Стихи Эмили Дикинсон
Книги семьсот двадцать третья - семьсот двадцать пятая
Эмили Дикинсон "Стихотворения" (переводы Веры Марковой)
М: Художественная литература, 1981 г., 174 стр.
https://www.twirpx.com/file/3020770/
Эмили Дикинсон "Я умерла за красоту..." (переводы Григория Кружкова)
СПб: Азбука, 2022 г., 320 стр.
Доминик Фортье "Города на бумаге: жизнь Эмили Дикинсон" (Dominique Fortier "Les villes de papier", 2018)
СПб: Издательство Ивана Лимбаха, 2022 г., 224 стр.
дополнение:
Ян Пробштейн "Свидетельство бессмертия: Эмили Дикинсон (1830-1886)"
https://gefter.ru/archive/11193
https://7i.7iskusstv.com/y2022/nomer12/probshtejn/ + https://7i.7iskusstv.com/y2023/nomer1/probshtejn/
antimeridiem недавно привел такую цитату:
Вот как описывает последствия царящего в городе культа поэтессы современная американская писательница Джейн Лэнгтон: «В Амхерсте почти каждый предъявляет свои права на Эмили Дикинсон. Она для них является чем-то вроде колониальной плантации, эфемерной недвижимой собственности <...> Во всех пяти колледжах Коннектикутской долины есть профессора, которые рассматривают поэта как личную собственность, не говоря уже о пятидесяти тысячах студентов, которыми кишат улицы Амхерста…»
(Аркадий Гаврилов, «Эмили Дикинсон. Жизнь в творчестве»)
На самом деле поэзия Эмили Дикинсон располагает к тому, чтобы вступить если не в права собственности, то в личные отношения с этой поэзией и через стихи - с самой поэтессой. В некотором роде присвоить их. Собственно, antimeridiem это и сделал самым решительным образом, переведя (и переводя) пару сотен ее стихотворений. И он такой не один - кто только не переводил ее стихов; подозреваю, что она один из самых переводимых поэтов на стихи.ру.
Разумеется, эта страсть к присвоению Эмили Дикинсон не обошла и меня - впервые я увидел ее стихи в журнале «Иностранная литература», потом увидел большую подборку ее стихов в томе БВЛ. Это были переводы Веры Марковой, подарившей русское звучание Басё и вообще хокку, она же перевела и Дикинсон, так что эти переводы обрели немного звучание «русской японской поэзии».
Но поводом к написанию этого поста стала покупка книги Дикинсон в переводах Кружкова. Сравним два перевода одного стихотворения, чтобы наглядно увидеть - и услышать - разницу в подходах переводчиков:
Вот Кружков:
Драмы высшее мерило -
Ежедневный быт -
Средь обыденных трагедий -
Тех, что день сулит -
Сгинуть - как актер на сцене -
Доблестней всего -
Если пустота - в партере -
В ложах - никого -
Гамлет бы и без Шекспира
Доиграл сюжет -
О Ромео и Джульетте -
Мемуаров нет -
Человеческое сердце -
И его стезя -
Вот единственный Театр -
Что закрыть нельзя -
А это Маркова:
Правдивейшая из Трагедий -
Самый обычный День.
Сказав заученные слова -
С подмостков сойдет лицедей.
Но лучше играть в одиночестве
Драму свою - и пусть
Сначала занавес упадет -
Пусть будет партер пуст.
Гамлет - все Гамлет - сам для себя -
Спор его - тот же спор.
Когда говорит Ромео с Джульеттой -
Не суфлирует Шекспир.
Человеческое сердце -
Сцена для вечной игры -
И только этот Театр
Владелец не вправе закрыть.
Перевод Марковой труднее, но интереснее: тут тебе и ассонансная рифма день-лицедей, и диссонансная спор/Шекспир, и использование аллитерации Пусть будет партер пуст, ритм неочевидный, его надо найти. Перевод же Кружкова гладок, все рифмы точные, ритм четкий и бодрый (мне его переводы напоминают песенку Винни-Пуха «если я чешу в затылке не бе да!»).
Ян Пробштейн в своей статье упрекает марковские переводы в том, что они слишком понятны, что она излишне растолковывает. Не знаю, справедлив ли этот упрек, но мы можем сравнить их переводы одного стихотворения.
Бирюзовым цветом - перевод Кружкова:
Паук - художник красоты -
Не очень знаменит -
Хотя его таланты
Всегда вам подтвердит
Любая честная метла
В любом земном краю.
