Абрам Наумович
Этот неоконченный текст (файл с ним называется, собственно, «Хомский.txt»), представляющий собой сейчас цепочку фрагментов, хранился у меня два с половиной года: он был написан где-то во время сочинской олимпиады и до сих пор имел одного читателя. Время написания существенно: кроме явных отсылок важно ещё, что тогда патриотическая линия не обязательно выглядела радикальной.
В день закрытия Олимпийских игр я ходил в кино на «Ветер крепчает» Миядзаки, и реплика «Почему наша страна такая бедная?» звучала тогда призывом что-то исправить и даже надеждой на исправление. Через неделю повестка дня изменилась.
Итак, сюжет из альтернативной истории; хотя сюжета тут почти нет, зато много экспериментальных рассуждений...
В тот погожий день главный научный сотрудник Института языкознания АН СССР Абрам Наумович Хомский отпустил аспирантов пораньше и быстрее обычного закончил дела. Ему предстояло покинуть подмосковный академгородок, где находилось новое здание института, и, добравшись до аэропорта, вечером вылететь в Пекин. Там, в Пекинском университете, он должен был прочитать курс под общим названием «Лекции об управлении и связывании»; им суждено было сразу обрести мировую известность. Ещё до конца года издательство «Наука» выпустит английское издание лекций и их авторизованный русский перевод, выполненный Игорем Мельчуком.
Хрущёв лично летал в Пекин в шестьдесят четвёртом году, и триумфально завершившиеся переговоры с Мао помешали планам его противников в партии: он не был смещён и руководил страной до 1968 года, когда буквально через несколько дней после чехословацкого кризиса, разрешённого в целом в пользу Союза совместным давлением делегатов от СССР и КНР на переговорах, съезд КПСС избрал нового первого секретаря.
Состоялось взаимное признание правящими коммунистическими партиями идеологических платформ друг друга, и в целях дальнейшего идеологического сближения был создан Международный институт марксизма; регулярно проводились заседания Совета глав государств и объединённые пленумы ЦК компартий всего «восточного блока».
Выступив с обличениями американской военщины после начала Вьетнамской войны, Хомский в несколько дней собрал вещи и эмигрировал в Советский Союз. Через несколько лет он уже свободно говорил по-русски, а иногда и писал статьи, но больше популяризаторского толка.
Вступление Китая в Варшавский договор произвело на капиталистический мир тяжелейшее впечатление. Колоссальное объединение могло, если учесть лояльность ряда арабских государств, без чрезмерного напряжения сил сконцентрировать пятимиллионную армию почти в любой точке Евразии, а потенциал его промышленного развития представлялся безграничным. После первых испытаний китайской атомной бомбы, всё же бывших подземными, советские и китайские генералы отдавали друг другу честь и пожимали руки... На этом фоне даже формирование общего экономического пространства от Берлина до Пхеньяна и от Диксона до Ханоя - с фактической свободой перемещения для граждан социалистических стран - выглядело не так значительно, хотя и его последствия быстро стали ощутимы. Вьетнамская война, чреватая теперь глобальным конфликтом, была вскоре свёрнута, и во всей стране установилась советская власть.
Московская олимпиада 1980 года стала демонстрацией мощи СССР, и не в последнюю очередь мощи экономической, что было иностранцам несколько в новинку, но не оставило у них и тени сомнения в успехе проведённых преобразований. Всюду в мире почти с благоговейным страхом ожидали того, что увидят на олимпиаде 1988 года в Пекине.
...В пекинском аэропорту надписи делались на трёх языках: на китайском, затем на русском и потом только на английском (последние изредка отсутствовали). Хомский вспомнил, как некоторое время назад сам участвовал в дискуссии о целесоообразности перехода Китая на систему Палладия с диакритикой: он выступал за латиницу, но его не стали слушать, заявив, что ни китайский, ни русский язык для него не родной. В конце концов под впечатлением от пламенных заверений китайского руководства сохранили статус-кво.
