Про брата министра и бывшего городового, увлекавшегося чтением Евангелия
14 февраля 1906 года в Гатчине эсеровскими боевиками был убит Начальник службы тяги Варшавской железной дороги Александр Васильевич Рухлов.
Он был братом будущего министра путей сообщения Сергея Васильевича Рухлова. Родился 2 августа 1855 года в Вологде. После окончания Вологодской гимназии поступил в Петербургский Технологический Институт, который окончил в 1880 году с дипломом инженера технолога І степени. Отбыл воинскую повинность во ІІ артиллерийской бригаде, поступил на службу на Николаевскую железную дорогу. Работал в Любани, затем, в 1885 году, переведен на Варшавскую железную дорогу, в Псков, начальником участка тяги, а в 1888 году был назначен в Петербург помощником начальника службы тяги, на этой должности он работал до 1903 года.
Когда начались разрушительные забастовки на железной дороге, именно инженер Рухлов осуществлял активные антизабастовочные мероприятия, в частности, готовил военнослужащих железнодорожных батальонов для замены бастующих машинистов. Также он вел переговоры с забастовщиками. Именно тогда он и попадает в поле зрения террористов, начинает получать первые угрозы.
Рухлову удается погасить в зародыше и следующую забастовку, однако дальше обстановка накаляется - при обыске в железнодорожных мастерских находят заготовленные ножи и револьверы. Приходится принимать меры - наиболее отличившихся Рухлов увольняет. Чем и подписывает себе смертный приговор.
Состав ячейки, готовившей покушение на Рухлова - рабочие Аникин, Мезенцев, Евлев, Морозов. Однако руководит ими матерый террорист «Оскар» - Павел-Роберт Доблер, тот самый, который бросал бомбу в здание Охранного отделения в Гнездниковском переулке в Москве (о нем я упоминал в посте « Про нервных революционеров, сад "Аквариум" и взрыв в Гнездниковском переулке»). У него на счету еще был взрыв чайной «Тверь» в Петербурге, помощь в организации убийства тверского губернатора Игнатьева, много другого.
Убийцы выяснили маршруты передвижения Рухлова и караулили его несколько дней :
«По назначению первый должен был стрелять Мезенцев, но, как на суде он потом говорил, у него рука не поднялась. Аникин чуть самого Мезенцева не убил за его малодушие…
…Убийцы думали бросить бомбу, да снег мешал, боялись, что будет неудача. 14 февраля утром приехали все четверо и стали на перекрестке улицы, заняв все четыре угла….
… Когда подъехал А.В. к углу Мало-Гатчинской улицы, с левой стороны раздался выстрел, затем другой, третий…Александр Васильевич крикнул : «Держи». Кучер, испугавшись, думал это означает : держи лошадь и остановился…. Когда сани выехали на середину улицы, Аникин вышел на середину и выстрелил в четвертый раз. Это был роковой выстрел.»
Смертельно раненный Рухлов доехал до дому и сумел самостоятельно выйти из саней и подняться в дом. Следов крови не было видно, родственники сначала не верили, что он ранен и считали, что у него нервный срыв из-за постоянной угрозы покушений. Промучившись всю ночь, Сергей Васильевич скончался.
Убийца Рухлова Аникин уходил с места покушения, без перерыва отстреливаясь : «… В это время городовой Бондарь сменился с поста и шел домой. Видя человека и бегущих за ним людей, не понимая в чем дело, он подошел к Аникину, говоря : - «Господин, вас зовут». Тотчас тот в упор выстрелил ему в шею. Пуля прошла на вылет - городовой упал. После этого Аникин направился по Люцевской улице, но народ нагнал его, он споткнулся и упал…Когда его схватили, то он еще хотел выстрелить в пристава, но попал себе в ногу. Ранил он еще одного городового. Бондарь умер в 11 часов ночи, 14 февраля : он был человек семейный. »
Второй раненный Аникиным городовой поправился, но утратил возможность продолжать службу.
Сам убийца, Осип Аникин - достаточно интересный персонаж. В сборнике «Каторга и ссылка» №2-3 за 1921-22 годы, в рубрике с поэтическим названием «Лики отошедших» содержатся подробные воспоминания о нем авторства некоего Е.Тимофеева.
