Социалистический реалист ГЕЛИЙ КОРЖЕВ как зеркало буржуазной контрреволюции.
"Люди, определяющие ход дел в стране, мне глубоко несимпатичны. Те процветающие круги, которые вышли сейчас на арену, мне неинтересны, и я как художник не вижу ни малейшего смысла исследовать эту часть общества.
Но мне интересны люди, которые, наоборот, выпадают из этой обоймы. «Лишние люди» - сегодня это довольно-таки широкий круг. Люди отверженные, словно выброшенные из жизни и не востребованные нынешней эпохой. Их судьба, их внутренняя борьба мне интересны. Они для меня представляют подлинный предмет искусства".
(Г. М. Коржев)
"Поднимающий знамя"
Второй раз за последние полгода Москва радует своих жителей и гостей замечательными художественными выставками: осенью в Манеже прошла выставка работ советских художников 25-45-х годов под названием «Романтический реализм», и вот теперь в новом здании Третьяковской Галереи на Крымском валу - экспозиция, посвящённая творчеству гениального Гелия Коржева. В Большой Советской Энциклопедии о нём было сказано: «Коржев обращается к большим гражданственным темам, показывая советских людей в драматических, героических ситуациях.» Широким массам этот художник был известен, прежде всего, как автор триптиха «Коммунисты» и, главное, его центральной части - картины «Поднимающий знамя». Популярны были также репродукции картины «Проводы» - суроволицый солдат с винтовкой за плечами обнимает припавшую к нему женщину…
Проводы. Из серии «Опаленные войной». 1967 г.
Коржев родился в 1925 году, на фронт не попал, но война оставила свой жёсткий след в его миросозерцании и творчестве - слишком тяжкими были эти голодные страшные годы, слишком много искалеченных солдат вернулось с фронта («Опалённые войной» - так назвал он потом посвящённый им цикл) - вот откуда его так называемый «суровый стиль»: он не мог уже писать таких романтических, подчёркнуто-оптимистичных картин, как великие советские мастера 20-х - 30-х годов; в этом, и только в этом смысле он был «шестидесятником»: фрондирующая на кухнях либерально-пробуржуазная интеллигенция была ему глубоко чужда.
25 марта. Идём на выставку. Поднимаемся по лестнице к огромной светящейся надписи «Гелий». Гелий - значит солнечный. Мы, которые пережили «Утомлённых солнцем», «Солнечный удар», «Утомлённых солнцем-2» и т д., когда продажные певцы «утомились» воспевать социализм, рабочий класс, человека труда и принялись воспевать царскую семью, дворянство, американизм, культ разврата и наживы, - идём на встречу с творчеством человека, который остался верен себе, своему социалистическому реализму (и даже посмертную свою выставку 2013 года успел назвать «Библия глазами соцреалиста»).
На пороге первого зала нас встречает первый герой Коржева: нам в глаза смотрит своим единственным левым глазом солдат в гимнастёрке. Опущенное правое веко закрывает пустую глазницу. Картина «Следы войны» - первая из военного цикла. Тему продолжает полотно «Облака. 1945 год»: женщина с усталым неулыбчивым лицом сидит на скамейке, рядом с ней на земле - мужчина, у него вместо одной ноги - культя с протезом: война кончилась, но многие потери невосполнимы… Картина «Старые раны» - очень пожилой человек лежит на кровати без сна: болят раны, болят… Не торжественный парад, не генералы в сверкающих орденами мундирах, а рядовые работники войны. Хорошо, что молодое поколение может их увидеть. Хорошо, что они в этом зале. Впрочем, патриотизм сейчас - модная тема… А вот есть ли на выставке «Поднимающий знамя»? Есть ли великий триптих? Есть. В отдельном помещении. Прямо перед входящими, как и положено - рабочий со знаменем. Справа - «Интернационал»: трубач, играющий гимн на поле боя. За ним, прикрывая ему спину - боец с красным флагом. Вокруг свистят пули, вот на земле валяется чья-то винтовка, видны ноги убитого; может быть, через секунду и трубач рухнет, сражённый свинцом, но пока жив - он продолжает играть, вдохновляя товарищей на подвиг… А слева - то, ради чего шла борьба: картина «Гомер», мастерская художественного училища, где вернувшийся с фронта защитник революции, ещё в армейских ботинках, в обмотках и галифе, сняв только будёновку, лепит из глины копию гипсового бюста древнегреческого сказителя… Как