О мой непризнанный собрат -
Дай лапу мне свою!
Для переводов Марковой - оливковый цвет:
Паук - великий мастер -
Признанья не найдет -
Могли б удостоверить
Размах его работ
Все метлы и все Марты
Везде - в любом дому.
Сын гения забытый -
Дай руку тебе пожму!
Ну а переводы Пробштейна пусть будут фиолетовым:
Художником никто
Не нанял Паука -
Хотя его Таланты
Видны издалека
Метле любой Бригитты
В сем праведном краю -
Сын Гения забытый
Дай руку мне твою -
Для знающих аглицкую речь вот оригинал:
The Spider as an Artist
Has never been employed -
Though his surpassing Merit
Is freely certified
By every Broom and Bridget
Throughout a Christian Land -
Neglected Son of Genius
I take thee by the Hand -
UPD
Коммент watertank вызвал к жизни еще один перевод этого стихотворения, теперь уже от antimeridiem:
Паук в душе художник -
хотя его картин
никто не покупает,
и он всегда один,
метлой как мусор гонят -
закон неумолим.
О, безызвестный гений,
будь суженым моим!
/UPD
Образы Метлы и Паука у Дикинсон сквозные, они встречаются вместе или порознь в нескольких стихотворениях. Я собрал по этим сборникам стихотворения с этими образами. Начнем с метлы:
Когда придется подметать
Чердак воспоминаний -
Почтительнейшую метлу
Найди в своем чулане -
С подвохом этот легкий труд -
Немало ждет сюрпризов -
Того, кто тронет старый хлам,
Былому бросит вызов -
А лучше не тревожь - оставь
В покое царство пыли -
Чтоб все - кого ты позабыл -
Тебя навек забыли -
Мети Чулан священный,
Что Памятью зовут -
Почтительной метлою,
Свершая молча труд.
То будет труд открытий -
Средь прочих откровений
И собеседников
В уделах тех Владений -
Пыль Августа нетронута -
Не тронь ее, не то -
Ты можешь расстараться, что
Чревато немотой -
That sacred Closet when you sweep -
Entitled "Memory" -
Select a reverential Broom -
And do it silently.
'Twill be a Labor of surprise -
Besides Identity
Of other Interlocutors
A probability -
August the Dust of that Domain -
Unchallenged - let it lie -
You cannot supersede itself
But it can silence you -
А теперь Паук как образ художника:
Всю ночь вязал Паук
Без света - без помощи рук -
На белом белый круг.
Рюшка на дамский рукав
Или саван для гнома готов -
Себе лишь скажет - без слов.
Стратегия его -
Бессмертия мастерство:
Он чертит - себя самого.
Паук порой ночной
Без света шил наряд
Над Белою Дугой.
То ль кружева для Дам,
То ль заказал камзол Сам Гном -
Лишь Сам Он знал о том.
Физиогномика -
Его стратегия
Бессмертия.
И оба образа снова встречаются вместе.
Паук - сам из себя - прядет
Серебряный уток -
Разматывая, как танцор,
Мерцающий моток -
Его призванье - украшать
Убогость наших стен -
Как бы из пустоты - творя
Свой дивный гобелен -
Из мысли - целый мир соткать -
И радугу - из мглы -
Чтоб через час - комком свисать
С хозяйкиной метлы -
Что-то тут есть буддийское - напоминает тибетских монахов, которые много часов и дней рисуют цветным песком священную мандалу, чтобы по окончании одним движением руки смахнуть весь этот рисунок в знак эфемерности мира.
Не будем больше сравнивать переводы ее стихов - в этом занятии можно проводить часы. Я хочу рассказать о еще одном присвоении Эмили Дикинсон, на этот раз не стихотворном, а в прозе. Любопытно, что оно тоже связано с переводом: канадская писательница Доминик Фортье написала небольшую книжку «Города на бумаге: жизнь Эмили Дикинсон». Не думайте, что это биография - это серия небольших эссе, скорее очерков, зарисовок из (воображаемой) жизни Эмили Дикинсон и вполне реальной жизни автора книги. Зарисовки маленькие, на страничку-две книжечки карманного формата. Вот несколько примеров:
Сад шелестит шепотом цветов. Фиалке кажется, что она слишком растрепана. Другая фиалка жалуется, что высокие подсолнухи отбрасывают на нее тень. Третья украдкой косится на лепестки соседки. Два пиона замышляют заговор: как бы прогнать муравьев. У длинной белой лилии замерз стебель - земля слишком влажная. Но хуже всего розам: их раздражают пчелы, беспокоит слишком яркий свет, пьянит собственный аромат.
