+
Любая книга - это путешествие, и быть может, гораздо более реальное и действенное, чем любое «реальное», действительное путешествие.
Для чтения классики нужно созерцательное настроение, а оно в наше время - роскошь. (Шеен Бекасов)
Люди и творцы уходят, на смену им приходят механики и машины. А механикам и удовольствия нужны не человеческие и творческие, а механические. Джон Фаулз, "Аристос"
Любое приятное переживание проституируется или может быть проституировано. Джон Фаулз, "Аристос"
Полководец после победы, поэт после поэмы - куда? - к женщине. Страсть - последняя возможность человеку высказаться, как небо - единственная возможность быть - буре.
Ничто не придает книге такого веса и достоинства, как приложение. Геродот
В непогоду я чувствую приятную успокоенность и комфорт, когда я работаю дома!!
Надо будет наклеить черные обои, - заметил он. В комнате мало чёрного цвета. Он съёжился в кресле. Руки, ноги, голова его напоминали органы, которые можно убирать внутрь.
Скрываться от опасности и преследования в мире любимых книг (в личной библиотеке).
«солнце заходит постепенно, а свеча гаснет сразу»
Смерть - последняя глава жизни
После смерти люди уходят намного дальше.
Зал № 6 - большая мыслетека,
Почти не посещается, хотя
Здесь пищи для ума невпроворот…
(из поэмы Мартинсона «Аниара»)
В коте уживается угроза и мудрость
Красивая, легко живущая, в отличие от волков и лисиц, собака вольна и сладострастна. Впрочем, именно она по майянским преданиям ведёт человека через преисподнюю, держа в зубах зажжённый факел.
ВОДА. Глубока, стремительна, она завораживает. Вода склонна принимать форму сосуда, её содержащего, утекать сквозь пальцы и замедлять движения идущего по ней.
ДОРОГА. Знак служения. Человек Дороги всегда ставит интересы других превыше своих собственных. Его богатство - это богатство общины, к которой он принадлежит. У ацтеков этот знак называется Трава - она предпочитает расти там, где почва благодатна, и не любит, когда её подстригают, хотя и терпит эту процедуру. В день Дороги нужно заботиться о других, быть милосердными, жить интересами коллектива.
ЯГУАР.Знак магов, сил ночи и потустороннего мира. Этот ловкий лесной хищник, охотящийся в темноте, является одним из главнейших в мифологии коренных народов Мексики. Именно он - Золотой Ягуар, пожирающий солнце на закате, хранитель тёмного времени суток. Люди, рождённые в день Ягуара, имеют все шансы получить богатство и власть, они же близко соприкасаются с миром Непознанного, черпая оттуда массу возможностей. Чем заняться в этот день? Магическими практиками, целительством, преумножением собственности. И будьте благодарными - неблагодарность в день Ягуара карается немалыми потерями.
“Почему именно свеча?” - поинтересовался я. “Из-за пламени, из-за беззащитного огонька... - отвечал Тарковский. - Вспомните православные церковные свечи, их трепет... Некая истончённая субстанция, некий дух, скажем, дух огня... Пламя свечи, - продолжал Андрей, - знаете, тоненькое такое, робкое, совсем не сильное пламя, и ладонью взрослого сильного мужчины вы это пламя прикрываете. И вот идёте вы, стараясь не поскользнуться и не оступиться, и единственное, в чём сосредоточились все ваши желания: чтобы только спасти этот слабенький огонёк, не дать ему затухнуть...”
Единственный смысл жизни и цивилизации - сохранение огня. Сохраняя огонь, сохраняешь жизнь. И всё слилось воедино. Огня нет в деньгах, власти, рыночных идеалах, всё это -философия смерти. А сегодня, как никогда, важно сохранить огонь человеческих отношений. Огонь, свет - лишь в творчестве, душе.
Три башни эльфов, возраста которых никто не помнит, до сих пор видны с Башенных Холмов за Западными Болотами. Они далеко видны в сиянии луны, самая высокая из них - дальше всех. Она возвышается одиноко на зеленой насыпи. Хоббиты западного Удела утверждают, что с вершины этой башни можно увидеть море: но неизвестен ни один хоббит, когда-либо взбиравшийся на нее.
Краткая история его изложена на мемориальной доске, прибитой у упомянутых ворот. В 1831 году, когда нижняя часть Манхэттена, так называемый Даунтаун, активно застраивалась, некоему Самуэлу Б.Рагглзу пришла в голову идея нарезать земельные участки вокруг Грамерси-парка и распродать их так, чтобы покупатели стали совместными владельцами этого зеленого уголка. Мысль оказалась счастливой, потому что благодаря ее реализации вокруг парка быстро выросли особняки один нарядней другого. Архитекторы словно вели творческий спор друг с другом, строя здания в викторианском и готическом стиле, в традициях греческого и итальянского возрождения. Сегодня -- это островок элегантной красоты Европы XIX века посреди кварталов достаточно однообразных каменных громадин. Чисто американских.
выставке декоративного искусства в Париже, 1925). В них четко воплотились сформулированные Корбюзье «пять отправных точек новой архитектуры» (здание на столбах-опорах, плоская крыша-сад, свободная внутренняя планировка, ленточное окно, фасадная стена, освобожденная от несущих функций).
Став сенсациями авангардной моды, «дома-манифесты» остро, подчас на грани иронии выразили динамику новых ритмов жизни, их резкий контраст с привычной традицией, заложив в то же время основы важнейших строительно-технологических новшеств (в области остекления, каркаса, облицовки, инженерных коммуникаций - все это тщательно разрабатывалось самим Корбюзье).
