Между прочим, юбилей. :-)
Пять лет со Дня Падения Паровоза! :-))))
Который, кстати, продолжает периодически падать (следите за анонсами на сайте героев-просветителей арт-объединения CoolConnections , и если кто - ещё нет, так это тот - очень зря! ;-)
В качестве обоснования позиции - "бессвязные восторженные вопли" пятилетней давности. :-)
Оригинал взят у tjorn в Мои "шесть копеек" о "Франкенштейне". (23.06.2012)
"Издание дополненное и переработанное".:-)
Собственно, почти всё, что я имела сказать за спектакль «Франкенштейн», уже сказала vardanna , и сказала так, что лучше я всё равно не смогу. Но, всё же - «почти». А «три раза «почти» - только у китайцев идёт за целое». Поэтому, таки, добавлю от себя «шесть копеек одной монетой».
[Много, спорно и не вполне связно.]
Прежде всего соглашусь с vardanna :
Оба актёра, и Камбербэтч и Ли Миллер - «герои-орденоносцы». Оба создали сильнейшие образы. ОЧЕНЬ разные образы, в обеих ролях. Но, всё же…
Я не буду останавливаться на «технических моментах». Да, «плотность» игры БК превышает «плотность» игры Ли Миллера. Собственно говоря, Ли Миллер прекрасно ИГРАЕТ. А БК ПРОЖИВАЕТ обе роли с той степенью ежесекундного «включения», которая с первых минут присутствия героя на сцене заставляет забыть, что это - ТЕАТР. Ты просто (просто?! «ах, если бы так…») подсматриваешь за чьей-то жизнью. «Живой-настоящей», во всей полноте и неразделимости на «интересные находки» и «убедительный фон» роли. Это - есть. Но не об этом сейчас речь.
Ли Миллер в обеих ролях, и Создания, и Виктора, играет РЕБЁНКА. «Бедного найдёныша», «маугли, человеческого детёныша» - в Создании. Это сквозит во всём, начиная от пластики в сцене рождения (да-да, нога, засунутая в рот… но и не только… ВСЯ его пластика - пластика травмированного «ползунка», но не сonstruct), закачивая тем детским ужасом, с которым он спрашивает «отца»-Создателя в полярных снегах о смерти. И все его чувства, слова, побуждения и действия в процессе развития истории - это чувства, слова, побуждения и действия брошенного, обиженного, измученного ребёнка. То есть - «маленького человека». Который отчаянно пытается стать «большим» и «правильным», войти в закрытый, запретный, отторгающий его «большой Мир». И бесконечно нуждается в любви. Той самой, безусловной и всепоглощающей любви, в которой нуждается каждый ребёнок. Любви, которая много даёт, но, в первую очередь, требует. «Любишь ли ты меня? ЧТО ты сделаешь ДЛЯ МЕНЯ?!». Ли Миллер-Виктор - тоже ребёнок. Талантливый и нервный отрок с большими, выражаясь профессиональным языком, психолого-педагогическими проблемами. Отторгнутый этими проблемами от окружающего мира людей (да и от Мира вообще), и отчаянно жаждущий найти некий master key для того, что бы получить «всё и сразу». И потому действительно не видящий, не чувствующий «обычных путей» Любви и Жизни. Действительно не знающий иного Бога, кроме «богов газа и электричества».