И только одуванчикам нечего сказать: они просто радуются, что живы.
Эмили, жительница полей, никогда не была на море. Это зыбкое синее пространство страшит ее. Ее так хорошо и свободно внутри призмы, которую образует на стекле ее комнаты капля дождя, одна-единственная. Когда она думает об океане, то боится упасть в него, как падают, не удержавшись на краю скалы. Есть опасность слишком близко подойти к бесконечности.
Каждый год, когда мы ездили на море, я привозила оттуда целые пригоршни белых, рыжих оранжевых, шафранных агатов и кусочки sea glass - морского стекла, отшлифованного волнами. По возвращении домой я раскладывала их по книжным полкам в своем кабинете. Когда я их беру в руку сегодня, мне кажется, что это выкристаллизовались часы прогулок по берегу в осеннем свете, как превращается в янтарь окаменелая древесная смола. Я держу в ладони время.
Время не идет, оно неподвижно Каждый день длится вечность, а вся жизнь умещается во временном пространстве между рассветом и закатом. Каждая ночь - маленькая смерть. И все же каждое утро она просыпается, сама этому удивляясь. Ей дан новый шанс, но для чего?
Она поднимается, идет к окну. Сумрачно. Падает мелкий дождь, оставляя на листьях блестящую пленку. Сад окутан легкой дымкой, в которой вырисовываются призрачные силуэты деревьев. Чувствуя озноб, она кутается в шаль, разжигает погасший за ночь огонь. Потрескивает сухое дерево, в камине мечутся искры. Она машинально открывает ящик письменного стола, достает клочок бумаги и принюхивается. Стихотворение пахнет гвоздичным маслом.
*
Ей нужно так мало, что она могла бы и не жить.
Эмили, которая никогда не ходила к мессе, каждое утро преклоняет колени перед цветами. Она не любит полоть траву: растения, которые принято называть сорняками, так же прекрасны, как другие, и она позволяет им жить среди тех, что посадила сама. Сад принадлежит ей лишь наполовину, остальное - вотчина пчел.
Эмили здоровается с каждым растением, называя его по имени, словно вполголоса окликает подружек: Ирис, Роза Каролина, Лилия, Марихуана, Маргаритка, Цинния. Цветы в свою очередь дают имя ей самой: Эмили, aemula, соперница. Она самая белая из всех лилий. Белизна - это отсутствие цвета и просто отсутствие. Эмили отсутствует на всех пиршествах.
Вот уже много месяцев я перечитываю сборники стихов и писем Эмили Дикинсон, изучаю посвященные ей работы, рассматриваю сайты с фотографиями Хомстеда, соседнего Эвергринса, Амхерста времен семейства Дикинсон. И до сих пор для меня это города на бумаге. Пусть они такими и остаются. Или, может быть, чтобы лучше представлять, о чем я пишу, мне стоит самой посетить эти два дома, превращенные в музеи? Какой простой вопрос: что предпочесть - знания и собственные впечатления, чтобы описать их такими какие они в реальности, или свободу воображения? Почему же я не решаюсь проделать этот четырехчасовой путь на машине? С каких пор я боюсь вступить в книгу? Чем больше я медлю, тем быстрее исчезают отголоски лета. Вскоре от сада Эмили не останется ничего, кроме высохших стеблей и увядших цветов. Но, возможно, он должен предстать именно таким, а не в пышном августовском изобилии.
Это не совсем цитаты - вот именно такими микрозарисовками вся книга и написана. Я специально дал их чуть побольше, чтобы стали видны сквозные образы, прежде всего цветы-сад-гербарий (заодно узнал из книги, что собиравшийся Дикинсон гербарий жив и находится в библиотеке Хоутона Гарвардского университета), а также важная дихотомия реальное/воображаемое; последнюю подхватила автор книги - Дикинсон, как известно, однозначно выбрала воображаемое.
Выше я не случайно упомянул, что сама книга связана с переводом - автор франкоязычная канадка и книга написана на французском языке. Сама эта книга является этаким двойным переводом-инспирацией: англоязычная поэзия инспирировала франкоязычную прозу, при этом некий внутренний дикинсоновский дух сохранился. Понятно, что необходимость перевода на другой язык облегчает задачу - не уверен, что существуют столь же талантливые англоязычные инспирации (в наличии заведомо графоманских не сомневаюсь).