«Куба присоединяется к Пхеньянскому меморандуму». Это означало, что на Кубе начинается процесс глубокого и всестороннего обновления экономики, призванный превратить её в индустриальную страну, а главное - в здравницу всего Союза экономической взаимопомощи.
Были приняты долгосрочные программы развития, и к восьмидесятому году в Пекинском университете свободно говорили по-английски и по-русски. Говорят, поначалу профессорам даже доплачивали, если они были способны сдать экзамен на сертификат о владении языком, но эта практика прекратилась, когда языки стали учить уже из более отвлечённых соображений.
В 1968 году волна концертов «Битлз» прокатилась от обоих Берлинов и Праги до Токио; советская и капиталистическая печать бурно реагировала на происходящее; телевидение стран мира вперемежку передавало репортажи с «лета любви» и с китайских ударных строек и демонстраций. Статья «Искатели смысла» в одной из англоязычных газет сообщала: «В то время как граждане свободных обществ ударяются во все тяжкие ради таинственного смысла жизни, которого они давно уже не видят в своих обычных занятиях, Россия и Китай демонстрируют человечеству обратное: широкие массы людей рекрутируются для участия в общественно значимых начинаниях, причём энтузиазм, по крайней мере видимый, в последние годы только нарастает. Что может быть тому причиной, кроме давления идеологии коммунизма, - если вообще можно назвать давлением то, что заставляет людей улыбаться? Не то ли самое чувство, когда ты, помня ещё о голодных годах войны, понимаешь, что мир меняется на твоих глазах и благодаря тебе? Стоит ли удивляться, что и на Западе, и в Японии всё больше становится убеждённых социалистов?» Все понимали провокационный характер статьи, но цитаты из неё всплывали и много лет спустя. А ещё через двенадцать лет новостройки Шанхая и сеть скоростных железных дорог в европейской части СССР будоражили умы не слабее, чем сходные пейзажи Японии и США, разве что ярких оттенков в их оформлении было меньше и были как правило ниже здания: земля в социалистических странах не продавалась, так что и о высоких ценах на неё речь идти не могла.
Недалеко от аэропорта стояли несколько человек с самодельными плакатами. В паре десятков метров от них неторопливо беседовали два милиционера. По-видимому, никаких агрессивных действий протестующие не предпринимали, милиция их уже знала и предоставляла им возможность протестовать, сколько вздумается.
- Товарищ Хомский! Свободу политзаключённым! Поддержите нас! - кричали пикетчики.
Из недавних сообщений Хомский догадывался, что речь идёт в основном о группе людей, поднявших тайваньский флаг над зданием местной администрации в одной из китайских провинций. Это, разумеется, сразу привлекло к себе внимание; участники демонстративной акции были моментально арестованы и теперь ожидали приговора; скорее всего, им придётся провести два или три года в тюрьме. В Корее аналогичные действия обошлись бы им ещё дороже. Хомскому такой поворот дела не нравился, но законодательство прямо указывало, что использовать тайваньскую символику запрещено; он предпочёл приберечь свой критический задор для более важных и менее однозначных случаев. А такие случаи уже бывали: пару лет назад он настоял на приглашении в Москву лингвистов из Японии и Южной Кореи (был даже один тайванец, приглашение которому в последний момент всё-таки выслали), а западногерманские и французские специалисты стажировались в СССР постоянно.
Концепция ограниченности диктатуры пролетариата ранней стадией построения бесклассового общества стала первым свидетельством обновления в теоретической сфере; Советский Союз, как и Китай, вступил в эпоху периодических пересмотров и обновлений идеологической платформы политэкономии и собственно политики. Суть концепции состояла в том, что по завершении первого этапа построения социализма и при постепенном переходе к бесклассовому обществу нужда в определении класса-гегемона отпадает и требуется сотрудничество классов, подкрепляемое их взаимопроникновением. Утверждалась особая роль общего и профессионального образования в этом процессе: все классы имеют право и даже обязаны приобщаться к достижениям науки и культуры. Раздельное существование буржуазной и пролетарской культуры также объявлялось преодолённым: теперь существует единая народная культура, в которой прежнее противоречие снято. Ценность труда признавалась ничуть не в меньшей степени, как и ценность труда ударного и восхищение трудовым энтузиазмом; но стереотипное представление о труде расширялось, не в последнюю очередь благодаря популяризации науки. Спорт же и раньше был популярен, и его репутация поддерживалась; не претерпело существенных изменений и отношение к искусству, за исключением того, что творческие эксперименты реже пресекались творческими союзами и партийными организациями, хотя средства к существованию экспериментаторы по большей части вынуждены были приобретать, занимаясь посторонней искусству деятельностью, - разве что произведение искусства купит какой-нибудь увлечённый иностранец. Такое разрешалось, хотя на практике случалось нечасто.