Дело в том, что до того, как стать эсеровским боевиком, Аникин был … городовым :
«…- Я в Москве, у кофейни Филиппова на Тверской стоял, - бубнил своим «шопотком», слышным всюду, Осип. - Пост самый важный был, потому студенты там собирались…
… - Ребята они - эти студенты - были хорошие. Чуть што начальство какое, или там подозрение, - я им это и шепну. Смотришь, - их уже никого и нет. И все в порядке. Глядишь, еще мне целковый дадут…Так и жил я с ними душа в душу…»
Однако затем с коррумпированным городовым происходит некая перемена, заставившая его бросить службу в полиции. Он свихнулся на религиозной почве :
«…Дело в том, что Осип начал вдруг читать Евангелие, - и не только читать, но и понимать его. Понимать, как мы увидим дальше, по своему….
…. Аникин бросает службу, бросает Москву и поступает в Петрограде на завод…. Все, что он делал в это время «для души» - это было чтение Евангелия. Сам, по складам почти, он разбирал эту книгу, и сам же по своему понимал ее. И когда вдумался в свое понимание - то оно вышло очень простым, но и очень неожиданным… - «Всякую сволочь убивать надо».
Кто сволочь, очевидно решал сам Аникин. Ну, или ему подсказывал Павел-Роберт Доблер.
«… Он искал людей, которые готовы «бить сволочей» и с которыми он сам хотел этим делом заняться. При таком настроении, Осип, конечно, должен был попасть к эсерам. Так оно и вышло. Аникин стал членом рабочего кружка в подрайоне «Варшавских мастерских…
… В феврале 1906 года петербургская рабочая организация П.С.-Р. постановила ответить рядом террористических актов на ту политическую чистку в рядах рабочих, которую в это время … начала производить фабрично-заводская администрация.
Особо рьяно чистка эта, т.е. увольнение неблагонадежных, происходила на Путиловском и Обуховском заводах и в мастерских Варшавской железной дороги. Поэтому, между 10 и 15 февраля 1906 года, были убиты на Путиловском - помощник начальника завода - инж. Назаров, в мастерских Варшавской дороги - инж. Рухлов (брат министра путей сообщения) и произведено неудачное покушение на начальника Обуховского завода.
Инженера Рухлова убил Осип Аникин.»
Интересно, что автор хвалебного опуса в честь Аникина рассказывает, как при погоне «могучий старик» был ранен в пятку, как он мужественно отбивался от преследователей лопатой, но ни словом не упоминает о застреленном им городовом, и о другом, которого он сделал инвалидом.
Интересно и другое - Аникина, как и судившихся за убийство инженера Назарова, сначала приговорили к повешенью, но затем заменили на пожизненное (хотя сам он писать прошение о помиловании отказался. И это за двух убитых и одного изувеченного сотрудника полиции!).
Далее прекрасное - о тяжких мучениях убийцы на каторге :
«Старик выжил, дождался того, о чем каждый день тосковала его душа. А она тосковала… Осипу было трудно, труднее других переносить бесконечные годы тюрьмы. Впереди он ждал только смерти. Пожилой, начавший хворать сразу чуть ли не десятком болезней, он не мог ни на что надеяться. А на волю так хотелось! Этот грубый по внешности, сохранивший в неприкосновенности весь лексикон треповского городового, старик был действительно «малюткой» в душе. Он страшно любил свою семью, - ею, вестями от нее жил из месяца в месяц. За годы сиденья появились у него и внуки, и к ним рвался старик…»
Т.е., понимаете, да? «Душа тосковала…начал хворать десятком болезней…Хотелось на волю, к внукам!» А дети Рухлова, а дети городового Бондаря? Они не тосковали по своим отцам? И вот таким вот трэшем наполнено множество номеров журнала «Каторга и ссылка», сотни страниц лирических воспоминаний убийц и их пособников. Впереди у нас еще будет возможность познакомиться с особо яркими образцами.
А старая гнида таки дотянула до февральской катастрофы, таки успела еще походить по Питеру во главе революционных демонстраций и даже вернуться к себе домой. Но долго наслаждаться общением с внучками у Аникина не вышло - почти сразу после возвращения домой он умер.