Камбербэтч в обеих же ролях играет взрослого. Но - ИНОГО взрослого. «Назовём его демоном». Его Создание, начиная от «зомби»-пластики в сцене рождения и этого душераздирающего мгновения «стука в запертые ворота Рая» - не дитя, а НЕЧТО. Словно в слепленное Франкенштейном из «собачьего мяса» тело Всевышний, из каких то, Ему одному ведомых, побуждений и смыслов, вложил уже взрослую, зрелую душу, которой теперь нужно обрести себя, свою человечность. Здесь, в этом Мире, который отзовётся в его сознании «Потерянным Раем» Мильтона…
Юдоль печали, царство горя, край, Где мира и покоя нет, куда Надежде, близкой всем, заказан путь…
И мне кажется, не случайно в зале (и в записи, и зале просмотра) Мильтон и Китс в устах Создания-Ли Миллера вызывают усмешку, но в устах Создания-БК - нет. И сравнение себя с Адамом и Сатаной в устах этого Создания - не «художественный образ», а прямая и несомненная идентификация. «Демон - дух не столько злобный, сколько страдающий и скорбный, при всем этом дух властный, величавый» Михаил Врубель
И за движениями тела и души этого Создания стоит, не исключая боли и обиды, острое чувство несообразности. «Я не люблю противоречий!» - восклицает он, словно знает, что возможен иной Мир, без этих вопиющих «неверностей». Но не знает, как найти к нему дорогу. «Это - ТВОЙ мир, Франкенштейн!» - кричит он в лицо своему создателю (своему? СОЗДАТЕЛЮ?..). «Твой мир», не его. И безусловно веришь, что это Создание действительно готово скрыться в аргентинской сельве, что бы построить там свой собственный «маленький Рай», освещённый (и освящённый) любовью. ЕГО любовью, которую не приемлет этот Мир. Потому, что Создание-БК более всего хочет не быть любимым, но любить. Это - иная, взрослая, форма Любви. Любовь отдающая, Любовь творящая. «Я люблю тебя. ЧТО я могу сделать ДЛЯ ТЕБЯ?!».
И, так же, как Создание, Виктор-БК - не запутавшийся и перепуганный открывшейся бездной подросток, но взрослый. Взрослый Гений. Прометей. «Я принёс свет в сумрачный мир!» Он ищет знания не ради «ключа» к принятию и любви со стороны Мироздания, но ради того, что бы изменить само Мироздание к лучшему. Да, этот Виктор воистину берётся за работу Бога. Ту работу, которую сам Бог, в его, Виктора, понимании, выполнил … не слишком хорошо. Слишком много глупости. Слишком много ненависти, горя и боли. Слишком много смертей.
Здесь не могу обойти вниманием одну, на мой взгляд, очень важную деталь. Разговор Виктора с отцом и Элизабет перед отъездом в Англию. Начну с конца, с Элизабет: если Виктор-Ли Миллер в этой сцене - чистой воды «бонтан» (не в оскорбление, но в определение), который и правда не постигает, «хто ты, ваще, деффочка?!» и зачем она ему нужна (кроме навязываемых семьёй и средой условностей), то Виктор-БК …. Чёрт, он действительно любит свою милую, нежную, глупенькую (как он думает… хотя в какой-то момент и сам в этом уже сомневается… эта понимающе-сообщническая усмешка в ответ на «Здесь такие недалёкие люди!»…), но такую прекрасную невесту! И совершенно точно знает, зачем она ему нужна. Да, и за ЭТИМ - тоже. (Господипрости, ну КАК же он ОТДИРАЕТ себя от ей губ…). И реплика о желании детей в устах Виктора-БК не слышится «дежурной», она - «от сердца». Но более всего - ради: «Иди, и делай свою работу, и будь лучшим! А потом возвращайся ко мне…». «Со щитом или на щите» - и ответное «спасибо» звучит, как почтительная благодарность, а не как рассеянное недоумение. Но самый важный момент для меня - момент упрёков отца. «Где же тот славный мальчик… когда умерла твоя мать…» - для Виктора-Ли Миллера это - очередной раунд досадных и скучных нравоучений, его: «Только не нужно снова об этом!» - звучит извечным «воплем души» всех подростков. Но Виктор-БК отворачивается с болезненной стремительностью и прикрывает лицо ладонью, словно хочет скрыть (сдержать?) слёзы. И для меня в этот момент становится понятным, ЧТО побудило его, «любознательного мальчика», пуститься в путешествие к вратам Ада. Смерть матери. Страшный миг, когда он осознал, то Бог не всеблаг, а отец не всесилен. И можно сколько угодно молить на родной могиле "проснись... ПРОСНИСЬ!!!!" - этого, увы, совершенно не достаточно. И вот ТОГДА прелестный, милый мальчик умер для Мира (но не умер вовсе, нет...) , а родился пытливый и яростный гений. Прометей. Люцифер. Восставший против Бога, но не для того, что бы стать "как Он", а для того, что бы стать "лучше Него". Сделать "работу Бога", которую Бог сделать не смог. «Ты должен делать добро из зла, потому что его больше не из чего делать» Роберт Пенн Уоррен
