Артур Мейчен "Холм грез. Тайная слава"
Книга семьсот двадцать шестая
Артур Мэйчен "Холм грез. Тайная слава" (Arthur Machen "The hill of dreams. The secret glory", 1907, 1922)
СПб: Азбука, 2023 г., 480 стр.
https://flibusta.is/b/757915/read
Памятуя о читанных ранее рассказах Мэйчена ( раз, два) купил книгу с двумя его условно-автобиографическими романами. Эти романы (первый написан в 1897 году и опубликован в 1907, второй вышел в 1922 году) построены по одной схеме: главный герой, еще школьник, очень интересуется историей, языками и архитектурой, что противопоставляет его грубому окружению одноклассников и учителей. Он обретает мистический опыт - в "Холме грез" он видит и слышит, даже ощущает запахи событий давнего времени, еще когда на том холме стоял лагерь римлян; в "Тайной славе" школьник видит хранящийся в провинциальной церквушке Священный Грааль. Оба романа соединяют в себе трудносочетаемое - мистические переживания и едкую (и, кажется, весьма несправедливую) сатиру, направленную против обывателей. Первый роман изрядно мизогиничен, напоминает " Слово безумца в свою защиту" Стриндберга. То же сочетание возвышенной любви к женщине и ненависти к женщинам, поскольку они не соответствуют этому идеалу. Правда, тут герой с облегчением узнает, что девушка, в которую он был страстно влюблен, вышла замуж - для него это освобождение.
Герой "Тайной славы" наоборот, вполне обласкан женским вниманием, в конце романа он даже сбегает со служанкой-ирландкой. Тут также противостояние с грубым и недалеким окружением, причем эта тема занимает столько места, что делает роман памфлетом, а то и фельетоном (я чувствую себя Шалтай-Болтаем или кто там из сказочных персонажей выводил редкие слова на прогулку? - вот вам еще одно: этот роман едкая инвектива против английских частных школ, спорта и превознесения духа соперничества). Мистические страницы здесь хороши, но очень уж редки, я дочитывал роман только потому, что так решил. Слишком много сатирического яда, слишком. Кста, одним из объектов ненависти главного героя, да чего там скрывать, и автора, являются англичане - полное имя автора Артур Ллевеллин Мэйчен, он валлиец, как и главный герой. Выше я упоминал, что он в конце романа сбегает со служанкой-ирландкой - той так же невыносима заземленная и мрачная жизнь англичан в противовес нищей, но полной поэзии жизни ирландцев. Поэзия кельтических рас, да.
Герои обоих романов писатели. И если в "Тайной славе" это второстепенная тема, то "Холм грез" это роман о (безуспешном) становлении писателя. Мы наблюдаем изнутри развитие писательского таланта, и одновременно наблюдаем развитие сумасшествия, главным героем не осознаваемое.
Должен сказать, что, по моему глубочайшему убеждению, я сам загнал себя в эту безвыходную ситуацию как раз тем, что до мельчайших деталей продумал предстоявший мне путь и так тщательно составил план. Я уже рассказывал, как мысленно прокатывал свою книгу вперед и назад, вверх и вниз, как все планировал и распределял, срывал горы, подрезал кустарники, вырубал деревья, чтобы дорога была легкой и гладкой. Вот это и мешало мне теперь пуститься в путь. Потому что, говоря по совести, литература для меня всегда была приключением. Ее смысл, ее радость, как я их понимаю, неразрывно связаны с проникновением в новые миры, в неизведанные страны, каждая глава - это высокий холм в Дэрине, с вершины которого я должен увидеть недоступные прежде глазу просторы. В этом для меня и таится смысл каждого эпизода. Он должен проявиться, пока я пишу самые обыкновенные слова, пока чернила стекают с острия пера, а иначе все написанное не стоит и ломаного гроша. Но, приступая к этой злосчастной книге, я слишком долго разведывал предстоявший мне путь и, начав наконец писать, обнаружил, что никаких открытий уже не осталось. Ни чудес, ни тайн, ни зарытых неведомо где сокровищ - не осталось ничего необычного и удивительного. Все было хорошо мне известно, давно знакомо и совершенно лишено смысла.