Эмили Дикинсон "Стихотворения" (переводы Веры Марковой)
М: Художественная литература, 1981 г., 174 стр.
https://www.twirpx.com/file/3020770/
Эмили Дикинсон "Я умерла за красоту..." (переводы Григория Кружкова)
СПб: Азбука, 2022 г., 320 стр.
Доминик Фортье "Города на бумаге: жизнь Эмили Дикинсон" (Dominique Fortier "Les villes de papier", 2018)
СПб: Издательство Ивана Лимбаха, 2022 г., 224 стр.
дополнение:
Ян Пробштейн "Свидетельство бессмертия: Эмили Дикинсон (1830-1886)"
https://gefter.ru/archive/11193
https://7i.7iskusstv.com/y2022/nomer12/probshtejn/ + https://7i.7iskusstv.com/y2023/nomer1/probshtejn/
antimeridiem недавно привел такую цитату:
Вот как описывает последствия царящего в городе культа поэтессы современная американская писательница Джейн Лэнгтон: «В Амхерсте почти каждый предъявляет свои права на Эмили Дикинсон. Она для них является чем-то вроде колониальной плантации, эфемерной недвижимой собственности <...> Во всех пяти колледжах Коннектикутской долины есть профессора, которые рассматривают поэта как личную собственность, не говоря уже о пятидесяти тысячах студентов, которыми кишат улицы Амхерста…»
(Аркадий Гаврилов, «Эмили Дикинсон. Жизнь в творчестве»)
На самом деле поэзия Эмили Дикинсон располагает к тому, чтобы вступить если не в права собственности, то в личные отношения с этой поэзией и через стихи - с самой поэтессой. В некотором роде присвоить их. Собственно, antimeridiem это и сделал самым решительным образом, переведя (и переводя) пару сотен ее стихотворений. И он такой не один - кто только не переводил ее стихов; подозреваю, что она один из самых переводимых поэтов на стихи.ру.
Разумеется, эта страсть к присвоению Эмили Дикинсон не обошла и меня - впервые я увидел ее стихи в журнале «Иностранная литература», потом увидел большую подборку ее стихов в томе БВЛ. Это были переводы Веры Марковой, подарившей русское звучание Басё и вообще хокку, она же перевела и Дикинсон, так что эти переводы обрели немного звучание «русской японской поэзии».
Но поводом к написанию этого поста стала покупка книги Дикинсон в переводах Кружкова. Сравним два перевода одного стихотворения, чтобы наглядно увидеть - и услышать - разницу в подходах переводчиков:
Вот Кружков:
Драмы высшее мерило -
Ежедневный быт -
Средь обыденных трагедий -
Тех, что день сулит -
Сгинуть - как актер на сцене -
Доблестней всего -
Если пустота - в партере -
В ложах - никого -
Гамлет бы и без Шекспира
Доиграл сюжет -
О Ромео и Джульетте -
Мемуаров нет -
Человеческое сердце -
И его стезя -
Вот единственный Театр -
Что закрыть нельзя -
А это Маркова:
Правдивейшая из Трагедий -
Самый обычный День.
Сказав заученные слова -
С подмостков сойдет лицедей.
Но лучше играть в одиночестве
Драму свою - и пусть
Сначала занавес упадет -
Пусть будет партер пуст.
Гамлет - все Гамлет - сам для себя -
Спор его - тот же спор.
Когда говорит Ромео с Джульеттой -
Не суфлирует Шекспир.
Человеческое сердце -
Сцена для вечной игры -
И только этот Театр
Владелец не вправе закрыть.
Перевод Марковой труднее, но интереснее: тут тебе и ассонансная рифма день-лицедей, и диссонансная спор/Шекспир, и использование аллитерации Пусть будет партер пуст, ритм неочевидный, его надо найти. Перевод же Кружкова гладок, все рифмы точные, ритм четкий и бодрый (мне его переводы напоминают песенку Винни-Пуха «если я чешу в затылке не бе да!»).
Ян Пробштейн в своей статье упрекает марковские переводы в том, что они слишком понятны, что она излишне растолковывает. Не знаю, справедлив ли этот упрек, но мы можем сравнить их переводы одного стихотворения.
Бирюзовым цветом - перевод Кружкова:
Паук - художник красоты -
Не очень знаменит -
Хотя его таланты
Всегда вам подтвердит
Любая честная метла
В любом земном краю.
