Последнее дежавю
- Это все уже было...
Мы с братом и сестрой сидели на чердаке семиэтажки, залитой светом через большое круглое окно. Такого чердака не встретишь ни в одном даже частном доме: мой брат постарался на славу. Здесь была самая настоящая комната отдыха, хотя еще полгода назад кроме бетона и пыли тут ничем и не пахло. Наша крепость. С восточной стороны во всю стену висел гобелен с изображением каких-то космических войн с графикой средневековых мастеров, глубокого синего, темно-синего цвета. В углу стоял классический абажур, освещая спуск в дом. На потолке красовалась всевозможная драконоподобная мишура всех возможных цветов, висящая ровно в сантиметре над головой самого высокого из нас - моего брата.
Этот дуралей был чокнутым малым, ни один день его жизни не был похож на предыдущий, с того момента, как он осознал себя. А случилось у него это лет в 7-8. Глупо было бы перечислять все его поступки, для примера (и этого будет достаточно, я уверен) сообщу лишь то, что приехали мы сюда на угнанной машине скорой помощи. Рафик, 977-ой, стоял прямо под окном у подъезда. Глушить мотор брат не стал, двери закрывать тоже, больного отпустил гулять. "При сотрясении мозга - самоубийство перемещаться на этой развалине и по таким дорогам" - его слова.
Поднявшись вверх со спокойной уверенностью, что обнаружившим автомобиль на чердак лезть в голову не взбредет, мы поставили чайник и включили радио.
Сестра улеглась на огромный мягкий диван в виде таблетки аспирина и медленно поглощая желтеющее на глазах яблоко уткнулась в книгу: что-то опять про бабочек, судя по обложке. Она была похожа на брата больше меня: нос кверху, тонкие брови, большой рот, но узкие поджатые губы, вьющиеся русые волосы. Эти двое были дикой красоты, высокие, какие-то неспециально ухоженные и аккуратные, а взгляд их был похож на истребитель, обшитый плюшем. Убивал мягко.
Пока брат готовил нам яичницу с непременно новыми секретными специями, а сестра продолжала читать, я стоял у окна и любовался городом. На удивление опустевшим и оттого прекрасным городом. Солнце стекало с крыш, капало на перекрестки и разливалось по дорогам. Маленькие машины ездили медленно и не спеша, будто вежливо и с наслаждением. Люди в легких одеждах кушали весну прямо так, на ходу. По радио передавали что-то про 17 мгновений, голос ведущего хрипел. Но возможно это от радиоприемника - он все же старше нас троих вместе взятых. Внезапно радио затихло. И тут меня ударило в виски...
- Это все уже было...
- Что было? - не отрывая от плиты взгляда прореагировал брат.
- ВСЕ... ЭТО!
- Дежавю?! - отложив книгу и с каким-то заинтересованным скепсисом спросила сестра?
- Оно. - потирая виски я пытался держать это ощущение в той же яркости и в том же контрасте, в каком оно и пришло. Особо напрягаться не приходилось - ощущение явно не собиралось оставлять меня.
- Что ты помнишь? - брат отошел от плиты и снял фартук.
- Свет в окне... Скорая помощь... Книга про бабочек... 17 мгновений... Боже... Сейчас, вот прямо сейчас по радио передадут что-то про Брюса Ли, я уже слышу это!!
Радио продолжало предательски молчать: 10 секунд, полминуты, минуту... Раздался легкий треск, волна поймалась. Первым же словами диктора было упоминание о смерти великого актера Брюса Ли, чей вклад в развитие боевых искусств навсегда изменил мир.
- Вау... Как?!? Что еще скажешь?!? Это же феноменально, черт! Что там дальше, помнишь?!
Я уже не различал их вопросы, будто они скользили мимо меня, вылетая из помещения через круглое окно. Я вспомнил все. Что было. И что будет. Вспомнил 2-х медиков, нашедших машину через 2 минуты, вспомнил сгоревшую яичницу с укропом через 3, ворону с перевязанной лапой, которая сядет на подоконник только через 5 минут... Вспомнил, что по радио будут говорить о неудавшемся эксперименте русских, об их попытке обогнать европейцев в поисках истины с помощью столкновения элементарных частиц. Аппарат вышел из строя ровно в тот момент, когда все получилось. Из-за чего, по необъяснимым причинам все в радиусе нескольких километров от места действий - вернулось в прошлое. И эта невидимая волна продолжала распространяться дальше, и дальше, и дальше...