великолепно раскрыта тема Революции: не для того лишь свершилась она, чтобы накормить голодных, но чтобы дать простым людям труда их главное достояние: мировую культуру. Но раз есть Революция, то должен быть и Ленин. Да, вот он, в другом зале. И тоже - отнюдь не «парадный», не вождь на трибуне, а скромный простой человек в своей неизменной пролетарской кепке, с газетой «Правда», засунутой во внутренний карман расстёгнутого пиджака. Рядом с ним - мужчина. Крупный, чуть не на голову выше Ильича. По виду крестьянин. Он явно слеп - смотрит перед собой остановившимися бесцветными глазами. Картина называется «Беседа». Кажется, тут аллегория, и этот мужик - олицетворение самого народа, тогда в основном состоявшего из крестьян, слепого и тёмного до революции - и Ленин его просвещает… На соседней стене картина «К своим», тоже оттуда, из послеоктябрьской эпохи - гражданская война в Средней Азии: красноармеец и местный житель в традиционном полосатом халате, видимо, тоже сторонник большевиков, раненый - опирается на плечи красноармейца, который помогает ему идти…
Рассматривая их, вдруг слышим голос и понимаем, что это голос художника. Да: в небольшом помещении показывают фильм о Коржеве - интервью с ним, заснятое американским журналистом в середине 90-х годов. (Ведь Коржев, который в советское время возглавлял Союз художников РСФСР и руководил творческой мастерской живописи при Академии художеств СССР, с наступлением буржуазной эпохи стал никому не нужен: российские власти, на поклон к которым он не пошёл, его просто «забыли», и американцы воспользовались случаем, чтобы приобрести у попавшего в сложное положение художника ряд его картин.) Слушаем: Коржев рассказывает о своей молодости, о первых шагах в искусстве, о том, как пришло к нему призвание писать суровую правду жизни и о том, что кроме ПРАВДЫ, чтобы реализм не превратился в натурализм, необходимо уметь видеть ИСТИНУ - то есть уметь делать обобщение; что можно изображать страшное, уродливое, безобразное, но при одном условии: художник обязан увидеть и указать другим путь ПРЕОДОЛЕНИЯ зла… Духу времени трудно противиться даже такому могучему и независимому человеку, как Коржев: слишком много буржуазные критики издевались над «социалистическим реализмом», и Гелий Михайлович идёт на компромисс: он предлагает расшифровывать слово «соцреализм» как «социальный реализм», то есть показывающий жизнь простых людей. Что ж, здесь он, похоже, искренен. Именно жизнь простых людей (а не тема «взлётов и падений», как уверяют буржуазные искусствоведы) была лейтмотивом всего его творчества. Простые люди труда - главные его герои. Вот картина «Влюблённые» - немолодая пара сидит на земле возле мотоцикла; сильно загорелое, прорезанное морщинами лицо мужчины говорит о том, что он много работает на открытом воздухе; руки и ноги прильнувшей к нему женщины покрыты тоже густым, отнюдь не «пляжно-курортным» загаром: её плечо, по контрасту с остальной рукой, белое - там был более длинный рукав другой, рабочей блузки. Или вот женщина с младенцем на руках возле сломавшегося грузовика, из-под которого видны ноги занятого его починкой мужчины - тоже явно рабочий человек. Лирический мотив: молодая семья, опять же не из «обеспеченных» - небольшая, очень трогательная картина конца 50-х годов: молодая пара, обнявшись, стоит у окна, смотрит на вечернее небо, рядом - детская кроватка… И оказавшись в Лондоне и Париже, Коржев тоже рисует простых людей - вот уличный художник, вот газетчик, вот мужчина, ощупью ищущий на мостовой потерянные очки…
Идём по другим залам и не устаём восхищаться мастерством живописца: натюрморты такие объёмные, что кажется - стоит протянуть руку, и возьмёшь с холста вон ту чашку или пузатую крынку… Где-то здесь должен быть его Дон Кихот - любимый образ гуманиста и борца за справедливость, которому Коржев придал черты своего отца. Вот он! Да - он прекрасен! Дон Кихот 70-х годов, с мечом, с верным Санчо, с дамой… В интервью Коржев подчёркивал опять же любовь Дон Кихота к простым людям, которых он всегда защищал. И ведь дамой своего сердца он избрал крестьянку… Цикл, начатый в 70-е, оборвался в 1992 году. Вот две картины с одним названием: «Дон Кихот поверженный». Он лежит на земле.