И, в отличие от Виктора-Ли Миллера, этот Виктор УЖЕ ЗНАЕТ и любовь, и веру, и чувство вины и ответственности. Знает, но - «отставляет от себя», отрывает себя от человечности ради сверчеловеческого, которое чувствует себя призванным привести в «сумрачный мир». От того в его сожаление, в его раскаяние, как и сожаление и раскаяние Создания-БК, безусловно веришь. Герои БК действительно «знаю, что совершили», во всей полноте. И действительно со-жалеют своим жертвам, вольным и невольным. И действительно раскаиваются и страдают. Они оба - СУДЬИ, всему Миру, но прежде всего - себе самим. Судьи и палачи. И финальный монолог Создания-БК о «чёрной душе», как и слова Виктора-БК об упущенной, отвергнутой и разрушенной им любви - не жалоба, но повинная и приговор. Это - последнее слово приговорённого, сполна признающего вынесенный им же самим вердикт. И его вопросы о смерти дышат не детским ужасом, а некой последней, высшей жаждой понимания. Смерть, жизнь, бесконечный путь через белое безмолвие, всё для них обоих - их казнь. Их ВОЗДАЯНИЕ, за всё, совершённое, но более всего - за не совершённое. И единственное, что они оба отчаянно хотят знать - будет ли это воздаяние ДОСТАТОЧНЫМ.
Создание-Ли Миллер молит Франкенштейна не оставлять его потому, что со смертью своего Создателя оно потеряет последний шанс стать любимым. Стать неодиноким. Просто - СТАТЬ. Создание-БК заклинает своего … нет, уже не создателя… собрата… Со-Путника не умирать потому, что только, пока Франкенштейн жив, остаётся надежда на понимание, прощение и вос-создание той предначальной гармонии, того «покинутого Рая», который в этом мире только и возможен, что - между душами человеческими. И боль в финальном: «Хороший мальчик! Давай, давай, учёный, убей своё создание!» - в одних устах отдаёт лютой и неутолимой обидой, а в других - безграничным, космическим разочарованием.
Виктор-Ли Миллер уходит за Созданием потому, что это - единственный смысл, который ему ещё дают в этой жизни. А Виктор-БК уходит за своим Созданием потому, что это - единственное, что он ещё может сделать для всех тех, кого он любил бы, если бы мог себе это позволить... Теперь - может. Можно ещё много привести параллелей и иллюстраций, но, боюсь, тогда пост превысит все лимиты разумного. Так или иначе, но суть - одна и так же. Два актёра, два человека рассказывают нам две разные истории. Разные даже не по содержанию, но по масштабу. Чеховскую историю «маленького человека» и шекспировский эпос Героя. (Ещё раз - спасибо, vardanna!)
И совершенно права ab1734:
«В обоих случаях Создание - иной природы, чем Творец. Встреча Человеческого и Надчеловеческого оказывается важнее, чем распределение ответственности. Предфинальный парафраз микеланджеловского "Сотворения человека", мне кажется, говорит именно об этом.»
А уж нам, зрителям, предоставлено священно право выбора, что в каждой из историй увидеть и какую принять ближе к сердцу. «Личный выбор участника соревнования», да.
P.S. И, всё же, ещё одну сцену не могу «отпустить» без пары слов. Не самую «сильную», но едва ли не самую «режущую» из всех. Сцену изнасилования и убийства Элизабет.
Эта сцена для меня имеет ОГРОМНОЕ значение для понимания природы Созданий в обеих версиях. Создание-БК приходит не мстить, но карать. Он - не разбойник, он судья и палач.(«Значит, Вы - судья… или священник? Да, я - судья.») Он пришёл взыскать "долг", воздаяние за несдержанное обещание, за нарушенную клятву. И ему ДЕЙСТВИТЕЛЬНО невыразимо жаль, что приходится делать это ТАК. И - с ЭТОЙ вот "милой Элизабет". Взыскивать за грехи с безгрешного ... это - страшная ноша. И БК так это и играет. Он и овладевает Элизабет, и убивает её одинаково быстро, коротко и... принуждённо. Три-четыре фрикции - и вскрик, куда больше говорящий о боли, о страдании, чем об удовлетворении (не говоря о наслаждении). И то, что он только что сотворил, именно это, Создание само перед собой "кладёт чертою":
- Теперь я - человек. Убей меня, прошу тебя, убей!
