Марк Алданов "Армагеддон"
Книга шестьсот сорок четвертая
Марк Алданов "Армагеддон: из записной книжки"
В книге Марк Алданов "Самоубийство. Армагеддон. Исторические портреты и очерки"
М: Терра, 1995 г., стр. 446-540
Это совсем раннее сочинение Алданова, написанное в 1917-1918 годах, мысли по поводу Первой мировой войны (часть первая "Дракон") и революции и гражданской войны (часть вторая "Колесница Джагернатха"). Здесь он еще только вырабатывает свой стиль, так что видна его скелетная основа. Еще не вполне сплавились в нечто единое наблюдательность, огромная историческая эрудиция автора и базовая мрачность его мировоззрения. Может показаться, что мрачность - это время такое. Нет, не время. Вернее, не только время. Вон у Бунина в "Окаянных днях" наблюдательности, пожалуй, и побольше, но общий тон сочинения не мрачный, а злобный. Оба писателя категорически не принимают происходящее, но если Бунин высказывает свою ненависть к происходящему, то Алданов скорее видит в происходящем проявление общей тенденции истории к разрушению и краху. Те, через кого приходит это разрушение и крах, никакой симпатии у автора не вызывают, но и не ненависть - скорее отвращение.
Позже стиль Алданова очень ярко проявится в его биографических очерках - он концентрируется не на моментах высшего достижения, не на "звездных часах", а скорее на финале, крахе, смерти и разрушении. Его повесть о Наполеоне называется "Святая Елена, маленький остров" - тут одновременно и концентрация на крахе (Наполеон кончил дни в ссылке на этом острове), и редкий исторический факт (надеюсь, реальный, а не сочиненный автором) - этой фразой заканчивается последняя школьная тетрадь Наполеона Бонапарта.
Однако вернемся к "Армагеддону". Первая часть представляет собой диалог Химика и Писателя (два alter ego автора, профессия и призвание), вторая часть это скорее дневник мысли; и то и другое очень подходят для афористичности изложения, даже предполагают ее. Вот несколько примеров:
Ценности гибнут еще в большем масштабе, чем люди.
Аксиомы, освященные мудростью веков, гласят, что государство тем счастливее, чем оно больше, и что ему тем лучше, чем хуже его соседям.
По-видимому, тупость, одно из самых мощных проявлений человеческой энергии, следует великому термодинамическому закону; общее количество ее в мире постоянно, она только меняет свою форму.
События 1914 г. показали историческую роль личности, - в особенности личности скверной. Каким только ничтожествам не было дано расписаться ярко-кровавыми буквами в книге судеб человечества...
Надо бы помнить и исторические примеры: Минин был взяточник; Пожарский при Борисе Годунове занимался писанием доносов. Это не помешало им, однако, спасти от гибели Россию.
Есть два рода писателей: одни сеют «разумное, доброе, вечное», а другие поставляют для этой цели навоз.
Ибсен и Метерлинк не нашли бы источников вдохновения в советской, коммунистической России.
У революций есть своя историческая традиция. Она заключается в том, чтобы не считаться с историческими традициями.
Есть одна тема, к которой автор обращается в обоих частях своего сочинения. Диалог Химика с Писателем содержит обсуждение коллективного письма немецкий писателей и ученых в поддержку немецкого правительства в войне. Какой может быть коллективный манифест в начале войны? только ура-патриотический, разумеется. Как отмечает Алданов,
Милитаризм, национализм, шовинизм, гакатизм, антисемитизм, - все эти измы если не были созданы в Германии, то непременно расцветали в ней особенно пышным блеском.
Недостойно деятелям культуры добровольно поддерживать ура-идеологию. Недостойно той культуры и той науки, которую они представляют.
Во второй части "Армагеддона" Алданов вновь возвращается к теме добровольной поддержки шовинистической ура-идеологии, но тут уже речь идет не о деятелях культуры, а о социалистах:
Если бы в день объявления войны правительством Вильгельма II вожди немецкой социал-демократии провозгласили вооруженное восстание, их бы прокляли одни, благословили другие (первым делом их бы, разумеется, повесили, - это само собой)... Не отказ от восстания, не голосование 4 августа будет вменено им в вину, - им, поправшим права рассудка вместе с «правом бунта», им, принявшим не только всю кровь войны, но и всю ложь ее идеологии.
Здесь Алданов упрекает социалистов в отказе от собственной социалистической идеологии, отказе от своих взглядов. Если уж ты революционер, то делай революцию, прежде всего делай революцию! Иначе грош цена всему твоему социализму - вот, собственно, упрек Алданова.
В этом упреке он не одинок - ровно в этом же в тот самый момент, в самом начале Первой мировой войны, их упрекал настоящий революционер - Троцкий:
Телеграмма о капитуляции германской социал-демократии потрясла меня больше, чем само объявление войны, несмотря на то, что я был достаточно далек от наивной идеализации германского социализма. "Европейские социалистические партии, -- писал я еще в 1905 г. и затем не раз повторял, -- выработали свой консерватизм, который тем сильнее, чем большие массы захватывает социализм... В силу этого социал-демократия может стать в известный момент непосредственным препятствием на пути открытого столкновения рабочих с буржуазной реакцией. Другими словами, пропагандистско-социалистический консерватизм пролетарской партии может в известный момент задержать прямую борьбу пролетариата за власть". Я не ждал, что в случае войны официальные вожди Интернационала окажутся способны на серьезную революционную инициативу. Но в то же время я не допускал и мысли, что социал-демократия станет просто ползать на брюхе перед национальным милитаризмом.
Это из его мемуаров "Моя жизнь".
Вот любопытно, Алданов ведь наверняка прочел в начале 1930-х эти мемуары - интересно, что он подумал об этой параллели?