Следующий зал назван «Лишённые рая». По существу это о том, что мы лишились социализма. 90-е годы. Страшные годы контрреволюции. Коржев не принял буржуйскую «перестройку», когда ценность искусства, по его мнению, была утрачена и на смену творчеству пришла коммерция. Как пишут искусствоведы, он, сохраняя почти юношескую бескомпромиссность и веру в идеалы, в то же время жил как древний стоик, не ждущий от жизни ничего хорошего. В «постперестроечное» время он отказался от двух орденов, считая их принятие лицемерием. Великий художник стал затворником, практически ни с кем не общался, кроме нескольких друзей-художников. Но он продолжал напряжённо работать. На картины этих лет смотреть больно и горько. Вот «Свалка» (2007 г.). На самом деле это не помойка, а какое-то помещение, где живут, возможно, бомжи - в углу свалены обрывки красных знамён и плакатов, вот отбитая от бюста Ленина гипсовая голова, вот башмак, пустые консервные банки, бутылки. А вот и действительно помойка: возле мусорного бака две фигуры, он со стаканом, она с бутылкой в руке, ещё не пьяные, но через минуту напьются. Подпись: «Адам Андреевич и Ева Петровна». Комментарии, как говорится, излишни. А вот знаменитое полотно. Фигура лежащего во весь рост пьяного человека. Подпись: «Вставай, Иван!» (1997 г.). Смотрим на него - и понимаем, что это не просто пьяный бедолага, это наш рабочий народ, обманутый, ограбленный, лишённый смысла своего существования, заливает себе мозги водкой… Тогда, в 1997-1998 годах, многие рабочие встали на борьбу за свои права. Но как встанешь, и тем более победишь, когда пьяный? (До этого уже вставал в 1993-м, но сейчас, к сожалению, «лежит».) С тяжёлым сердцем идём дальше.
«Встань, Иван!». 1997 г.
Вот картины и эскизы на библейско-евангельские сюжеты. Коржев говорил о них в интервью. Этот цикл берёт своё начало в 1986 году, когда один за другим ушли из жизни отец и мать Гелия Михайловича. Он тогда не в силах был работать всерьёз над большими полотнами и начал писать эскизы библейских персонажей, позднее из части этих эскизов выросли картины. При этом он подчёркивал, что своему прежнему мировоззрению не изменил, просто заинтересовался тематикой. Что ж, удивляться этому не приходится: 1986-1987 годы - начало горбачёвской контрреволюционной «перестройки», а началась она в идеологическом плане именно с ударов по атеизму и внедрения религии во всех видах. Народ тогда очень на это «повёлся», а раз религия была «в тренде», то художник не мог не считаться с интересами людей, которые будут его картины смотреть. Но и здесь Гелий верен себе, своему суровому реализму: его Христос отнюдь не красавец, это обычный мужичок, рыжий, с простоватым лицом; поднятый на крест, он не возводит в молитвенном экстазе очи горе, он смотрит перед собой как бы с недоумением, словно несколько ошалевший… Слева, в каком-то простенке, в глубине замечаем часть картины, которая почему-то помещена очень высоко - её верхнюю половину отсюда не видно, видим только что-то вроде юбки или рубахи, из-под которой торчат висящие в воздухе ноги. Кого-то повесили? Или кто-то повесился? Подходим ближе и всё понимаем прежде, чем прочли подпись: «Иуда». Ну да, вот и сребреники валяются под деревом. Годы написания картины - 1987-1993. Самое торжество иуд, от ползучего, оппортунистического предательства перешедших к прямому развалу социализма. Поднимаем взгляд, чтобы увидеть лицо предателя, и… не видим: на уровне плеч полотно срезано рамой. Гениальный ход! Вспоминается услышанная полчаса назад в фильме фраза Коржева: «Иуд было много…» Да, ты мудро поступил, великий Художник! Теперь каждый, глядя на эту картину, мысленно дорисует голову того негодяя, которого считает главным предателем. Нам сразу привиделась лысая, с красной отметиной голова Горбачёва…
Свалка. 2007 г.