Я смотрел в окно опустевшим взглядом, все яснее осознавая ту ловушку, в которую попал, в которую попали мы все. Взгляд натыкался на исчезающие высотки, автомобили, провода, на появляющиеся церквушки, парки, аттракционы, совершенно не обрабатывая эту информацию. Стая птиц, пролетающая прямо перед домом, в миг исчезла, будто в сцене не хватало нескольких кадров. Все обрело движение, при этом не утратив покой. Неизменным казалось только Солнце, словно ни о чем не подозревающее. Стены домов становились насыщеннее, деревья выше и зеленее, люди невзрачнее и моложе. На стене, где только что висел гобелен, появился календарь за 1973 год. Тот самый календарь, который полгода назад брат выбросил вместе с остальным находившемся здесь хламом. Он с сестрой подошли ко мне сзади, обняли меня и мы вместе, повернувшись к окну стали наблюдать это невероятное шоу. Оно было завораживающим, поэтому так не хотелось думать о чем-то. Но мое дежавю все же не оставило мне вариантов...
Все повторяется. Никакой истории, никакого будущего, только 40 лет жизни, одной и той же жизни. В третий ли раз я буду рождаться самим же собой, в пятисотый ли?! А каждый ли раз я рождаюсь? Вдруг что-то все-таки периодически меняется и идет не так. Вдруг кто-то как и я вспоминает все, но намного раньше. Появляется ли у него мысль раскольцевать эту жизнь, если имеется возможность?! Появляется ли желание?! А что бы сделал я?! Как бы я поступил, зная, что не приложи я нужных усилий, вся моя жизнь вновь повторится?! Так ли она плоха, чтобы прерывать ее?! Так ли важно знать, что случится через пятьдесят лет, через тысячу?! А могут ли вообще произойти какие-то значительные положительные перемены?! Какова вероятность того, что люди будут жить лучше через сто лет?!
Вопрос за вопросом возникали в моей голове, кружа в беспорядочном вальсе. Солнце становилось невыносимо ярким, я уже щурился так, что почти ничего не видел. Закрыв глаза, я видел только белый свет, и поэтому слушал: пение птиц, рык старых моторов, шум ветра, шутка брата, смех сестры, мое сердцебиение... тук... тук... тук... ... ... .
Мы с братом и сестрой сидели на чердаке семиэтажки, залитой светом через большое круглое окно. Такого чердака не встретишь ни в одном даже частном доме: мой брат постарался на славу. Здесь была самая настоящая комната отдыха, хотя еще полгода назад кроме бетона и пыли тут ничем и не пахло. Наша крепость. С восточной стороны во всю стену висел гобелен с изображением каких-то космических войн с графикой средневековых мастеров, глубокого синего, темно-синего цвета. В углу стоял классический абажур, освещая спуск в дом. На потолке красовалась всевозможная драконоподобная мишура всех возможных цветов, висящая ровно в сантиметре над головой самого высокого из нас - моего брата.
Этот дуралей был чокнутым малым, ни один день его жизни не был похож на предыдущий, с того момента, как он осознал себя. А случилось у него это лет в 7-8. Глупо было бы перечислять все его поступки, для примера (и этого будет достаточно, я уверен) сообщу лишь то, что приехали мы сюда на угнанной машине скорой помощи. Рафик, 977-ой, стоял прямо под окном у подъезда. Глушить мотор брат не стал, двери закрывать тоже, больного отпустил гулять. "При сотрясении мозга - самоубийство перемещаться на этой развалине и по таким дорогам" - его слова.
Поднявшись вверх со спокойной уверенностью, что обнаружившим автомобиль на чердак лезть в голову не взбредет, мы поставили чайник и включили радио.
Сестра улеглась на огромный мягкий диван в виде таблетки аспирина и медленно поглощая желтеющее на глазах яблоко уткнулась в книгу: что-то опять про бабочек, судя по обложке. Она была похожа на брата больше меня: нос кверху, тонкие брови, большой рот, но узкие поджатые губы, вьющиеся русые волосы. Эти двое были дикой красоты, высокие, какие-то неспециально ухоженные и аккуратные, а взгляд их был похож на истребитель, обшитый плюшем. Убивал мягко.