И как невыносима интонация, с которой он вспоминает Элизабет в финале! Это жест... робкое, невесомое, неуловимое, тающее прикосновение к собственному телу... словно попытка уловить след... тень… эхо прикосновения ЕЁ бёдер... После ЭТОГО похабная пантомима Создания-Ли Миллера... тошнотворна... и не вызывает НИ-КА-КО-ГО понимания и сочувствия... Боже, Боже... как там, у Уны Адель... «Великий дар - выглядеть застенчивой блядью, когда ты играешь офицера в детском фильме».
Я вам, дамы, так скажу: Нужно быть воистину Гением, что бы сыграть сцену осознанного и преднамеренного насилия так, что бы взрослая, уважающая и ценящая себя, женщина, сидящая в зале, не имеющая, замечу, НИКАКИХ романтических иллюзий на счёт вопросов сексуального насилия, РАВНО ЖАЛЕЛА И БОЛЕЛА и за жертву, и за насильника...
И... вот тут, возможно, "хроника иррадирует", но... мне кажется, в момент разговора Элизабет и Создания-БК, в момент прикосновения её ручки к его голове и груди... в прикованных к ней глазах Создания что-то ещё есть... неподчинённое закону воздаяния... эти сверкающие, жадные, неописуемо живые и прекрасные глаза, которые не могут заслонить даже страшные шрамы... Если бы только Элизабет смогла "пойти до конца"... не была "истинной леди", которая всегда готова возлюбить ближнего, но - строго в пределах высокой морали... и собственной брезгливости, если уж быть совсем честными... Если бы она просто его поцеловала...ТОЛЬКО ПОЦЕЛОВАЛА... так, как БК-Виктор целует Невесту... Не со страстью, а с ... нежным признанием его права быть принятым, понятым и даже любимым...
Но, увы, на афише было написано "Франкенштейн", а не "Аленький Цветочек"...
Очень хочется снова и снова говорить о каждой сцене, о каждой фразе, каждом жесте и взгляде... Буду рада, если поделитесь своими "драгоценными" моментами.
И - "Всем - СПАСИБО!"
Который, кстати, продолжает периодически падать (следите за анонсами на сайте героев-просветителей арт-объединения CoolConnections , и если кто - ещё нет, так это тот - очень зря! ;-)
В качестве обоснования позиции - "бессвязные восторженные вопли" пятилетней давности. :-)
Оригинал взят у tjorn в Мои "шесть копеек" о "Франкенштейне". (23.06.2012)
"Издание дополненное и переработанное".:-)
Собственно, почти всё, что я имела сказать за спектакль «Франкенштейн», уже сказала vardanna , и сказала так, что лучше я всё равно не смогу. Но, всё же - «почти». А «три раза «почти» - только у китайцев идёт за целое». Поэтому, таки, добавлю от себя «шесть копеек одной монетой».
[Много, спорно и не вполне связно.]
Прежде всего соглашусь с vardanna :
Оба актёра, и Камбербэтч и Ли Миллер - «герои-орденоносцы». Оба создали сильнейшие образы. ОЧЕНЬ разные образы, в обеих ролях. Но, всё же…
Я не буду останавливаться на «технических моментах». Да, «плотность» игры БК превышает «плотность» игры Ли Миллера. Собственно говоря, Ли Миллер прекрасно ИГРАЕТ. А БК ПРОЖИВАЕТ обе роли с той степенью ежесекундного «включения», которая с первых минут присутствия героя на сцене заставляет забыть, что это - ТЕАТР. Ты просто (просто?! «ах, если бы так…») подсматриваешь за чьей-то жизнью. «Живой-настоящей», во всей полноте и неразделимости на «интересные находки» и «убедительный фон» роли. Это - есть. Но не об этом сейчас речь.
