируется реальный панцушот.)
Но абсурдному сухарю-директору противопоставляется безыдейная развлекаловка, ентертейнмент ради ентертейнмента; артисты стремятся служить не народу, а собственным, сформированным своим - достойным, но неизбежно ограниченным - производственным опытом и угнетённым формализмом вкусам. «Есть ли жизнь на Марсе?» - да-да-да, это очень «смешно» - напоить лектора, который собирается рассуждать о такой, типа, никому не нужной ерунде. Зачем Марс - когда здесь столы сверкают выпивкой и закуской? «Лучше всего, конечно, пять звёздочек!» - опустили тему до своего уровня, поздравляю. Советским учёным нечего удивляться, во что вылились разворачивавшиеся тогда процессы. …Зачем звать оркестр пенсионеров? Да пусть это старичьё истлеет в одиночестве и тоске, никого здесь их судьба не интересует, даром, что это они завоевали и отстроили социализм. Балаган, как справедливо рубанул догматик Огурцов.
И что же, вы думаете, симпатичные молодые люди противостоят ему открытой критикой и самокритикой? Да они бы, чувствуется, посмеялись бы над такими словами. Куда там: они вуалируют свой протест иносказаниями и обманом - в точности, как происходит в сцене с клоунами, в которой, если вдуматься, Огурцов опять-таки прав: опошляют же, сводят до анекдотов из «курилки» серьёзные, даже трагические вещи.
Разумеется, и. о.- человек отсталый и неразвитый, а правильные вещи говорит благодаря хорошо усвоенным сталинистским шаблонам. Ну так это ходовой и не слишком даже утончённый приём постмодернистствующего мещанства - изобразить всякую препону для себя простой малокультурностью и скудоумием.
Поехали дальше. Рассмотрим тему немного в другом аспекте.
Меня очень поражает это различие, поэтому я, наверное, уже о нём говорил и, возможно,- готовьтесь - ещё не раз скажу: Сталин действительно был «слишком груб» ™, но, кажется, никогда не упрекал своего любимого оппонента в ординарности, признавая его «способным человеком»,- сам же получив ярлык «самой выдающейся посредственности», из чего можно так же уверенно заключить, что Троцкий был слишком пошл… Так вот профессор Соколов в «Приходите завтра…» (1963), громко возмущавшийся, что ему приходится обучать (пению) «посредственностей» с этим своим элитаризмом - явный троцкист (теперь понятно, откуда - хотя бы отчасти - брались такие, кто искренне недоумевал, когда их сажали как троцкистов). Совсем другая идеология в грузинском фильме «Стрекоза» (1954), где - хотя в остальном это всего лишь простенький водевильчик, светлый и весёлый - прекрасная певица Маринэ-Стрекоза собирается учиться на агронома, а провалившись из-за сверхъестественного легкомыслия, приучается к работе цыплятницей. А искусство - должно принадлежать народу. Кстати, путь из народа, в подгнивший мир профессиональных творцов, и обратно совершает героиня «Черноморочки» (1960), фильма, подпорченного оттенком патриархального морализаторства в отношениях Софийки с курсантом Васей.
В глубинку спускается [не только хрущёвская реклама кукурузы] и разворачивает там настоящую культурную революцию, пока только музыкальную, киевская дирижесса (
«Гугл» этого слова
не знает! Ну, теперь будет знать. И да, я в курсе, что в феминистской среде нет согласия, предпочтительны ли подобные формы или, напротив, нежелательны.) в фильме «В один прекрасный день» (1956) - не путайте с одноимённой азербайджанской киноновеллой 1977 г.- отличающемся также чередой ярких образов украинского колхоза.