Марк Алданов "Армагеддон: из записной книжки"
В книге Марк Алданов "Самоубийство. Армагеддон. Исторические портреты и очерки"
М: Терра, 1995 г., стр. 446-540
Это совсем раннее сочинение Алданова, написанное в 1917-1918 годах, мысли по поводу Первой мировой войны (часть первая "Дракон") и революции и гражданской войны (часть вторая "Колесница Джагернатха"). Здесь он еще только вырабатывает свой стиль, так что видна его скелетная основа. Еще не вполне сплавились в нечто единое наблюдательность, огромная историческая эрудиция автора и базовая мрачность его мировоззрения. Может показаться, что мрачность - это время такое. Нет, не время. Вернее, не только время. Вон у Бунина в "Окаянных днях" наблюдательности, пожалуй, и побольше, но общий тон сочинения не мрачный, а злобный. Оба писателя категорически не принимают происходящее, но если Бунин высказывает свою ненависть к происходящему, то Алданов скорее видит в происходящем проявление общей тенденции истории к разрушению и краху. Те, через кого приходит это разрушение и крах, никакой симпатии у автора не вызывают, но и не ненависть - скорее отвращение.
Позже стиль Алданова очень ярко проявится в его биографических очерках - он концентрируется не на моментах высшего достижения, не на "звездных часах", а скорее на финале, крахе, смерти и разрушении. Его повесть о Наполеоне называется "Святая Елена, маленький остров" - тут одновременно и концентрация на крахе (Наполеон кончил дни в ссылке на этом острове), и редкий исторический факт (надеюсь, реальный, а не сочиненный автором) - этой фразой заканчивается последняя школьная тетрадь Наполеона Бонапарта.
Однако вернемся к "Армагеддону". Первая часть представляет собой диалог Химика и Писателя (два alter ego автора, профессия и призвание), вторая часть это скорее дневник мысли; и то и другое очень подходят для афористичности изложения, даже предполагают ее. Вот несколько примеров:
Ценности гибнут еще в большем масштабе, чем люди.
Аксиомы, освященные мудростью веков, гласят, что государство тем счастливее, чем оно больше, и что ему тем лучше, чем хуже его соседям.
По-видимому, тупость, одно из самых мощных проявлений человеческой энергии, следует великому термодинамическому закону; общее количество ее в мире постоянно, она только меняет свою форму.
События 1914 г. показали историческую роль личности, - в особенности личности скверной. Каким только ничтожествам не было дано расписаться ярко-кровавыми буквами в книге судеб человечества...
Надо бы помнить и исторические примеры: Минин был взяточник; Пожарский при Борисе Годунове занимался писанием доносов. Это не помешало им, однако, спасти от гибели Россию.
Есть два рода писателей: одни сеют «разумное, доброе, вечное», а другие поставляют для этой цели навоз.
Ибсен и Метерлинк не нашли бы источников вдохновения в советской, коммунистической России.
У революций есть своя историческая традиция. Она заключается в том, чтобы не считаться с историческими традициями.
Есть одна тема, к которой автор обращается в обоих частях своего сочинения. Диалог Химика с Писателем содержит обсуждение коллективного письма немецкий писателей и ученых в поддержку немецкого правительства в войне. Какой может быть коллективный манифест в начале войны? только ура-патриотический, разумеется. Как отмечает Алданов,
Милитаризм, национализм, шовинизм, гакатизм, антисемитизм, - все эти измы если не были созданы в Германии, то непременно расцветали в ней особенно пышным блеском.
Недостойно деятелям культуры добровольно поддерживать ура-идеологию. Недостойно той культуры и той науки, которую они представляют.
Во второй части "Армагеддона" Алданов вновь возвращается к теме добровольной поддержки шовинистической ура-идеологии, но тут уже речь идет не о деятелях культуры, а о социалистах:
Если бы в день объявления войны правительством Вильгельма II вожди немецкой социал-демократии провозгласили вооруженное восстание, их бы прокляли одни, благословили другие (первым делом их бы, разумеется, повесили, - это само собой)... Не отказ от восстания, не голосование 4 августа будет вменено им в вину, - им, поправшим права рассудка вместе с «правом бунта», им, принявшим не только всю кровь войны, но и всю ложь ее идеологии.
Здесь Алданов упрекает социалистов в отказе от собственной социалистической идеологии, отказе от своих взглядов. Если уж ты революционер, то делай революцию, прежде всего делай революцию! Иначе грош цена всему твоему социализму - вот, собственно, упрек Алданова.
В этом упреке он не одинок - ровно в этом же в тот самый момент, в самом начале Первой мировой войны, их упрекал настоящий революционер - Троцкий:
Телеграмма о капитуляции германской социал-демократии потрясла меня больше, чем само объявление войны, несмотря на то, что я был достаточно далек от наивной идеализации германского социализма. "Европейские социалистические партии, -- писал я еще в 1905 г. и затем не раз повторял, -- выработали свой консерватизм, который тем сильнее, чем большие массы захватывает социализм... В силу этого социал-демократия может стать в известный момент непосредственным препятствием на пути открытого столкновения рабочих с буржуазной реакцией. Другими словами, пропагандистско-социалистический консерватизм пролетарской партии может в известный момент задержать прямую борьбу пролетариата за власть". Я не ждал, что в случае войны официальные вожди Интернационала окажутся способны на серьезную революционную инициативу. Но в то же время я не допускал и мысли, что социал-демократия станет просто ползать на брюхе перед национальным милитаризмом.
Это из его мемуаров "Моя жизнь".
Вот любопытно, Алданов ведь наверняка прочел в начале 1930-х эти мемуары - интересно, что он подумал об этой параллели?