Ли Миллер в обеих ролях, и Создания, и Виктора, играет РЕБЁНКА. «Бедного найдёныша», «маугли, человеческого детёныша» - в Создании. Это сквозит во всём, начиная от пластики в сцене рождения (да-да, нога, засунутая в рот… но и не только… ВСЯ его пластика - пластика травмированного «ползунка», но не сonstruct), закачивая тем детским ужасом, с которым он спрашивает «отца»-Создателя в полярных снегах о смерти. И все его чувства, слова, побуждения и действия в процессе развития истории - это чувства, слова, побуждения и действия брошенного, обиженного, измученного ребёнка. То есть - «маленького человека». Который отчаянно пытается стать «большим» и «правильным», войти в закрытый, запретный, отторгающий его «большой Мир». И бесконечно нуждается в любви. Той самой, безусловной и всепоглощающей любви, в которой нуждается каждый ребёнок. Любви, которая много даёт, но, в первую очередь, требует. «Любишь ли ты меня? ЧТО ты сделаешь ДЛЯ МЕНЯ?!». Ли Миллер-Виктор - тоже ребёнок. Талантливый и нервный отрок с большими, выражаясь профессиональным языком, психолого-педагогическими проблемами. Отторгнутый этими проблемами от окружающего мира людей (да и от Мира вообще), и отчаянно жаждущий найти некий master key для того, что бы получить «всё и сразу». И потому действительно не видящий, не чувствующий «обычных путей» Любви и Жизни. Действительно не знающий иного Бога, кроме «богов газа и электричества».
Камбербэтч в обеих же ролях играет взрослого. Но - ИНОГО взрослого. «Назовём его демоном». Его Создание, начиная от «зомби»-пластики в сцене рождения и этого душераздирающего мгновения «стука в запертые ворота Рая» - не дитя, а НЕЧТО. Словно в слепленное Франкенштейном из «собачьего мяса» тело Всевышний, из каких то, Ему одному ведомых, побуждений и смыслов, вложил уже взрослую, зрелую душу, которой теперь нужно обрести себя, свою человечность. Здесь, в этом Мире, который отзовётся в его сознании «Потерянным Раем» Мильтона…
Юдоль печали, царство горя, край, Где мира и покоя нет, куда Надежде, близкой всем, заказан путь…
И мне кажется, не случайно в зале (и в записи, и зале просмотра) Мильтон и Китс в устах Создания-Ли Миллера вызывают усмешку, но в устах Создания-БК - нет. И сравнение себя с Адамом и Сатаной в устах этого Создания - не «художественный образ», а прямая и несомненная идентификация. «Демон - дух не столько злобный, сколько страдающий и скорбный, при всем этом дух властный, величавый» Михаил Врубель
И за движениями тела и души этого Создания стоит, не исключая боли и обиды, острое чувство несообразности. «Я не люблю противоречий!» - восклицает он, словно знает, что возможен иной Мир, без этих вопиющих «неверностей». Но не знает, как найти к нему дорогу. «Это - ТВОЙ мир, Франкенштейн!» - кричит он в лицо своему создателю (своему? СОЗДАТЕЛЮ?..). «Твой мир», не его. И безусловно веришь, что это Создание действительно готово скрыться в аргентинской сельве, что бы построить там свой собственный «маленький Рай», освещённый (и освящённый) любовью. ЕГО любовью, которую не приемлет этот Мир. Потому, что Создание-БК более всего хочет не быть любимым, но любить. Это - иная, взрослая, форма Любви. Любовь отдающая, Любовь творящая. «Я люблю тебя. ЧТО я могу сделать ДЛЯ ТЕБЯ?!».
И, так же, как Создание, Виктор-БК - не запутавшийся и перепуганный открывшейся бездной подросток, но взрослый. Взрослый Гений. Прометей. «Я принёс свет в сумрачный мир!» Он ищет знания не ради «ключа» к принятию и любви со стороны Мироздания, но ради того, что бы изменить само Мироздание к лучшему. Да, этот Виктор воистину берётся за работу Бога. Ту работу, которую сам Бог, в его, Виктора, понимании, выполнил … не слишком хорошо. Слишком много глупости. Слишком много ненависти, горя и боли. Слишком много смертей.