О мой непризнанный собрат -
Дай лапу мне свою!
Для переводов Марковой - оливковый цвет:
Паук - великий мастер -
Признанья не найдет -
Могли б удостоверить
Размах его работ
Все метлы и все Марты
Везде - в любом дому.
Сын гения забытый -
Дай руку тебе пожму!
Ну а переводы Пробштейна пусть будут фиолетовым:
Художником никто
Не нанял Паука -
Хотя его Таланты
Видны издалека
Метле любой Бригитты
В сем праведном краю -
Сын Гения забытый
Дай руку мне твою -
Для знающих аглицкую речь вот оригинал:
The Spider as an Artist
Has never been employed -
Though his surpassing Merit
Is freely certified
By every Broom and Bridget
Throughout a Christian Land -
Neglected Son of Genius
I take thee by the Hand -
UPD
Коммент watertank вызвал к жизни еще один перевод этого стихотворения, теперь уже от antimeridiem:
Паук в душе художник -
хотя его картин
никто не покупает,
и он всегда один,
метлой как мусор гонят -
закон неумолим.
О, безызвестный гений,
будь суженым моим!
/UPD
Образы Метлы и Паука у Дикинсон сквозные, они встречаются вместе или порознь в нескольких стихотворениях. Я собрал по этим сборникам стихотворения с этими образами. Начнем с метлы:
Когда придется подметать
Чердак воспоминаний -
Почтительнейшую метлу
Найди в своем чулане -
С подвохом этот легкий труд -
Немало ждет сюрпризов -
Того, кто тронет старый хлам,
Былому бросит вызов -
А лучше не тревожь - оставь
В покое царство пыли -
Чтоб все - кого ты позабыл -
Тебя навек забыли -
Мети Чулан священный,
Что Памятью зовут -
Почтительной метлою,
Свершая молча труд.
То будет труд открытий -
Средь прочих откровений
И собеседников
В уделах тех Владений -
Пыль Августа нетронута -
Не тронь ее, не то -
Ты можешь расстараться, что
Чревато немотой -
That sacred Closet when you sweep -
Entitled "Memory" -
Select a reverential Broom -
And do it silently.
'Twill be a Labor of surprise -
Besides Identity
Of other Interlocutors
A probability -
August the Dust of that Domain -
Unchallenged - let it lie -
You cannot supersede itself
But it can silence you -
А теперь Паук как образ художника:
Всю ночь вязал Паук
Без света - без помощи рук -
На белом белый круг.
Рюшка на дамский рукав
Или саван для гнома готов -
Себе лишь скажет - без слов.
Стратегия его -
Бессмертия мастерство:
Он чертит - себя самого.
Паук порой ночной
Без света шил наряд
Над Белою Дугой.
То ль кружева для Дам,
То ль заказал камзол Сам Гном -
Лишь Сам Он знал о том.
Физиогномика -
Его стратегия
Бессмертия.
И оба образа снова встречаются вместе.
Паук - сам из себя - прядет
Серебряный уток -
Разматывая, как танцор,
Мерцающий моток -
Его призванье - украшать
Убогость наших стен -
Как бы из пустоты - творя
Свой дивный гобелен -
Из мысли - целый мир соткать -
И радугу - из мглы -
Чтоб через час - комком свисать
С хозяйкиной метлы -
Что-то тут есть буддийское - напоминает тибетских монахов, которые много часов и дней рисуют цветным песком священную мандалу, чтобы по окончании одним движением руки смахнуть весь этот рисунок в знак эфемерности мира.
Не будем больше сравнивать переводы ее стихов - в этом занятии можно проводить часы. Я хочу рассказать о еще одном присвоении Эмили Дикинсон, на этот раз не стихотворном, а в прозе. Любопытно, что оно тоже связано с переводом: канадская писательница Доминик Фортье написала небольшую книжку «Города на бумаге: жизнь Эмили Дикинсон». Не думайте, что это биография - это серия небольших эссе, скорее очерков, зарисовок из (воображаемой) жизни Эмили Дикинсон и вполне реальной жизни автора книги. Зарисовки маленькие, на страничку-две книжечки карманного формата. Вот несколько примеров:
Сад шелестит шепотом цветов. Фиалке кажется, что она слишком растрепана. Другая фиалка жалуется, что высокие подсолнухи отбрасывают на нее тень. Третья украдкой косится на лепестки соседки. Два пиона замышляют заговор: как бы прогнать муравьев. У длинной белой лилии замерз стебель - земля слишком влажная. Но хуже всего розам: их раздражают пчелы, беспокоит слишком яркий свет, пьянит собственный аромат.
