За окном +26. В доме +30 (у меня термометр, он не врет). Опунций Бенедикт отмахнул целую новую зеленую лепешечку, ему при такой температуре нормально. Чтоб не последовать его примеру, запускаю вентилятор (системы любопытная мясорубка в наморднике на палке, в прошлом году у него отлетела крестовина, сделанная из консервной жестянки и явно неприспособленная для долгого использования). Но если вместо крестовины использовать керамический горшок под небольшую пальму, вставить в середку вентилятор, а все прочее место забить пластиковыми бутылками с водой и текстилем, он становится похожим на робо-подсолнух. О лето! Люблю тебя!
Вся Варна в липах, липы зелено-золотые от златистых соцветий, ходишь в сладких волнах. Кошки раскладываются по поверхностям, где попрохладнее, и даже драться устали. Морозилка забита льдом, питаемся чаем, хлебом и черешней.
Море блещет, манит и испаряется, влажность запредельная, жабры расправились и постепенно принимают прежний алый оттенок. Попью витаминок - и, может, у меня снова начнет расти чешуя. Ах, какая у меня была чешуя когда-то - бледно-палевая, широкая, с перламутровым отливом... Глядишь - и восстановится.
Говорили вчера на лекции о Карамзине. Очень трудно, когда поколения утрачивают общий бэк-граунд, так что вспоминаешь про "наводил о прошлом справки и поручиком в отставке сам себя воображал", а твой собеседник никогда и не слышал про Окуджаву. Но это не страшно, не страшно. Зато интересно, как сюжет "беллетрист уходит в историографы" прозвенел в XXI веке с Акуниным.
Мою любовь зовут на Н. Я его люблю, потому что он Неустрашимый. Я его боюсь, потому что он Непреклонный. Я его кормлю Незабудками и Новыми исследованиями о русском масонстве. А живет он в Шлиссельбургской крепости. Хотя разве это жизнь...