Здесь не могу обойти вниманием одну, на мой взгляд, очень важную деталь. Разговор Виктора с отцом и Элизабет перед отъездом в Англию. Начну с конца, с Элизабет: если Виктор-Ли Миллер в этой сцене - чистой воды «бонтан» (не в оскорбление, но в определение), который и правда не постигает, «хто ты, ваще, деффочка?!» и зачем она ему нужна (кроме навязываемых семьёй и средой условностей), то Виктор-БК …. Чёрт, он действительно любит свою милую, нежную, глупенькую (как он думает… хотя в какой-то момент и сам в этом уже сомневается… эта понимающе-сообщническая усмешка в ответ на «Здесь такие недалёкие люди!»…), но такую прекрасную невесту! И совершенно точно знает, зачем она ему нужна. Да, и за ЭТИМ - тоже. (Господипрости, ну КАК же он ОТДИРАЕТ себя от ей губ…). И реплика о желании детей в устах Виктора-БК не слышится «дежурной», она - «от сердца». Но более всего - ради: «Иди, и делай свою работу, и будь лучшим! А потом возвращайся ко мне…». «Со щитом или на щите» - и ответное «спасибо» звучит, как почтительная благодарность, а не как рассеянное недоумение. Но самый важный момент для меня - момент упрёков отца. «Где же тот славный мальчик… когда умерла твоя мать…» - для Виктора-Ли Миллера это - очередной раунд досадных и скучных нравоучений, его: «Только не нужно снова об этом!» - звучит извечным «воплем души» всех подростков. Но Виктор-БК отворачивается с болезненной стремительностью и прикрывает лицо ладонью, словно хочет скрыть (сдержать?) слёзы. И для меня в этот момент становится понятным, ЧТО побудило его, «любознательного мальчика», пуститься в путешествие к вратам Ада. Смерть матери. Страшный миг, когда он осознал, то Бог не всеблаг, а отец не всесилен. И можно сколько угодно молить на родной могиле "проснись... ПРОСНИСЬ!!!!" - этого, увы, совершенно не достаточно. И вот ТОГДА прелестный, милый мальчик умер для Мира (но не умер вовсе, нет...) , а родился пытливый и яростный гений. Прометей. Люцифер. Восставший против Бога, но не для того, что бы стать "как Он", а для того, что бы стать "лучше Него". Сделать "работу Бога", которую Бог сделать не смог. «Ты должен делать добро из зла, потому что его больше не из чего делать» Роберт Пенн Уоррен
И, в отличие от Виктора-Ли Миллера, этот Виктор УЖЕ ЗНАЕТ и любовь, и веру, и чувство вины и ответственности. Знает, но - «отставляет от себя», отрывает себя от человечности ради сверчеловеческого, которое чувствует себя призванным привести в «сумрачный мир». От того в его сожаление, в его раскаяние, как и сожаление и раскаяние Создания-БК, безусловно веришь. Герои БК действительно «знаю, что совершили», во всей полноте. И действительно со-жалеют своим жертвам, вольным и невольным. И действительно раскаиваются и страдают. Они оба - СУДЬИ, всему Миру, но прежде всего - себе самим. Судьи и палачи. И финальный монолог Создания-БК о «чёрной душе», как и слова Виктора-БК об упущенной, отвергнутой и разрушенной им любви - не жалоба, но повинная и приговор. Это - последнее слово приговорённого, сполна признающего вынесенный им же самим вердикт. И его вопросы о смерти дышат не детским ужасом, а некой последней, высшей жаждой понимания. Смерть, жизнь, бесконечный путь через белое безмолвие, всё для них обоих - их казнь. Их ВОЗДАЯНИЕ, за всё, совершённое, но более всего - за не совершённое. И единственное, что они оба отчаянно хотят знать - будет ли это воздаяние ДОСТАТОЧНЫМ.
Создание-Ли Миллер молит Франкенштейна не оставлять его потому, что со смертью своего Создателя оно потеряет последний шанс стать любимым. Стать неодиноким. Просто - СТАТЬ. Создание-БК заклинает своего … нет, уже не создателя… собрата… Со-Путника не умирать потому, что только, пока Франкенштейн жив, остаётся надежда на понимание, прощение и вос-создание той предначальной гармонии, того «покинутого Рая», который в этом мире только и возможен, что - между душами человеческими. И боль в финальном: «Хороший мальчик! Давай, давай, учёный, убей своё создание!» - в одних устах отдаёт лютой и неутолимой обидой, а в других - безграничным, космическим разочарованием.