Возвращаясь к «Приходите завтра»: там можно бы усмотреть критику барского быта - домработница, автомобили, рестораны - московской творческой интеллигенции, но от этого вопроса отвлекает противопоставленная оному фигура карикатурно неотёсанной сибирячки Фроси (аналогичные мотивы мы можем наблюдать в «Девушке без адреса» (1958), когда Катя - тоже, кстати, метит сделать художественную карьеру, ещё одна столичная «история успеха»! - устраивается домработницей). Весь этот буржуазный лоск она отражает просто потому, что он ей категорически непривычен. Провинциальную ограниченность она меняет на ограниченность элитного профессионала. И не менее карикатурно прозрение мучимого творческим кризисом скульптора, о котором как будто призвано сигнализировать появление под конец фильма его небритой хмельной физиономии. Не вижу прозрения,- ибо культурное прозрение, особенно в те годы,- это бунт, состоявшийся чуть-чуть позже в Китае и замыленный-смазанный у самого основания в ревизионистском Совке.
Снизим градус временно, обратившись к такой, как будто бы безобидной (даже исступлённо-радостной) теме, как цирк, отмеченной в ту пору двумя знаковыми картинами. Только и их я не могу похвалить, даром что про няшных зверюг. Но вот «Укротительница тигров» (1955) озадачила тем, что при ближайшем рассмотрении, не показала положительных персонажей,- ну или персонажей, меняющихся к лучшему. Кроме третьестепенных, действующие лица не вызывают симпатий. Ну, с главным злодеем Алмазовым вообще всё понятно. Но вот старпом Петя, влюблённый в главную героиню Лену Воронцову по патриархальному и намеренный её ломать под себя, ключевая фраза - «Мужа послушает!» Его соперник - Фёдор Ермолаев - не лучше: грубит обеим своим ассистенткам, срывается. Ассистентки: эта самая Лена гнусно подшучивает над Олей, ну и сама Олечка - дура дурой, что, пожалуй, на таком фоне выглядит наименьшим недостатком. В общем, это только формально фильм про тигров, а на самом деле - любование, судя по хэппи-энду, нездоровым бытом артистической среды.
Между прочим, подобная любовная история показана в «Девчатах» (1963), где главный герой, Илья Ковригин, ещё менее заслуживает добрых слов. Развращённый профессиональной славой и высокими заработками лесорубов, он заключает пари на… соблазнение девушки. Примечательно, что рабочий коллектив его не осудил. Какое там! С кем он, по-вашему, спорил? Что он об этом сожалеет, когда всё всплыло, вижу, что раскаивается - не вижу. Потерпев неудачу с наскоку, он… пытается купить Тосю золотой цацкой. Та в смущении отказывается, и тогда Илья психует и демонстративно разбивает часики (деньги на которые ему, между прочим, друзья собирали). Одна мерзость за другой, а в итоге авторы (книги и фильма) его как будто даже и не осуждают, а напротив - подсуживают ему. Впрочем, сама Тося совершенно бесцеремонна с другими (вспомните, как она хватает варенье ещё незнакомой Анфисы, или как, будучи выставлена из комнаты, ломится обратно, чтобы не пропустить Анфисину же ночную истерику), так что и неуважение к себе глубоко не переживает.
Но вернёмся к нашим тиграм. То есть не совсем нашим: зверопассажиров «Полосатый рейс» (1961) набирают не в Уссурийском крае, а в тропическом порту неведомо где - в Африке нет тигров, в Азии нет шимпанзе, а львы, хотя и живут ещё в одном индийском лесу, но вряд ли их вот так вот продают за рубеж.
Романтический герой «Рейса» - речь, конечно, не о злосчастном персонаже Леонова - полная противоположность рассмотренным выше мужским образам: за внешней строгостью оказывается чутким и дружелюбным человеком, вполне подходящим новоявленной советской «доминатрикс». Да вот сам фильм фабульно ужасен. Может быть, комедия абсурда - вообще жанр чуждый социализму. Это же эскапизм; смеяться предполагается в ситуации вызванной преступной халатностью неиллюзорной угрозы страшных травм и смертей. И уж вовсе не до смеха льву Васе, которого ради соблюдения графика съёмок застрелили. Как-то это цинично несовместимо с выбранной Марианной профессией ветеринара. И старый западный комедийный штамп «торт в лицо» не кажется уже верхом пошлости.