И только одуванчикам нечего сказать: они просто радуются, что живы.
Эмили, жительница полей, никогда не была на море. Это зыбкое синее пространство страшит ее. Ее так хорошо и свободно внутри призмы, которую образует на стекле ее комнаты капля дождя, одна-единственная. Когда она думает об океане, то боится упасть в него, как падают, не удержавшись на краю скалы. Есть опасность слишком близко подойти к бесконечности.
Каждый год, когда мы ездили на море, я привозила оттуда целые пригоршни белых, рыжих оранжевых, шафранных агатов и кусочки sea glass - морского стекла, отшлифованного волнами. По возвращении домой я раскладывала их по книжным полкам в своем кабинете. Когда я их беру в руку сегодня, мне кажется, что это выкристаллизовались часы прогулок по берегу в осеннем свете, как превращается в янтарь окаменелая древесная смола. Я держу в ладони время.
Время не идет, оно неподвижно Каждый день длится вечность, а вся жизнь умещается во временном пространстве между рассветом и закатом. Каждая ночь - маленькая смерть. И все же каждое утро она просыпается, сама этому удивляясь. Ей дан новый шанс, но для чего?
Она поднимается, идет к окну. Сумрачно. Падает мелкий дождь, оставляя на листьях блестящую пленку. Сад окутан легкой дымкой, в которой вырисовываются призрачные силуэты деревьев. Чувствуя озноб, она кутается в шаль, разжигает погасший за ночь огонь. Потрескивает сухое дерево, в камине мечутся искры. Она машинально открывает ящик письменного стола, достает клочок бумаги и принюхивается. Стихотворение пахнет гвоздичным маслом.
*
Ей нужно так мало, что она могла бы и не жить.
Эмили, которая никогда не ходила к мессе, каждое утро преклоняет колени перед цветами. Она не любит полоть траву: растения, которые принято называть сорняками, так же прекрасны, как другие, и она позволяет им жить среди тех, что посадила сама. Сад принадлежит ей лишь наполовину, остальное - вотчина пчел.
Эмили здоровается с каждым растением, называя его по имени, словно вполголоса окликает подружек: Ирис, Роза Каролина, Лилия, Марихуана, Маргаритка, Цинния. Цветы в свою очередь дают имя ей самой: Эмили, aemula, соперница. Она самая белая из всех лилий. Белизна - это отсутствие цвета и просто отсутствие. Эмили отсутствует на всех пиршествах.
Вот уже много месяцев я перечитываю сборники стихов и писем Эмили Дикинсон, изучаю посвященные ей работы, рассматриваю сайты с фотографиями Хомстеда, соседнего Эвергринса, Амхерста времен семейства Дикинсон. И до сих пор для меня это города на бумаге. Пусть они такими и остаются. Или, может быть, чтобы лучше представлять, о чем я пишу, мне стоит самой посетить эти два дома, превращенные в музеи? Какой простой вопрос: что предпочесть - знания и собственные впечатления, чтобы описать их такими какие они в реальности, или свободу воображения? Почему же я не решаюсь проделать этот четырехчасовой путь на машине? С каких пор я боюсь вступить в книгу? Чем больше я медлю, тем быстрее исчезают отголоски лета. Вскоре от сада Эмили не останется ничего, кроме высохших стеблей и увядших цветов. Но, возможно, он должен предстать именно таким, а не в пышном августовском изобилии.
Это не совсем цитаты - вот именно такими микрозарисовками вся книга и написана. Я специально дал их чуть побольше, чтобы стали видны сквозные образы, прежде всего цветы-сад-гербарий (заодно узнал из книги, что собиравшийся Дикинсон гербарий жив и находится в библиотеке Хоутона Гарвардского университета), а также важная дихотомия реальное/воображаемое; последнюю подхватила автор книги - Дикинсон, как известно, однозначно выбрала воображаемое.
Выше я не случайно упомянул, что сама книга связана с переводом - автор франкоязычная канадка и книга написана на французском языке. Сама эта книга является этаким двойным переводом-инспирацией: англоязычная поэзия инспирировала франкоязычную прозу, при этом некий внутренний дикинсоновский дух сохранился. Понятно, что необходимость перевода на другой язык облегчает задачу - не уверен, что существуют столь же талантливые англоязычные инспирации (в наличии заведомо графоманских не сомневаюсь).