Виктор-Ли Миллер уходит за Созданием потому, что это - единственный смысл, который ему ещё дают в этой жизни. А Виктор-БК уходит за своим Созданием потому, что это - единственное, что он ещё может сделать для всех тех, кого он любил бы, если бы мог себе это позволить... Теперь - может. Можно ещё много привести параллелей и иллюстраций, но, боюсь, тогда пост превысит все лимиты разумного. Так или иначе, но суть - одна и так же. Два актёра, два человека рассказывают нам две разные истории. Разные даже не по содержанию, но по масштабу. Чеховскую историю «маленького человека» и шекспировский эпос Героя. (Ещё раз - спасибо, vardanna!)
И совершенно права ab1734:
«В обоих случаях Создание - иной природы, чем Творец. Встреча Человеческого и Надчеловеческого оказывается важнее, чем распределение ответственности. Предфинальный парафраз микеланджеловского "Сотворения человека", мне кажется, говорит именно об этом.»
А уж нам, зрителям, предоставлено священно право выбора, что в каждой из историй увидеть и какую принять ближе к сердцу. «Личный выбор участника соревнования», да.
P.S. И, всё же, ещё одну сцену не могу «отпустить» без пары слов. Не самую «сильную», но едва ли не самую «режущую» из всех. Сцену изнасилования и убийства Элизабет.
Эта сцена для меня имеет ОГРОМНОЕ значение для понимания природы Созданий в обеих версиях. Создание-БК приходит не мстить, но карать. Он - не разбойник, он судья и палач.(«Значит, Вы - судья… или священник? Да, я - судья.») Он пришёл взыскать "долг", воздаяние за несдержанное обещание, за нарушенную клятву. И ему ДЕЙСТВИТЕЛЬНО невыразимо жаль, что приходится делать это ТАК. И - с ЭТОЙ вот "милой Элизабет". Взыскивать за грехи с безгрешного ... это - страшная ноша. И БК так это и играет. Он и овладевает Элизабет, и убивает её одинаково быстро, коротко и... принуждённо. Три-четыре фрикции - и вскрик, куда больше говорящий о боли, о страдании, чем об удовлетворении (не говоря о наслаждении). И то, что он только что сотворил, именно это, Создание само перед собой "кладёт чертою":
- Теперь я - человек. Убей меня, прошу тебя, убей!
И как невыносима интонация, с которой он вспоминает Элизабет в финале! Это жест... робкое, невесомое, неуловимое, тающее прикосновение к собственному телу... словно попытка уловить след... тень… эхо прикосновения ЕЁ бёдер... После ЭТОГО похабная пантомима Создания-Ли Миллера... тошнотворна... и не вызывает НИ-КА-КО-ГО понимания и сочувствия... Боже, Боже... как там, у Уны Адель... «Великий дар - выглядеть застенчивой блядью, когда ты играешь офицера в детском фильме».
Я вам, дамы, так скажу: Нужно быть воистину Гением, что бы сыграть сцену осознанного и преднамеренного насилия так, что бы взрослая, уважающая и ценящая себя, женщина, сидящая в зале, не имеющая, замечу, НИКАКИХ романтических иллюзий на счёт вопросов сексуального насилия, РАВНО ЖАЛЕЛА И БОЛЕЛА и за жертву, и за насильника...
И... вот тут, возможно, "хроника иррадирует", но... мне кажется, в момент разговора Элизабет и Создания-БК, в момент прикосновения её ручки к его голове и груди... в прикованных к ней глазах Создания что-то ещё есть... неподчинённое закону воздаяния... эти сверкающие, жадные, неописуемо живые и прекрасные глаза, которые не могут заслонить даже страшные шрамы... Если бы только Элизабет смогла "пойти до конца"... не была "истинной леди", которая всегда готова возлюбить ближнего, но - строго в пределах высокой морали... и собственной брезгливости, если уж быть совсем честными... Если бы она просто его поцеловала...ТОЛЬКО ПОЦЕЛОВАЛА... так, как БК-Виктор целует Невесту... Не со страстью, а с ... нежным признанием его права быть принятым, понятым и даже любимым...
Но, увы, на афише было написано "Франкенштейн", а не "Аленький Цветочек"...
Очень хочется снова и снова говорить о каждой сцене, о каждой фразе, каждом жесте и взгляде... Буду рада, если поделитесь своими "драгоценными" моментами.
И - "Всем - СПАСИБО!"