Владка Мид "По обе стороны стены"
продолжение.
предыдущие посты: http://toh_kee_tay.livejournal.com/tag/vladka%20meed
Нелегальные квартиры (продолжение)
В ранний период нашей работы на «арийской стороне» главным местом наших встреч была квартира на Мёдова 24. Инка Швейгер, молоденькая голубоглазая блондинка, врач по профессии, и Бронка Файнмессер (Марыся) - обе девушки с чисто арийской внешностью - взяли в аренду эту квартиру на деньги координационного комитета сразу после восстания. Здесь встречались все наши товарищи, в большинстве девушки с арийскими чертами, бегло говорившие по-польски, умевшие вести себя как полячки и не вызывать подозрений у окружающих.
(*** Инке было 26 лет, Марысе - 24 года. В гетто Марыся работала телефонисткой в той же больнице, в которой Инка работала врачом. Фото Марыси у меня нет, а вот такой была Инка:
Adina Schweiger-Baldi - «Инка» Швейгер
***)
Дружба, сковавшая вместе всех бойцов сопротивления в гетто в дни «Переселения», не ослабела и в «арийской зоне». Это было особенно характерно для связных, выполнявших ежедневные задания подполья. Очень немногие из посещавших квартиру на Мёдова 24 были знакомы до войны. Они вышли из разных слоёв населения и принадлежали к разным политическим течениям. И не смотря на это они составили тесно сплоченную группу, почти семью, где каждый заботился о другом.
Связным постоянно угрожал провал, и они жили в вечном напряжении, лишь изредка прерывавшемся несколькими часами отдыха. Между заданиями мы, когда могли, отдыхали у Инки и Марыси на Мёдова 24. Там мы отчитывались, болтали, иногда вместе ели. Все, кто мог свободно ходить по улицам, или кто выбрался ненадолго из своего укрытия, приходили сюда, чтобы расслабиться и провести немного времени в мозговом центре нашей работы. Здесь, в тёплой атмосфере товарищества, мы чувствовали себя безопаснее и свободнее, чем в любом самом надежном укрытии, несмотря на то, что в тесной комнате некуда было бы спрятать даже клочок бумаги.
Если кто-то из нас долго не появлялся, все волновались, потому что у нас с собой всегда были деньги, фальшивые документы или нелегальные листовки. В любой момент любой из нас мог попасть в руки немецких патрулей, польских шантажистов или быть арестованным во время lapanki - уличной облавы.
Был один особенно тяжелый период, когда арестовали многих наших людей, когда попали в беду Игла и Зошка Керш вместе с Маленьким Юциком (из-за которого случайно погибло несколько человек). (*** Зигмунд Игла, о нем см. в конце этой главы: http://toh-kee-tay.livejournal.com/610439.html ; про Зошку Керш см. в конце этой главы: http://toh-kee-tay.livejournal.com/656492.html ***) Отчаяние наполнило комнату на улице Мёдова. Немой вопрос: «Кто следующий?» преследовал нас всех. На лицах читалось то, что мы не решались сказать открыто: постоянное сознание близости смерти.
Были и радостные моменты, в которые мы забывались и не думали о реальности всего этого кошмара. Были маленькие дни рождения, которые мы праздновали для конспирации по польскому обычаю. Очень часто случайно оброненное во время беседы слово вдруг вызывало наружу накопившееся, и кто-то давал волю слезам. Ничего не надо было объяснять, мы понимали друг друга.
В этой комнате я встречалась с Цивей Любеткин, Антеком, Кациком, Фишгрундом, Миколаем, Целеменским, Иркой, Марысей, Зошкой Мошкович, Алей Марголис, Крысей, Галиной (Переле Элленбоген) и многими другими связными и соратниками. (*** Аля Марголис , она же Алина Марголис-Эдельман, медсестра больницы варшавского гетто, будущая жена Марека Эдельмана, будущий детский врач (диабет), активист организации Врачи без границ, эмигрант в Париже в конце 60-х, сторонница польской оппозиции в конце 80-х, кавалер ордена улыбки, и прочая и прочая...