Это из авторского предисловия. А следующая цитата уже из романа, из описаний видений:
Он знал, что современное восприятие запахов ни в какое сравнение не идет с изощренностью дикарей и примитивных народов. Отсталые аборигены Австралии различали запахи с такой тонкостью и точностью, что колонизаторы только рты раскрывали в изумлении, но, с другой стороны, чувства дикаря были всецело подчинены соображениям пользы. Луциан же, расположившись в прохладном портике и касаясь стопами гладкого мрамора, мог вжиться в запахи и различить в воздухе переплетения и контрасты тончайших оттенков и ароматов, складывающихся в гармоничную симфонию. Пятнистый мрамор тротуара хранил воспоминание о прохладных горах Италии; кроваво-красные розы, изнемогая от жары, наполняли воздух ароматом, таинственным и мощным, как сама любовь; густые испарения виноградника кружили голову. Охватившее девушку желание и невинность не созревшего еще отрока тоже казались Луциану отчетливо различимыми ароматами, изысканными и сладостными запахами мирры и бальзама, таявшими в воздухе так же легко и свободно, как благоухание роз. И все же какая-то странная примесь тревожила его обоняние, напоминая о терпких запахах леса. Наконец Луциан понял - этот запах шел от огромных рыжих сосен, росших за пределами сада. Их иглы разогрелись на солнце и дарили трудноуловимый летучий запах смолы, напоминающий фимиам, воскуряемый в отдаленном храме. Нежные заклинания флейты сливались с влажной и властной силой отроческого голоса, и Луциан задумался над тем, существует ли на самом деле различие между ощущениями слуха, зрения и обоняния. Глубокая синева неба, звуки песни, запахи сада - все это было лишь разными проявлениями одной-единственной тайны, а не самостоятельными сущностями. Он готов был поверить, что незрелость отрока и в самом деле является ароматом или что аромат дрожащих розовых лепестков превращается в благозвучное пение.
Такое впечатление, что автор подошел к краю пропасти, посмотрел туда, столкнул туда своего героя, а сам разумно отошел на шаг-другой назад - этот вариант судьбы не подходит, но прожит на бумаге.
Глубокий и мощный звук человеческих голосов всего более очаровывал его, и ему представлялось, что в человеческой речи есть куда более важный смысл, чем просто передача мыслей и чувств. Утверждение, будто язык и последовательность слов служат лишь средством человеческого общения, казалось Луциану столь же нелепым, как и представление, что электричество существует лишь для того, чтобы посылать телеграммы. Луциан понимал, что самое важное в языке - это прелесть его звучания, те слова, которые перекатываются во рту и ласкают слух. Творец заставлял язык служить чудесным, неясным для простых смертных целям - смысл их был так же неуловим и так же неподвластен логике, как и музыка. В языке скрывается тайна чувственного воздействия поэзии, что пробуждает наше воображение, и магия тончайших, неуловимых ощущений. Значит, литература вовсе не должна быть служанкой смысла, и любой англичанин, наделенный музыкальным слухом, может различить красоту чеканной латинской фразы.
Роман написан, как писали в XIX веке - абзацы на две страницы, предложения на три строки (все ж не Толстой!), в этом романе по пальцам можно пересчитать диалоги, обычно это одна-две фразы. Читать же описания и размышления - праздник для души (в последнее время я веером пролистываю книгу, и если вижу обилие диалогов, то не берусь ее читать; с другой стороны, с удовольствием читаю пьесы, по определению целиком состоящие из диалогов).
В общем, "Холм грез" стоит прочесть. А вот "Тайную славу" не порекомендую, однако закончить этот пост хочу цитатой именно из этого романа:
«Поэзия - единственный способ сказать то, что заслуживает быть сказанным».