В семидесятых годах СССР и Китай посетил Герберт Маркузе. Он читал лекции, преимущественно в учёных аудиториях, и редкие его сторонники, осмеливавшиеся пикетировать места проведения встреч, отправлялись под арест за нарушение общественного порядка. В конечном счёте профессор, как и следовало ожидать, не признал факта преодоления отчуждения «within the new formation of diverse socialism» (говоря словами бравшего у него интервью журналиста-интеллектуала), но разразился серией статей, в которых за придирчивым и в целом критическим разбором увиденного проглядывали удивление и нотки симпатии - возможно, потому, что позитивный в хорошем, равно как и в дурном, смысле характер культуры нового социализма представлял собой противовес аффирмативности индивидуалистской (или же представлявшейся в таком свете господствующими классами, которым была выгодна иллюзия свободы) культуры Запада.
Свою роль сыграла и принятая во всех странах ОВД программа перехода к регулярным альтернативным выборам значительной части должностных лиц, включая высших руководителей государств; правящие партии выбирали своих секретарей на местных и общих съездах. Если на партийном уровне осуществить переход оказалось сравнительно нетрудно (в том числе и потому, что в этом случае было легче сохранить фактическое влияние при смене должности), то в отношении государственной власти понадобились несколько международных совещаний и категорические, почти ультимативные солидарные заявления советских и китайских (а обыкновенно также центральноевропейских) делегатов. На данный момент приготовления к смене поколения руководителей завершались на Кубе и в КНДР, шедших последними в цепочке переходов. Ожидалось, что этих случаях передача полномочий будет постепенной, так что революционные вожди смогут поддержать своих младших единомышленников, вступающих в новые должности, не только словом, но и делом.
...Огромная главная аула университетского корпуса была построена амфитеатром; над подвижными досками высоко на стене был развёрнут девиз на китайском языке, написанный белыми буквами, но не на полотнище, как в ранние послереволюционные годы, а на красной пластине. Хомский вошёл в аулу и встретился взглядом с многоязыкой аудиторией, ещё собиравшейся и негромко гудевшей. Он пока что сел в президиуме и обменялся по-русски парой шуток с председателем - видным китайским профессором лингвистики и деканом филологического факультета.
«Странное дело», - думал Хомский. - «Я никогда не ощущал себя ударником труда, я и трудом своё дело называю только с натяжкой. Они же повесили мне звезду за труд и ставят меня в пример учителям». Он подумывал отказаться от ордена, но в конце концов счёл, что именно внимание к символическим действиям, будь то одобрение или возмущение, принуждение или отказ, создаёт отчуждение. Что же до образцовости его поведения, то здесь трудно было найти изъян, разве что сну он уделял мало времени; в остальном образ его жизни был здоровый: он даже, бывало, ходил на работу пешком или ездил на велосипеде, а выпивал немного по случаю праздника или после успешной защиты диссертации у себя в институте. Работал он и вправду без устали, и друзья иногда слышали от него, что из-за обилия дел его не посещают мысли о конечности жизни. В редкие минуты отдыха он думал о том, хорошо или плохо не бояться ничего подобного; он понимал, что «дивный новый мир» с его тривиализацией смерти - не преодоление отчуждения, а устранение условий его возникновения, то есть по сути дела устранение человеческого, а с ним и здорово-физиологического, того, что может быть основой и животного существования, и всяческих свершений человека. В таких условиях невозможно говорить о свободе в сколько-нибудь техническом смысле. Хомский, конечно, экстраполировал происходящее с ним на жителей своей новой родины: он сменил лагерь с полным осознанием своих действий и всё время, что жил в Советском Союзе, раздумывал об идеях, движущих им и всем народом; потому его беспокоило то обстоятельство, что жить в забвении, по-видимому, значит не достичь освобождения, хотя это и может означать непринуждённость существования. Ощущение преодоления, как и вообще некоторая раздвоенность, к примеру оппозиция наличного и желаемого либо должного, необходимо для пробуждения самосознания и для осознанной борьбы. Так он думал; но всё же больше он думал о языке.