Пока брат готовил нам яичницу с непременно новыми секретными специями, а сестра продолжала читать, я стоял у окна и любовался городом. На удивление опустевшим и оттого прекрасным городом. Солнце стекало с крыш, капало на перекрестки и разливалось по дорогам. Маленькие машины ездили медленно и не спеша, будто вежливо и с наслаждением. Люди в легких одеждах кушали весну прямо так, на ходу. По радио передавали что-то про 17 мгновений, голос ведущего хрипел. Но возможно это от радиоприемника - он все же старше нас троих вместе взятых. Внезапно радио затихло. И тут меня ударило в виски...
- Это все уже было...
- Что было? - не отрывая от плиты взгляда прореагировал брат.
- ВСЕ... ЭТО!
- Дежавю?! - отложив книгу и с каким-то заинтересованным скепсисом спросила сестра?
- Оно. - потирая виски я пытался держать это ощущение в той же яркости и в том же контрасте, в каком оно и пришло. Особо напрягаться не приходилось - ощущение явно не собиралось оставлять меня.
- Что ты помнишь? - брат отошел от плиты и снял фартук.
- Свет в окне... Скорая помощь... Книга про бабочек... 17 мгновений... Боже... Сейчас, вот прямо сейчас по радио передадут что-то про Брюса Ли, я уже слышу это!!
Радио продолжало предательски молчать: 10 секунд, полминуты, минуту... Раздался легкий треск, волна поймалась. Первым же словами диктора было упоминание о смерти великого актера Брюса Ли, чей вклад в развитие боевых искусств навсегда изменил мир.
- Вау... Как?!? Что еще скажешь?!? Это же феноменально, черт! Что там дальше, помнишь?!
Я уже не различал их вопросы, будто они скользили мимо меня, вылетая из помещения через круглое окно. Я вспомнил все. Что было. И что будет. Вспомнил 2-х медиков, нашедших машину через 2 минуты, вспомнил сгоревшую яичницу с укропом через 3, ворону с перевязанной лапой, которая сядет на подоконник только через 5 минут... Вспомнил, что по радио будут говорить о неудавшемся эксперименте русских, об их попытке обогнать европейцев в поисках истины с помощью столкновения элементарных частиц. Аппарат вышел из строя ровно в тот момент, когда все получилось. Из-за чего, по необъяснимым причинам все в радиусе нескольких километров от места действий - вернулось в прошлое. И эта невидимая волна продолжала распространяться дальше, и дальше, и дальше...
Я смотрел в окно опустевшим взглядом, все яснее осознавая ту ловушку, в которую попал, в которую попали мы все. Взгляд натыкался на исчезающие высотки, автомобили, провода, на появляющиеся церквушки, парки, аттракционы, совершенно не обрабатывая эту информацию. Стая птиц, пролетающая прямо перед домом, в миг исчезла, будто в сцене не хватало нескольких кадров. Все обрело движение, при этом не утратив покой. Неизменным казалось только Солнце, словно ни о чем не подозревающее. Стены домов становились насыщеннее, деревья выше и зеленее, люди невзрачнее и моложе. На стене, где только что висел гобелен, появился календарь за 1973 год. Тот самый календарь, который полгода назад брат выбросил вместе с остальным находившемся здесь хламом. Он с сестрой подошли ко мне сзади, обняли меня и мы вместе, повернувшись к окну стали наблюдать это невероятное шоу. Оно было завораживающим, поэтому так не хотелось думать о чем-то. Но мое дежавю все же не оставило мне вариантов...
Все повторяется. Никакой истории, никакого будущего, только 40 лет жизни, одной и той же жизни. В третий ли раз я буду рождаться самим же собой, в пятисотый ли?! А каждый ли раз я рождаюсь? Вдруг что-то все-таки периодически меняется и идет не так. Вдруг кто-то как и я вспоминает все, но намного раньше. Появляется ли у него мысль раскольцевать эту жизнь, если имеется возможность?! Появляется ли желание?! А что бы сделал я?! Как бы я поступил, зная, что не приложи я нужных усилий, вся моя жизнь вновь повторится?! Так ли она плоха, чтобы прерывать ее?! Так ли важно знать, что случится через пятьдесят лет, через тысячу?! А могут ли вообще произойти какие-то значительные положительные перемены?! Какова вероятность того, что люди будут жить лучше через сто лет?!
Вопрос за вопросом возникали в моей голове, кружа в беспорядочном вальсе. Солнце становилось невыносимо ярким, я уже щурился так, что почти ничего не видел. Закрыв глаза, я видел только белый свет, и поэтому слушал: пение птиц, рык старых моторов, шум ветра, шутка брата, смех сестры, мое сердцебиение... тук... тук... тук... ... ... .