Артур Мэйчен "Холм грез. Тайная слава" (Arthur Machen "The hill of dreams. The secret glory", 1907, 1922)
СПб: Азбука, 2023 г., 480 стр.
https://flibusta.is/b/757915/read
Памятуя о читанных ранее рассказах Мэйчена ( раз, два) купил книгу с двумя его условно-автобиографическими романами. Эти романы (первый написан в 1897 году и опубликован в 1907, второй вышел в 1922 году) построены по одной схеме: главный герой, еще школьник, очень интересуется историей, языками и архитектурой, что противопоставляет его грубому окружению одноклассников и учителей. Он обретает мистический опыт - в "Холме грез" он видит и слышит, даже ощущает запахи событий давнего времени, еще когда на том холме стоял лагерь римлян; в "Тайной славе" школьник видит хранящийся в провинциальной церквушке Священный Грааль. Оба романа соединяют в себе трудносочетаемое - мистические переживания и едкую (и, кажется, весьма несправедливую) сатиру, направленную против обывателей. Первый роман изрядно мизогиничен, напоминает " Слово безумца в свою защиту" Стриндберга. То же сочетание возвышенной любви к женщине и ненависти к женщинам, поскольку они не соответствуют этому идеалу. Правда, тут герой с облегчением узнает, что девушка, в которую он был страстно влюблен, вышла замуж - для него это освобождение.
Герой "Тайной славы" наоборот, вполне обласкан женским вниманием, в конце романа он даже сбегает со служанкой-ирландкой. Тут также противостояние с грубым и недалеким окружением, причем эта тема занимает столько места, что делает роман памфлетом, а то и фельетоном (я чувствую себя Шалтай-Болтаем или кто там из сказочных персонажей выводил редкие слова на прогулку? - вот вам еще одно: этот роман едкая инвектива против английских частных школ, спорта и превознесения духа соперничества). Мистические страницы здесь хороши, но очень уж редки, я дочитывал роман только потому, что так решил. Слишком много сатирического яда, слишком. Кста, одним из объектов ненависти главного героя, да чего там скрывать, и автора, являются англичане - полное имя автора Артур Ллевеллин Мэйчен, он валлиец, как и главный герой. Выше я упоминал, что он в конце романа сбегает со служанкой-ирландкой - той так же невыносима заземленная и мрачная жизнь англичан в противовес нищей, но полной поэзии жизни ирландцев. Поэзия кельтических рас, да.
Герои обоих романов писатели. И если в "Тайной славе" это второстепенная тема, то "Холм грез" это роман о (безуспешном) становлении писателя. Мы наблюдаем изнутри развитие писательского таланта, и одновременно наблюдаем развитие сумасшествия, главным героем не осознаваемое.
Должен сказать, что, по моему глубочайшему убеждению, я сам загнал себя в эту безвыходную ситуацию как раз тем, что до мельчайших деталей продумал предстоявший мне путь и так тщательно составил план. Я уже рассказывал, как мысленно прокатывал свою книгу вперед и назад, вверх и вниз, как все планировал и распределял, срывал горы, подрезал кустарники, вырубал деревья, чтобы дорога была легкой и гладкой. Вот это и мешало мне теперь пуститься в путь. Потому что, говоря по совести, литература для меня всегда была приключением. Ее смысл, ее радость, как я их понимаю, неразрывно связаны с проникновением в новые миры, в неизведанные страны, каждая глава - это высокий холм в Дэрине, с вершины которого я должен увидеть недоступные прежде глазу просторы. В этом для меня и таится смысл каждого эпизода. Он должен проявиться, пока я пишу самые обыкновенные слова, пока чернила стекают с острия пера, а иначе все написанное не стоит и ломаного гроша. Но, приступая к этой злосчастной книге, я слишком долго разведывал предстоявший мне путь и, начав наконец писать, обнаружил, что никаких открытий уже не осталось. Ни чудес, ни тайн, ни зарытых неведомо где сокровищ - не осталось ничего необычного и удивительного. Все было хорошо мне известно, давно знакомо и совершенно лишено смысла.