«Что же это за пример? Почему пример для крестьянина - бегун, а для студентки - фигуристка? Какова природа того подъёма, что рождается при упоминании побед, одержанных под твоим флагом? Мне, во всяком случае, сопереживание спорту незнакомо; но ведь и на меня воздействуют новые здания, воздвигнутые вокруг, и сообщения о новых наших открытиях, и мысли о том, что это наш совместный пленум фактически не допустил войны». Действительно, что это был за патриотизм, чувство, испытываемое иммигрантом, который к тому же любил выдерживать критическую дистанцию? Хорошо, наконец, или плохо хотя бы на мгновения растворяться в коллективе? Отчуждает это или эмансипирует? К архаической мистерии это ближе или к нацистскому параду? Но ведь бегун и фигуристка конкретны, единичны, и восхищение ими есть хотя бы отчасти уважение к их труду. Конечно, не сам факт труда возвышает, но возвышает труд, к которому человек склоняется собственной волей и мыслью; и хотя есть доля обмана в том, чтобы тешиться возможностью для себя добиться не меньшего, - многое всё же зависит и от способностей, и от случайных обстоятельств, - в увлечении чужими достижениями есть и залог собственного решения, согласия трудиться, в свете которого только и возвышает человека труд. Если всё это верно, то спорт умножает производительные силы, и тогда его собственное существование оправданно, ведь, выключая возможных работников из числа трудящихся, он и сам становится производительной силой.
В день закрытия Олимпийских игр я ходил в кино на «Ветер крепчает» Миядзаки, и реплика «Почему наша страна такая бедная?» звучала тогда призывом что-то исправить и даже надеждой на исправление. Через неделю повестка дня изменилась.
Итак, сюжет из альтернативной истории; хотя сюжета тут почти нет, зато много экспериментальных рассуждений...
В тот погожий день главный научный сотрудник Института языкознания АН СССР Абрам Наумович Хомский отпустил аспирантов пораньше и быстрее обычного закончил дела. Ему предстояло покинуть подмосковный академгородок, где находилось новое здание института, и, добравшись до аэропорта, вечером вылететь в Пекин. Там, в Пекинском университете, он должен был прочитать курс под общим названием «Лекции об управлении и связывании»; им суждено было сразу обрести мировую известность. Ещё до конца года издательство «Наука» выпустит английское издание лекций и их авторизованный русский перевод, выполненный Игорем Мельчуком.
Хрущёв лично летал в Пекин в шестьдесят четвёртом году, и триумфально завершившиеся переговоры с Мао помешали планам его противников в партии: он не был смещён и руководил страной до 1968 года, когда буквально через несколько дней после чехословацкого кризиса, разрешённого в целом в пользу Союза совместным давлением делегатов от СССР и КНР на переговорах, съезд КПСС избрал нового первого секретаря.
Состоялось взаимное признание правящими коммунистическими партиями идеологических платформ друг друга, и в целях дальнейшего идеологического сближения был создан Международный институт марксизма; регулярно проводились заседания Совета глав государств и объединённые пленумы ЦК компартий всего «восточного блока».
Выступив с обличениями американской военщины после начала Вьетнамской войны, Хомский в несколько дней собрал вещи и эмигрировал в Советский Союз. Через несколько лет он уже свободно говорил по-русски, а иногда и писал статьи, но больше популяризаторского толка.