Ее отец, известный врач и общественный деятель Александр Марголис погиб еще в октябре 1939 года в результате т.н акции «Интеллигенция», в которой немцы убили шестьдесят тысяч человек, принадлежавших к польской элите и представлявших на этом основании опасность оккупационному режиму. ***) Каким-то чудом этот секретный центр пережил бурю; каким-то чудом соседи-поляки не догадались, что сюда приходили евреи. Он оставался нашим прибежищем до тех пор, пока мы не покинули Варшаву.
И наконец, была еще квартира Давида Клина (*** Кляйна - английский перевод грешит ***), бундовского активиста до войны, а затем организатора снабжения гетто едой (*** он прикидывался поляком и сотрудником Красного Креста, в его руки приходили посылки, отправленные через Красный Крест и адресованные обитателям варшавского гетто. Посылки эти никогда не доходили до адресатов, так как немцы всегда отбирали их на умшлагплаце. ***)
У Клина (*** Кляйна ***) были связи с поставщиками оружия. Еще у него было радио, и мы всегда знали последние новости с фронта - не одну только немецкую пропаганду, но прямо из-за границы. Когда Клин (*** Кляйн ***) впервые настроил для меня наушники, и я услышала передачу польского радио Рассвет из Лондона - я задрожала от радости. Где-то там, казалось, был другой мир - без немцев! Затаив дыхание я слушала пятнадцатиминутную программу, призывавшую поляков выдержать, не отчаиваться, не сдаваться и не терять надежду, потому что освобождение близко... Я взглянула на окружающих, которые слушали вместе со мной; как и у меня, у них на глазах были слезы. Я ожидала услышать о нас, евреях. Могла ли эта радиопередача закончится, не упомянув о евреях, самых трагических гитлеровских жертвах? Могла, и закончилась - песней польских солдат.
Меня переполняли смешанные чувства. Эта радиопередача означала, что мы не одни, что у нас есть союзники в свирепой схватке с общим врагом, с немцами! Но отчего же они ни словом не упомянули о нас, оставшихся в живых евреях, продолжающих сражаться? Ведь мы еще здесь! Да, нас осталось совсем немного, и всё же...
продолжение следует
предыдущие посты: http://toh_kee_tay.livejournal.com/tag/vladka%20meed
Нелегальные квартиры (продолжение)
В ранний период нашей работы на «арийской стороне» главным местом наших встреч была квартира на Мёдова 24. Инка Швейгер, молоденькая голубоглазая блондинка, врач по профессии, и Бронка Файнмессер (Марыся) - обе девушки с чисто арийской внешностью - взяли в аренду эту квартиру на деньги координационного комитета сразу после восстания. Здесь встречались все наши товарищи, в большинстве девушки с арийскими чертами, бегло говорившие по-польски, умевшие вести себя как полячки и не вызывать подозрений у окружающих.
(*** Инке было 26 лет, Марысе - 24 года. В гетто Марыся работала телефонисткой в той же больнице, в которой Инка работала врачом. Фото Марыси у меня нет, а вот такой была Инка:
Adina Schweiger-Baldi - «Инка» Швейгер
***)
Дружба, сковавшая вместе всех бойцов сопротивления в гетто в дни «Переселения», не ослабела и в «арийской зоне». Это было особенно характерно для связных, выполнявших ежедневные задания подполья. Очень немногие из посещавших квартиру на Мёдова 24 были знакомы до войны. Они вышли из разных слоёв населения и принадлежали к разным политическим течениям. И не смотря на это они составили тесно сплоченную группу, почти семью, где каждый заботился о другом.
Связным постоянно угрожал провал, и они жили в вечном напряжении, лишь изредка прерывавшемся несколькими часами отдыха. Между заданиями мы, когда могли, отдыхали у Инки и Марыси на Мёдова 24. Там мы отчитывались, болтали, иногда вместе ели. Все, кто мог свободно ходить по улицам, или кто выбрался ненадолго из своего укрытия, приходили сюда, чтобы расслабиться и провести немного времени в мозговом центре нашей работы. Здесь, в тёплой атмосфере товарищества, мы чувствовали себя безопаснее и свободнее, чем в любом самом надежном укрытии, несмотря на то, что в тесной комнате некуда было бы спрятать даже клочок бумаги.