Входим в следующий зал. Останавливаемся. Ужас. «Тюрлики» - жуткие мутанты, полуптицы-полузвери, с членистыми хвостами, с рогами, с огромными клювами, и при этом разумные, до жути очеловеченные… Эти уроды пируют, беседуют, ведут философские споры, а также они судят и казнят - людей! Вот самое страшное творение - огромное полотно под названием «Триумфаторы» (1993-1996 гг.). В центре птицеклювый мерзкий мутант стоит, держа окровавленный меч, рядом другие чудища, а на заднем плане видны вытянутые на земле ноги убитого человека. Или вот картина «Борьба»: человек и чудовище слились в клинче, жуткая чёрная тварь впилась в противника когтями и зубами, из-под них выступила кровь… Босх с его ужасами, Гойя с его «Капричос», как принято теперь говорить, «отдыхают». Кошмары Босха породила опустошившая тогда Европу чума, «Капричос» породили инквизиция и война. Тюрликов породила контрреволюция, атмосфера антисталинизма и антиленинизма. Беспросветное время второго пришествия капитализма… Но! «Наш мир развёртывается в муках, а их мир в муках падает…» (Луначарский). Хотя сразу это, может быть, и непонятно…
Спасаясь от кошмара, спешим в следующий зал. Вот тоже страшное полотно: «Обречённая». Больница. На покрытом простынёй табурете сидит обнажённая женщина с тяжёлыми, натруженными руками и ногами. За её спиной - врач со стетоскопом, чертами очень похожий на самого Коржева - фактически автопортрет в белом халате и шапочке. На его лице - выражение бессилия и отчаяния: он понимает, что не сможет спасти пациентку. Лицо женщины невесело-спокойно: она ещё не знает, что умирает. Но скоро узнает. Поймёт. Кто она? Одна из милых сердцу художника простых безвестных тружениц? Или… или это - наша Родина? Неужели в 1987 году, когда была написана эта картина, художник-философ уже предчувствовал надвигающуюся беду? А на соседних стенах… Мы думали, что кошмарнее тюрликов ничего придумать нельзя - ошиблись: можно. Есть более страшное: живые скелеты. Скелеты тех, кто был Коржеву дороже всего. Вот картина «Скорбный дуэт» (2003 г.): двое играют на трубах, один из них - обычный человек, у другого вместо головы - череп с пустыми глазницами. На нём будёновка со звездой… Не тот ли трубач гражданской войны из Великого Триптиха? Вот картина «Победа живых и мёртвых. Памяти павших» (2001 г.) - солдат Великой Отечественной, тоже скелет. Его торс обмотан красным знаменем, воздетая над головой рука костяшками пальцев сжимает винтовку. Вот пионер-горнист в красном галстуке - тоже череп в пилотке. Вот апофеоз темы, картина «На троих» (1998 г.): три поколения - современный мужик, скелет в тельняшке и будёновке и скелет в полуистлевшей форме рядового Великой Отечественной - со стаканами в руках… Нет! Великий Гелий, так нельзя! Эксгумация - это уже слишком. Это - предел дегуманизации! Какую же душевную трагедию должен был ты пережить, если смог написать такое… Но ты же сам говорил - мы слышали это - что, изображая страшное и безобразное, художник должен указать путь преодоления зла. Где же твоё преодоление? Искусствоведы, кураторы - устроители выставки - намекают, что, мол, это твой библейско-евангельский цикл. Но - нет! Он не даёт просветления! И твой несчастный замученный Христос, и «Осень прародителей» - доживающие последние дни Адам и Ева, и «Лишённые рая» - они же в бесплодной пустыне, и твой одинокий «Пророк» - нет, они не преодолели зло, они не дают оптимизма. Неужели ты не нашёл выхода из душевного кризиса? Но всё же было что-то среди твоих работ последних лет, что-то, вселяющее надежду… Да. Вот оно: два натюрморта 2004 и 2005 годов. «Серп и Молот». Символ труда и власти рабочих трудящихся, символ социализма - наиболее справедливого на данный момент (до коммунизма) общественного строя. Вот они. Один - на фоне чёрно-красного полотнища, другой - на белом фоне с углом красного знамени. Ярко блестит металл. Ты очень любил этот символ - кроме представленных на этой выставке двух натюрмортов с ним, ты написал их ещё несколько, и рядом с одним - свой автопортрет. «Серп и Молот» у тебя всегда такой вещественный, живой, говорящий. Он утверждает: «Власть буржуев не вечна. Я вернусь!»