Вступление Китая в Варшавский договор произвело на капиталистический мир тяжелейшее впечатление. Колоссальное объединение могло, если учесть лояльность ряда арабских государств, без чрезмерного напряжения сил сконцентрировать пятимиллионную армию почти в любой точке Евразии, а потенциал его промышленного развития представлялся безграничным. После первых испытаний китайской атомной бомбы, всё же бывших подземными, советские и китайские генералы отдавали друг другу честь и пожимали руки... На этом фоне даже формирование общего экономического пространства от Берлина до Пхеньяна и от Диксона до Ханоя - с фактической свободой перемещения для граждан социалистических стран - выглядело не так значительно, хотя и его последствия быстро стали ощутимы. Вьетнамская война, чреватая теперь глобальным конфликтом, была вскоре свёрнута, и во всей стране установилась советская власть.
Московская олимпиада 1980 года стала демонстрацией мощи СССР, и не в последнюю очередь мощи экономической, что было иностранцам несколько в новинку, но не оставило у них и тени сомнения в успехе проведённых преобразований. Всюду в мире почти с благоговейным страхом ожидали того, что увидят на олимпиаде 1988 года в Пекине.
...В пекинском аэропорту надписи делались на трёх языках: на китайском, затем на русском и потом только на английском (последние изредка отсутствовали). Хомский вспомнил, как некоторое время назад сам участвовал в дискуссии о целесоообразности перехода Китая на систему Палладия с диакритикой: он выступал за латиницу, но его не стали слушать, заявив, что ни китайский, ни русский язык для него не родной. В конце концов под впечатлением от пламенных заверений китайского руководства сохранили статус-кво.
«Куба присоединяется к Пхеньянскому меморандуму». Это означало, что на Кубе начинается процесс глубокого и всестороннего обновления экономики, призванный превратить её в индустриальную страну, а главное - в здравницу всего Союза экономической взаимопомощи.
Были приняты долгосрочные программы развития, и к восьмидесятому году в Пекинском университете свободно говорили по-английски и по-русски. Говорят, поначалу профессорам даже доплачивали, если они были способны сдать экзамен на сертификат о владении языком, но эта практика прекратилась, когда языки стали учить уже из более отвлечённых соображений.
В 1968 году волна концертов «Битлз» прокатилась от обоих Берлинов и Праги до Токио; советская и капиталистическая печать бурно реагировала на происходящее; телевидение стран мира вперемежку передавало репортажи с «лета любви» и с китайских ударных строек и демонстраций. Статья «Искатели смысла» в одной из англоязычных газет сообщала: «В то время как граждане свободных обществ ударяются во все тяжкие ради таинственного смысла жизни, которого они давно уже не видят в своих обычных занятиях, Россия и Китай демонстрируют человечеству обратное: широкие массы людей рекрутируются для участия в общественно значимых начинаниях, причём энтузиазм, по крайней мере видимый, в последние годы только нарастает. Что может быть тому причиной, кроме давления идеологии коммунизма, - если вообще можно назвать давлением то, что заставляет людей улыбаться? Не то ли самое чувство, когда ты, помня ещё о голодных годах войны, понимаешь, что мир меняется на твоих глазах и благодаря тебе? Стоит ли удивляться, что и на Западе, и в Японии всё больше становится убеждённых социалистов?» Все понимали провокационный характер статьи, но цитаты из неё всплывали и много лет спустя. А ещё через двенадцать лет новостройки Шанхая и сеть скоростных железных дорог в европейской части СССР будоражили умы не слабее, чем сходные пейзажи Японии и США, разве что ярких оттенков в их оформлении было меньше и были как правило ниже здания: земля в социалистических странах не продавалась, так что и о высоких ценах на неё речь идти не могла.
Недалеко от аэропорта стояли несколько человек с самодельными плакатами. В паре десятков метров от них неторопливо беседовали два милиционера. По-видимому, никаких агрессивных действий протестующие не предпринимали, милиция их уже знала и предоставляла им возможность протестовать, сколько вздумается.