Это из авторского предисловия. А следующая цитата уже из романа, из описаний видений:
Он знал, что современное восприятие запахов ни в какое сравнение не идет с изощренностью дикарей и примитивных народов. Отсталые аборигены Австралии различали запахи с такой тонкостью и точностью, что колонизаторы только рты раскрывали в изумлении, но, с другой стороны, чувства дикаря были всецело подчинены соображениям пользы. Луциан же, расположившись в прохладном портике и касаясь стопами гладкого мрамора, мог вжиться в запахи и различить в воздухе переплетения и контрасты тончайших оттенков и ароматов, складывающихся в гармоничную симфонию. Пятнистый мрамор тротуара хранил воспоминание о прохладных горах Италии; кроваво-красные розы, изнемогая от жары, наполняли воздух ароматом, таинственным и мощным, как сама любовь; густые испарения виноградника кружили голову. Охватившее девушку желание и невинность не созревшего еще отрока тоже казались Луциану отчетливо различимыми ароматами, изысканными и сладостными запахами мирры и бальзама, таявшими в воздухе так же легко и свободно, как благоухание роз. И все же какая-то странная примесь тревожила его обоняние, напоминая о терпких запахах леса. Наконец Луциан понял - этот запах шел от огромных рыжих сосен, росших за пределами сада. Их иглы разогрелись на солнце и дарили трудноуловимый летучий запах смолы, напоминающий фимиам, воскуряемый в отдаленном храме. Нежные заклинания флейты сливались с влажной и властной силой отроческого голоса, и Луциан задумался над тем, существует ли на самом деле различие между ощущениями слуха, зрения и обоняния. Глубокая синева неба, звуки песни, запахи сада - все это было лишь разными проявлениями одной-единственной тайны, а не самостоятельными сущностями. Он готов был поверить, что незрелость отрока и в самом деле является ароматом или что аромат дрожащих розовых лепестков превращается в благозвучное пение.
Такое впечатление, что автор подошел к краю пропасти, посмотрел туда, столкнул туда своего героя, а сам разумно отошел на шаг-другой назад - этот вариант судьбы не подходит, но прожит на бумаге.
Глубокий и мощный звук человеческих голосов всего более очаровывал его, и ему представлялось, что в человеческой речи есть куда более важный смысл, чем просто передача мыслей и чувств. Утверждение, будто язык и последовательность слов служат лишь средством человеческого общения, казалось Луциану столь же нелепым, как и представление, что электричество существует лишь для того, чтобы посылать телеграммы. Луциан понимал, что самое важное в языке - это прелесть его звучания, те слова, которые перекатываются во рту и ласкают слух. Творец заставлял язык служить чудесным, неясным для простых смертных целям - смысл их был так же неуловим и так же неподвластен логике, как и музыка. В языке скрывается тайна чувственного воздействия поэзии, что пробуждает наше воображение, и магия тончайших, неуловимых ощущений. Значит, литература вовсе не должна быть служанкой смысла, и любой англичанин, наделенный музыкальным слухом, может различить красоту чеканной латинской фразы.
Роман написан, как писали в XIX веке - абзацы на две страницы, предложения на три строки (все ж не Толстой!), в этом романе по пальцам можно пересчитать диалоги, обычно это одна-две фразы. Читать же описания и размышления - праздник для души (в последнее время я веером пролистываю книгу, и если вижу обилие диалогов, то не берусь ее читать; с другой стороны, с удовольствием читаю пьесы, по определению целиком состоящие из диалогов).
В общем, "Холм грез" стоит прочесть. А вот "Тайную славу" не порекомендую, однако закончить этот пост хочу цитатой именно из этого романа:
«Поэзия - единственный способ сказать то, что заслуживает быть сказанным».