Он был братом будущего министра путей сообщения Сергея Васильевича Рухлова. Родился 2 августа 1855 года в Вологде. После окончания Вологодской гимназии поступил в Петербургский Технологический Институт, который окончил в 1880 году с дипломом инженера технолога І степени. Отбыл воинскую повинность во ІІ артиллерийской бригаде, поступил на службу на Николаевскую железную дорогу. Работал в Любани, затем, в 1885 году, переведен на Варшавскую железную дорогу, в Псков, начальником участка тяги, а в 1888 году был назначен в Петербург помощником начальника службы тяги, на этой должности он работал до 1903 года.
Когда начались разрушительные забастовки на железной дороге, именно инженер Рухлов осуществлял активные антизабастовочные мероприятия, в частности, готовил военнослужащих железнодорожных батальонов для замены бастующих машинистов. Также он вел переговоры с забастовщиками. Именно тогда он и попадает в поле зрения террористов, начинает получать первые угрозы.
Рухлову удается погасить в зародыше и следующую забастовку, однако дальше обстановка накаляется - при обыске в железнодорожных мастерских находят заготовленные ножи и револьверы. Приходится принимать меры - наиболее отличившихся Рухлов увольняет. Чем и подписывает себе смертный приговор.
Состав ячейки, готовившей покушение на Рухлова - рабочие Аникин, Мезенцев, Евлев, Морозов. Однако руководит ими матерый террорист «Оскар» - Павел-Роберт Доблер, тот самый, который бросал бомбу в здание Охранного отделения в Гнездниковском переулке в Москве (о нем я упоминал в посте « Про нервных революционеров, сад "Аквариум" и взрыв в Гнездниковском переулке»). У него на счету еще был взрыв чайной «Тверь» в Петербурге, помощь в организации убийства тверского губернатора Игнатьева, много другого.
Убийцы выяснили маршруты передвижения Рухлова и караулили его несколько дней :
«По назначению первый должен был стрелять Мезенцев, но, как на суде он потом говорил, у него рука не поднялась. Аникин чуть самого Мезенцева не убил за его малодушие…
…Убийцы думали бросить бомбу, да снег мешал, боялись, что будет неудача. 14 февраля утром приехали все четверо и стали на перекрестке улицы, заняв все четыре угла….
… Когда подъехал А.В. к углу Мало-Гатчинской улицы, с левой стороны раздался выстрел, затем другой, третий…Александр Васильевич крикнул : «Держи». Кучер, испугавшись, думал это означает : держи лошадь и остановился…. Когда сани выехали на середину улицы, Аникин вышел на середину и выстрелил в четвертый раз. Это был роковой выстрел.»
Смертельно раненный Рухлов доехал до дому и сумел самостоятельно выйти из саней и подняться в дом. Следов крови не было видно, родственники сначала не верили, что он ранен и считали, что у него нервный срыв из-за постоянной угрозы покушений. Промучившись всю ночь, Сергей Васильевич скончался.
Убийца Рухлова Аникин уходил с места покушения, без перерыва отстреливаясь : «… В это время городовой Бондарь сменился с поста и шел домой. Видя человека и бегущих за ним людей, не понимая в чем дело, он подошел к Аникину, говоря : - «Господин, вас зовут». Тотчас тот в упор выстрелил ему в шею. Пуля прошла на вылет - городовой упал. После этого Аникин направился по Люцевской улице, но народ нагнал его, он споткнулся и упал…Когда его схватили, то он еще хотел выстрелить в пристава, но попал себе в ногу. Ранил он еще одного городового. Бондарь умер в 11 часов ночи, 14 февраля : он был человек семейный. »
Второй раненный Аникиным городовой поправился, но утратил возможность продолжать службу.
Сам убийца, Осип Аникин - достаточно интересный персонаж. В сборнике «Каторга и ссылка» №2-3 за 1921-22 годы, в рубрике с поэтическим названием «Лики отошедших» содержатся подробные воспоминания о нем авторства некоего Е.Тимофеева.
