А тех, кто принял украинизацию всерьез - расстрелять!
Шевелёв хорошо описывает двойственность украинизации, и настроения, когда в тех же городах жители понимали, что переходить на украинский рисковано - разве только в рамках официальных мероприятий названных украинскими (стр. 69). Ибо тех, кто воспринимал украинизацию слишком всерьез ждали проблемы, и то задолго до самоубийства Скрыпныка (как символа украинизации).
Вот интересный пример как до того русскоязычный писатель под влиянием украинизации искренне стал украинским... и вскоре был ликвидирован:
Коротко кажучи, ледве чи якийсь примусовий адміністративний захід міг обернути масу російських і проросійських жителів міст за короткий час на українців. Ще менше ймовірно було це за політики «подвійного дна», яка, з одного боку, вимагала та заохочувала вживати української мови, а з другого - ставила під загрозу кожного, хто щиро захоплювався цим, та підривала розвиток української культури. …Прикладом може бути Іван Калянніков, що став українським поетом Калянником (і був згодом ліквідований за «український націоналізм»!)
В 1927-1929 годах ликвидировали союзы интересных украинских писателей (ВАПЛіте в Харкові, МАРС у Києві), вместо них посадили нудных но ручных пропагандистов.
В 1929 году распустили все научные товарищества связанные с Всеукраинской Академией Наук, десятки сотрудников были показательно осуждены за украинский национализм (а еще множество осудили без показательного процесса). В 1931 году в Москву отправляют Грушевского, где тот умирает при невыясненных обстоятельствах, А. Крымского отстраняют и арестовывают.
Вот такая была атмосфера.