ежилб
ближе к ночи температура тела упала, и мозг перестал танцевать гопак в чреве черепа.
ровно вздохнуть получается все чаще с того момента, как. также можно позволить голосовым связкам расслабиться. я давно не кричал, милая. пойдем в глухой лес, выпьем коньяку, закусим жгучим лимоном этот странный напиток, вливающийся внутрь теплым воском, а потом прокричимся в чаще, усыпанной сном.
давай не будем кричать о прошлом, о будущем - тем паче.
ты берешь в руки плитку шоколада и ломаешь ее ровно по размеченным на ней сладким мягким линиям, ты хватаешь со скамьи в парке льдинку или отщелкиваешь сосульку с детского турника во дворе и ломаешь то или другое на мелкие части; прежде, чем выкинуть пустую пачку из-под сигарет, ты мнешь ее одной рукой с той же жесткостью и с тем же равнодушием, с коими мнет властелин народа неугодных ему людей, детей ее ты вминаешь в пепельницу с тем же цинизмом и с той же тупостью, с коими суровый антисемит еврея втаптывает в грязь.
но нежны бывают твои руки, словно качественный зефир в шоколаде. твои прикосновения, дорогая, тают во рту и на губах, но плавно стекают в водосток. их необходимо смывать, когда меня сворачивает в трубочку. ты так тонко резала колбасу и сыр, я млел, когда ты мазала хлеб маслом, а когда ты тянулась за солью к верхней полке шкафчика, домашняя, свободная от предрассудков, футболка обнаруживала прекрасный изгиб твоего тела.
птицы улетают от нас снова, твой рот ищет того крика, и мы плывем в лес. курс на берег, а я чувствую тебя, я вижу тебя. твои легкие желают складывать пазл, а ты желаешь четкую картинку. милая, что же ты делаешь, ты пытаешься вставить неподходящий кусочек в то пространство, в котором ему нет места. или это страх того, что этот самый кусочек не подойдет по форме и рисунку, не сможет заполнить пустоту, которую заполнить необходимо для достижения полноценности картинки. сделай что-нибудь, высшая сила, пусти этого мотылька, зачем ты ему ножки сосредоточенно отрываешь? тебе доставляет удовольствие видеть его страдания? да, сынок, я терпеть не могу мотыльков, я бы на это посмотрел. я бы посмотрел на то, как ты дергаешься в конвульсиях, я бы посмотрел на то, как листья твои желтеют, сохнут, желают плавно пуститься вниз и вздремнуть перед смертью.
ровно вздохнуть получается все чаще с того момента, как. также можно позволить голосовым связкам расслабиться. я давно не кричал, милая. пойдем в глухой лес, выпьем коньяку, закусим жгучим лимоном этот странный напиток, вливающийся внутрь теплым воском, а потом прокричимся в чаще, усыпанной сном.
давай не будем кричать о прошлом, о будущем - тем паче.
ты берешь в руки плитку шоколада и ломаешь ее ровно по размеченным на ней сладким мягким линиям, ты хватаешь со скамьи в парке льдинку или отщелкиваешь сосульку с детского турника во дворе и ломаешь то или другое на мелкие части; прежде, чем выкинуть пустую пачку из-под сигарет, ты мнешь ее одной рукой с той же жесткостью и с тем же равнодушием, с коими мнет властелин народа неугодных ему людей, детей ее ты вминаешь в пепельницу с тем же цинизмом и с той же тупостью, с коими суровый антисемит еврея втаптывает в грязь.
но нежны бывают твои руки, словно качественный зефир в шоколаде. твои прикосновения, дорогая, тают во рту и на губах, но плавно стекают в водосток. их необходимо смывать, когда меня сворачивает в трубочку. ты так тонко резала колбасу и сыр, я млел, когда ты мазала хлеб маслом, а когда ты тянулась за солью к верхней полке шкафчика, домашняя, свободная от предрассудков, футболка обнаруживала прекрасный изгиб твоего тела.
птицы улетают от нас снова, твой рот ищет того крика, и мы плывем в лес. курс на берег, а я чувствую тебя, я вижу тебя. твои легкие желают складывать пазл, а ты желаешь четкую картинку. милая, что же ты делаешь, ты пытаешься вставить неподходящий кусочек в то пространство, в котором ему нет места. или это страх того, что этот самый кусочек не подойдет по форме и рисунку, не сможет заполнить пустоту, которую заполнить необходимо для достижения полноценности картинки. сделай что-нибудь, высшая сила, пусти этого мотылька, зачем ты ему ножки сосредоточенно отрываешь? тебе доставляет удовольствие видеть его страдания? да, сынок, я терпеть не могу мотыльков, я бы на это посмотрел. я бы посмотрел на то, как ты дергаешься в конвульсиях, я бы посмотрел на то, как листья твои желтеют, сохнут, желают плавно пуститься вниз и вздремнуть перед смертью.