Дело в том, что до того, как стать эсеровским боевиком, Аникин был … городовым :
«…- Я в Москве, у кофейни Филиппова на Тверской стоял, - бубнил своим «шопотком», слышным всюду, Осип. - Пост самый важный был, потому студенты там собирались…
… - Ребята они - эти студенты - были хорошие. Чуть што начальство какое, или там подозрение, - я им это и шепну. Смотришь, - их уже никого и нет. И все в порядке. Глядишь, еще мне целковый дадут…Так и жил я с ними душа в душу…»
Однако затем с коррумпированным городовым происходит некая перемена, заставившая его бросить службу в полиции. Он свихнулся на религиозной почве :
«…Дело в том, что Осип начал вдруг читать Евангелие, - и не только читать, но и понимать его. Понимать, как мы увидим дальше, по своему….
…. Аникин бросает службу, бросает Москву и поступает в Петрограде на завод…. Все, что он делал в это время «для души» - это было чтение Евангелия. Сам, по складам почти, он разбирал эту книгу, и сам же по своему понимал ее. И когда вдумался в свое понимание - то оно вышло очень простым, но и очень неожиданным… - «Всякую сволочь убивать надо».
Кто сволочь, очевидно решал сам Аникин. Ну, или ему подсказывал Павел-Роберт Доблер.
«… Он искал людей, которые готовы «бить сволочей» и с которыми он сам хотел этим делом заняться. При таком настроении, Осип, конечно, должен был попасть к эсерам. Так оно и вышло. Аникин стал членом рабочего кружка в подрайоне «Варшавских мастерских…
… В феврале 1906 года петербургская рабочая организация П.С.-Р. постановила ответить рядом террористических актов на ту политическую чистку в рядах рабочих, которую в это время … начала производить фабрично-заводская администрация.
Особо рьяно чистка эта, т.е. увольнение неблагонадежных, происходила на Путиловском и Обуховском заводах и в мастерских Варшавской железной дороги. Поэтому, между 10 и 15 февраля 1906 года, были убиты на Путиловском - помощник начальника завода - инж. Назаров, в мастерских Варшавской дороги - инж. Рухлов (брат министра путей сообщения) и произведено неудачное покушение на начальника Обуховского завода.
Инженера Рухлова убил Осип Аникин.»
Интересно, что автор хвалебного опуса в честь Аникина рассказывает, как при погоне «могучий старик» был ранен в пятку, как он мужественно отбивался от преследователей лопатой, но ни словом не упоминает о застреленном им городовом, и о другом, которого он сделал инвалидом.
Интересно и другое - Аникина, как и судившихся за убийство инженера Назарова, сначала приговорили к повешенью, но затем заменили на пожизненное (хотя сам он писать прошение о помиловании отказался. И это за двух убитых и одного изувеченного сотрудника полиции!).
Далее прекрасное - о тяжких мучениях убийцы на каторге :
«Старик выжил, дождался того, о чем каждый день тосковала его душа. А она тосковала… Осипу было трудно, труднее других переносить бесконечные годы тюрьмы. Впереди он ждал только смерти. Пожилой, начавший хворать сразу чуть ли не десятком болезней, он не мог ни на что надеяться. А на волю так хотелось! Этот грубый по внешности, сохранивший в неприкосновенности весь лексикон треповского городового, старик был действительно «малюткой» в душе. Он страшно любил свою семью, - ею, вестями от нее жил из месяца в месяц. За годы сиденья появились у него и внуки, и к ним рвался старик…»
Т.е., понимаете, да? «Душа тосковала…начал хворать десятком болезней…Хотелось на волю, к внукам!» А дети Рухлова, а дети городового Бондаря? Они не тосковали по своим отцам? И вот таким вот трэшем наполнено множество номеров журнала «Каторга и ссылка», сотни страниц лирических воспоминаний убийц и их пособников. Впереди у нас еще будет возможность познакомиться с особо яркими образцами.
А старая гнида таки дотянула до февральской катастрофы, таки успела еще походить по Питеру во главе революционных демонстраций и даже вернуться к себе домой. Но долго наслаждаться общением с внучками у Аникина не вышло - почти сразу после возвращения домой он умер.