- Товарищ Хомский! Свободу политзаключённым! Поддержите нас! - кричали пикетчики.
Из недавних сообщений Хомский догадывался, что речь идёт в основном о группе людей, поднявших тайваньский флаг над зданием местной администрации в одной из китайских провинций. Это, разумеется, сразу привлекло к себе внимание; участники демонстративной акции были моментально арестованы и теперь ожидали приговора; скорее всего, им придётся провести два или три года в тюрьме. В Корее аналогичные действия обошлись бы им ещё дороже. Хомскому такой поворот дела не нравился, но законодательство прямо указывало, что использовать тайваньскую символику запрещено; он предпочёл приберечь свой критический задор для более важных и менее однозначных случаев. А такие случаи уже бывали: пару лет назад он настоял на приглашении в Москву лингвистов из Японии и Южной Кореи (был даже один тайванец, приглашение которому в последний момент всё-таки выслали), а западногерманские и французские специалисты стажировались в СССР постоянно.
Концепция ограниченности диктатуры пролетариата ранней стадией построения бесклассового общества стала первым свидетельством обновления в теоретической сфере; Советский Союз, как и Китай, вступил в эпоху периодических пересмотров и обновлений идеологической платформы политэкономии и собственно политики. Суть концепции состояла в том, что по завершении первого этапа построения социализма и при постепенном переходе к бесклассовому обществу нужда в определении класса-гегемона отпадает и требуется сотрудничество классов, подкрепляемое их взаимопроникновением. Утверждалась особая роль общего и профессионального образования в этом процессе: все классы имеют право и даже обязаны приобщаться к достижениям науки и культуры. Раздельное существование буржуазной и пролетарской культуры также объявлялось преодолённым: теперь существует единая народная культура, в которой прежнее противоречие снято. Ценность труда признавалась ничуть не в меньшей степени, как и ценность труда ударного и восхищение трудовым энтузиазмом; но стереотипное представление о труде расширялось, не в последнюю очередь благодаря популяризации науки. Спорт же и раньше был популярен, и его репутация поддерживалась; не претерпело существенных изменений и отношение к искусству, за исключением того, что творческие эксперименты реже пресекались творческими союзами и партийными организациями, хотя средства к существованию экспериментаторы по большей части вынуждены были приобретать, занимаясь посторонней искусству деятельностью, - разве что произведение искусства купит какой-нибудь увлечённый иностранец. Такое разрешалось, хотя на практике случалось нечасто.
В семидесятых годах СССР и Китай посетил Герберт Маркузе. Он читал лекции, преимущественно в учёных аудиториях, и редкие его сторонники, осмеливавшиеся пикетировать места проведения встреч, отправлялись под арест за нарушение общественного порядка. В конечном счёте профессор, как и следовало ожидать, не признал факта преодоления отчуждения «within the new formation of diverse socialism» (говоря словами бравшего у него интервью журналиста-интеллектуала), но разразился серией статей, в которых за придирчивым и в целом критическим разбором увиденного проглядывали удивление и нотки симпатии - возможно, потому, что позитивный в хорошем, равно как и в дурном, смысле характер культуры нового социализма представлял собой противовес аффирмативности индивидуалистской (или же представлявшейся в таком свете господствующими классами, которым была выгодна иллюзия свободы) культуры Запада.
Свою роль сыграла и принятая во всех странах ОВД программа перехода к регулярным альтернативным выборам значительной части должностных лиц, включая высших руководителей государств; правящие партии выбирали своих секретарей на местных и общих съездах. Если на партийном уровне осуществить переход оказалось сравнительно нетрудно (в том числе и потому, что в этом случае было легче сохранить фактическое влияние при смене должности), то в отношении государственной власти понадобились несколько международных совещаний и категорические, почти ультимативные солидарные заявления советских и китайских (а обыкновенно также центральноевропейских) делегатов. На данный момент приготовления к смене поколения руководителей завершались на Кубе и в КНДР, шедших последними в цепочке переходов. Ожидалось, что этих случаях передача полномочий будет постепенной, так что революционные вожди смогут поддержать своих младших единомышленников, вступающих в новые должности, не только словом, но и делом.