Если кто-то из нас долго не появлялся, все волновались, потому что у нас с собой всегда были деньги, фальшивые документы или нелегальные листовки. В любой момент любой из нас мог попасть в руки немецких патрулей, польских шантажистов или быть арестованным во время lapanki - уличной облавы.
Был один особенно тяжелый период, когда арестовали многих наших людей, когда попали в беду Игла и Зошка Керш вместе с Маленьким Юциком (из-за которого случайно погибло несколько человек). (*** Зигмунд Игла, о нем см. в конце этой главы: http://toh-kee-tay.livejournal.com/610439.html ; про Зошку Керш см. в конце этой главы: http://toh-kee-tay.livejournal.com/656492.html ***) Отчаяние наполнило комнату на улице Мёдова. Немой вопрос: «Кто следующий?» преследовал нас всех. На лицах читалось то, что мы не решались сказать открыто: постоянное сознание близости смерти.
Были и радостные моменты, в которые мы забывались и не думали о реальности всего этого кошмара. Были маленькие дни рождения, которые мы праздновали для конспирации по польскому обычаю. Очень часто случайно оброненное во время беседы слово вдруг вызывало наружу накопившееся, и кто-то давал волю слезам. Ничего не надо было объяснять, мы понимали друг друга.
В этой комнате я встречалась с Цивей Любеткин, Антеком, Кациком, Фишгрундом, Миколаем, Целеменским, Иркой, Марысей, Зошкой Мошкович, Алей Марголис, Крысей, Галиной (Переле Элленбоген) и многими другими связными и соратниками. (*** Аля Марголис , она же Алина Марголис-Эдельман, медсестра больницы варшавского гетто, будущая жена Марека Эдельмана, будущий детский врач (диабет), активист организации Врачи без границ, эмигрант в Париже в конце 60-х, сторонница польской оппозиции в конце 80-х, кавалер ордена улыбки, и прочая и прочая...
Ее отец, известный врач и общественный деятель Александр Марголис погиб еще в октябре 1939 года в результате т.н акции «Интеллигенция», в которой немцы убили шестьдесят тысяч человек, принадлежавших к польской элите и представлявших на этом основании опасность оккупационному режиму. ***) Каким-то чудом этот секретный центр пережил бурю; каким-то чудом соседи-поляки не догадались, что сюда приходили евреи. Он оставался нашим прибежищем до тех пор, пока мы не покинули Варшаву.
И наконец, была еще квартира Давида Клина (*** Кляйна - английский перевод грешит ***), бундовского активиста до войны, а затем организатора снабжения гетто едой (*** он прикидывался поляком и сотрудником Красного Креста, в его руки приходили посылки, отправленные через Красный Крест и адресованные обитателям варшавского гетто. Посылки эти никогда не доходили до адресатов, так как немцы всегда отбирали их на умшлагплаце. ***)
У Клина (*** Кляйна ***) были связи с поставщиками оружия. Еще у него было радио, и мы всегда знали последние новости с фронта - не одну только немецкую пропаганду, но прямо из-за границы. Когда Клин (*** Кляйн ***) впервые настроил для меня наушники, и я услышала передачу польского радио Рассвет из Лондона - я задрожала от радости. Где-то там, казалось, был другой мир - без немцев! Затаив дыхание я слушала пятнадцатиминутную программу, призывавшую поляков выдержать, не отчаиваться, не сдаваться и не терять надежду, потому что освобождение близко... Я взглянула на окружающих, которые слушали вместе со мной; как и у меня, у них на глазах были слезы. Я ожидала услышать о нас, евреях. Могла ли эта радиопередача закончится, не упомянув о евреях, самых трагических гитлеровских жертвах? Могла, и закончилась - песней польских солдат.
Меня переполняли смешанные чувства. Эта радиопередача означала, что мы не одни, что у нас есть союзники в свирепой схватке с общим врагом, с немцами! Но отчего же они ни словом не упомянули о нас, оставшихся в живых евреях, продолжающих сражаться? Ведь мы еще здесь! Да, нас осталось совсем немного, и всё же...
продолжение следует