Буржуазные критиканы уже успели наследить. Некий С. Соловьёв под подлым названием «Живописный перегар», так сказать, «навалил огромную духовную кучу». Проговорившись сначала подлинной правдой: «В Третьяковской галерее зажгли звезду советского реализма», он называет прекрасные картины Коржева «густо раскрашенными плакатами». Особенность этих реалистических полотен - умение довести изображение до плакатной простоты и чёткости - выдаётся за недостаток. А ведь это - их достоинство: чтобы каждый пришёл, увидел, прикоснулся и понял. И чтобы его пронзило! Вот так всегда у буржуазной интеллигенции: они делают фантик красивый, со «слезинкой ребёнка», а внутри - мёртвый ребёнок; их цель одна: «быдло» - в стойло! Не сметь, пролетарий, быть человеком! Конечно, соловьёвым ближе «второй русский авангард» и «американская абстракция». Главное для них - продать Советскую Родину. Откровенной порнухой обернулась перекличка духовно пустого Ф. Ромера с миром мёртвых под лозунгом «Отзовитесь, скелеты!» Чует гнилое нутро, где опасность: «И боюсь, что вскорости на нас ниагарским потоком пойдут реабилитационные блокбастеры мастеров советской эпохи, которые на самом деле были величайшими художниками современности, экспериментаторами, идеологическими диверсантами, опередившими своё время талантами и т.д.» (Он боится, а мы, коммунисты, очень надеемся…) Соловьёва, Ромера и им подобных отличает буржуазный либерализм. Группу отзывов с национал-патриотическим - также буржуазным - уклоном возглавляет публикация в газете «Культура»: интервью К. Воротынцевой с куратором выставки Н. Александровой под заглавием «На чистом Гелии»; Александрова клонит куда-то в сторону Серафима Саровского и Георгия Победоносца. Такого рода искусствоведы признают величие Коржева, но при этом выпячивают отнюдь не главные темы его творчества - например, тему «взлётов и падений», обращение к библейской теме и т.д., а основное - верность соцреализму, теме труда и простого трудового человека и социального протеста против несправедливой действительности буржуазного общества - старательно обходят стороной. Вылезло и простое воинствующее мещанство - в газете «Моя семья», известной своим обывательским вкусом, всегда приспосабливающимся к интересам буржуазии: пытаются перестроечных и постперестроечных ужасных тюрликов приписать советскому периоду, что совершенно не соответствует действительности. Хотя нынешний директор Третьяковки, инициатор выставки З. Трегулова сказала: «Активно выставляясь в советское время, он в 1980-е годы стал отшельником и ещё больше осознал свою роль как пророка и как художника, который ставит перед обществом то зеркало, в котором отражается истина». Ленин говорил о Толстом, что он - «зеркало русской революции». Коржев в последние годы стал разоблачающим, гневным зеркалом буржуазной контрреволюции. Интересно, что кто-то из нынешних критиков назвал Гелия Коржева «матёрым человечищем», как Ленин называл Толстого.
…Глубоко потрясённые, покидаем выставку и думаем о великой трагедии, пережитой великим художником, не принявшим пришествие капитализма. Каким могучим было его сердце, если выдержало этот удар! Думаем о том, что, несмотря на фантасмагорию скелетов и уродов-мутантов, несмотря на пресловутый библейско-евангельский цикл и его собственные рассуждения о «социальном реализме», Коржев объективно был и остался ярчайшим представителем именно «социалистического реализма», продолжателем по существу - хоть и в иных формах - того дела, которое начали корифеи советской живописи 20-40-х годов, чьи оптимистические, революционно-романтические, реалистические полотна мы видели несколько месяцев назад в залах Манежа. Более того. На наш взгляд, Коржев на рубеже веков стал и крупнейшим представителем социально-протестного направления в живописи. И тюрлики, и ожившие скелеты героев - это ярчайшие протест против бездушной буржуазной действительности. Мощнейшее протестное полотно «Вставай, Иван!» - да, народ пока лежит, но он обязательно встанет. Иван шагнёт к «Социальному натюрморту» (1992 г.) и возьмёт с него висящий на стене очень выразительный топор. И вновь над миром взойдёт Солнце Труда - солнце «Серпа и Молота». А для всех тюрликов и породивших их, для всех иуд горбачёвского, ельцинского и путинского времени пробьёт час великого суда. И на нём прокурорами от тех, кто пережил и перестрадал трагедию буржуазной контрреволюции, будут и картины Гелия Коржева.
Социалистический реалист умер. Социалистический реализм жив!
(Г. Алёхин, В. Басистова)
Источник: http://rkrp-rpk.ru/content/view/14217/