...Огромная главная аула университетского корпуса была построена амфитеатром; над подвижными досками высоко на стене был развёрнут девиз на китайском языке, написанный белыми буквами, но не на полотнище, как в ранние послереволюционные годы, а на красной пластине. Хомский вошёл в аулу и встретился взглядом с многоязыкой аудиторией, ещё собиравшейся и негромко гудевшей. Он пока что сел в президиуме и обменялся по-русски парой шуток с председателем - видным китайским профессором лингвистики и деканом филологического факультета.
«Странное дело», - думал Хомский. - «Я никогда не ощущал себя ударником труда, я и трудом своё дело называю только с натяжкой. Они же повесили мне звезду за труд и ставят меня в пример учителям». Он подумывал отказаться от ордена, но в конце концов счёл, что именно внимание к символическим действиям, будь то одобрение или возмущение, принуждение или отказ, создаёт отчуждение. Что же до образцовости его поведения, то здесь трудно было найти изъян, разве что сну он уделял мало времени; в остальном образ его жизни был здоровый: он даже, бывало, ходил на работу пешком или ездил на велосипеде, а выпивал немного по случаю праздника или после успешной защиты диссертации у себя в институте. Работал он и вправду без устали, и друзья иногда слышали от него, что из-за обилия дел его не посещают мысли о конечности жизни. В редкие минуты отдыха он думал о том, хорошо или плохо не бояться ничего подобного; он понимал, что «дивный новый мир» с его тривиализацией смерти - не преодоление отчуждения, а устранение условий его возникновения, то есть по сути дела устранение человеческого, а с ним и здорово-физиологического, того, что может быть основой и животного существования, и всяческих свершений человека. В таких условиях невозможно говорить о свободе в сколько-нибудь техническом смысле. Хомский, конечно, экстраполировал происходящее с ним на жителей своей новой родины: он сменил лагерь с полным осознанием своих действий и всё время, что жил в Советском Союзе, раздумывал об идеях, движущих им и всем народом; потому его беспокоило то обстоятельство, что жить в забвении, по-видимому, значит не достичь освобождения, хотя это и может означать непринуждённость существования. Ощущение преодоления, как и вообще некоторая раздвоенность, к примеру оппозиция наличного и желаемого либо должного, необходимо для пробуждения самосознания и для осознанной борьбы. Так он думал; но всё же больше он думал о языке.
«Что же это за пример? Почему пример для крестьянина - бегун, а для студентки - фигуристка? Какова природа того подъёма, что рождается при упоминании побед, одержанных под твоим флагом? Мне, во всяком случае, сопереживание спорту незнакомо; но ведь и на меня воздействуют новые здания, воздвигнутые вокруг, и сообщения о новых наших открытиях, и мысли о том, что это наш совместный пленум фактически не допустил войны». Действительно, что это был за патриотизм, чувство, испытываемое иммигрантом, который к тому же любил выдерживать критическую дистанцию? Хорошо, наконец, или плохо хотя бы на мгновения растворяться в коллективе? Отчуждает это или эмансипирует? К архаической мистерии это ближе или к нацистскому параду? Но ведь бегун и фигуристка конкретны, единичны, и восхищение ими есть хотя бы отчасти уважение к их труду. Конечно, не сам факт труда возвышает, но возвышает труд, к которому человек склоняется собственной волей и мыслью; и хотя есть доля обмана в том, чтобы тешиться возможностью для себя добиться не меньшего, - многое всё же зависит и от способностей, и от случайных обстоятельств, - в увлечении чужими достижениями есть и залог собственного решения, согласия трудиться, в свете которого только и возвышает человека труд. Если всё это верно, то спорт умножает производительные силы, и тогда его собственное существование оправданно, ведь, выключая возможных работников из числа трудящихся, он и сам становится производительной силой.