Большие города приятны тем, что в них можно потеряться, раствориться, как истина в вине, железо в крови, индийская специя в ядовитом бульоне, кадр в фильме Тарковского, силуэт в морозном узоре витража, сюжет в китайской книге перемен, сигаретный дым в легких, неверный голос в детском хоре, выверенное словечко в неспешном разговоре в одном из ночных кафешек. В большие города приятно приезжать, неспешно по ним гулять, неожиданно уезжать. Город - чудесная интерпретация одинокого человека.
Уединение нужно искать в больших городах (Рене Декарт, фр. математик, философ, физик)
В городе рано утром все выходят из домов, убирают улицы… Стоят туман. И лишь когда туман рассеивается, люди начинают узнавать друг друга… Из тумана приходит тот, по ком скучаешь…
А потом - в призрачный, сухой и белый Дамаск, один из самых таинственных городов Земли. Без времени, как во сне.
По дороге в Дамаск неземная тишь, время пошло на слом.
Все, что ты знал; все, чего ты хотел - все здесь кажется сном.
Последние слова альбома -
Лишь далекий звук одинокой трубы, тот самый, что мучил тебя -
Я сказал тебе все, что хотел. До встречи - когда ты придешь в себя.
Прийти бы в себя.
Он поднял взгляд и, ступив с пандуса на ровную землю, споткнулся и чуть не упал. В этот момент -- промежуток между началом шага и его завершением -- он подумал о смерти; а завершив шаг, он стоял уже на новой земле.
Вокруг него был просторный, серый вечер. Голубые огни, расплывавшиеся в дымке, горели далеко, на другом конце лежавшего в тумане космодрома. Воздух у него на лице, и руках, в ноздрях, в горле, в легких был прохладен, влажен, полон разных ароматов, ласков. Это был воздух мира, из которого пришел его народ. Это был воздух родины.
Документальный фильм о жителях вымирающей деревни. Они рассказывают забавные истории из своей жизни. Они и остались такими же молодыми, любящими, - последними осколками утерянного навсегда мира.
Ни горе стоял дом - с трубой и с крыльцом, с печной для коти, с шестком для петуха, с хлевом для коровы, с конурой для собаки и с новыми тесовыми воротами.
Вечером из трубы пошел дым, на крыльцо вышла бабка, на печки влез кот, на шесток взгромоздился петух, в хлеву захрустела сеном корова, у конуры уселась собака - и все стали ждать ночи.
Пришел в незнакомый дом ночью … Только лампа… Утром я осторожно осматривал дом.
Negotium Perambulans», в котором ужасное чудовище с древней церковной доски исполняет акт таинственного мщения одинокой деревушке на Корнуоллском побережье; и «Рог ужасов», который зовет страшного недочеловека, обитающего на недоступных альпийских вершинах.
Например, "кровавые башни" Тлёна ("Тлён, Укбар, Orbis Tertius", 1940), в отличие от идущих с ними в паре
прозрачных тиграх, хотя и могут быть истолкованы, как башни из крови, но одновременно означают и те привычные средневековые башни, в которых некие существа пускали кровь себе подобным
«Машина птиц» - скрежещет проволока, как будто ее вращают внутри трубы, с заводным свистом птицы вскидывают одну за другой глиняные головы с грузилами языков и роняют вновь, фыркает в быстром вращении пропеллер - бабочка.
«Восточная архитектура» - медленно, однообразно плывут вверх, вниз акварельно растекающиеся по архитектурным формам звуки. Бесконечно наполняются формы неумолчным, неотвратимым движением. В неостановимом потоке миража плывет сквозь акварельный кристалл заунывный хрипловатый голос арабского погонщика.
Герой одного из лучших рассказов - "Строители моста" - благонравный английский инженер вместе со своим прорабом-индусом нажирается опиума во время бури и, едва не потонув, видит пантеон индуистских божеств. Божества обсуждают, - завалить построенный инженером мост через Ганг или погодить еще. Безнадежные колониальные ночи, жара, безумие, - свои среди чужих. Ночные кошмары Империи, над которой никогда не заходило солнце.
А.: Притча:
Один человек остановился на ночь в безлюдном городе. Он зашел в первый дом и уснул. С утра на столе была еда и записка: "Отсюда нет выхода". По дороге, ведущей через все селение, человек дошел до следующего дома. Открыв дверь и увидев внутри свои вещи и остатки еды, он понял, что оказался там же, где и ночевал. На следующий день история повторилась.
Какую бы дверь он ни открывал, какой бы порог не переступал, всегда приходил в один и тот же дом. Однажды утром на столе лежал способ разрушить город. Человек вышел на дорогу и с упоением слушал, как за спиной падают стены. Вокруг все сотрясалось и дома равнялись с землей один за другим. Он оглянулся на пыльные развалины, бросил монетку и скрылся за горизонтом.
Получив (и едва не потеряв при этом жизнь) сверхдревний манускрипт из глубин города, погребённого в пустыне, вместо древних рун я увидел буквы знакомого мне алфавита, которые легко складывались в английские слова и фразы, написанные - вне всякого сомнения - моим же собственным почерком.
Зимняя свадьба
Я вышла замуж в январе.
Толпились гости во дворе,
И долго колокол гудел
В той церкви на горе.
От алтаря, из-под венца,
Видна дорога в два конца.
Я посылаю взгляд свой вдаль,
И не вернуть гонца.
Церковный колокол гудит.
Жених мой на меня глядит.
И столько свеч для нас двоих!
И я считаю их.
ВСЕ ЧУЖДО В ДОМЕ...
Все чуждо в доме новому жильцу.
Поспешный взгляд скользит по всем предметам,
чьи тени так пришельцу не к лицу,
что сами слишком мучаются этим.
Но дом не хочет больше пустовать.
И, как бы за нехваткой той отваги,
замок, не в состояньи узнавать,
один сопротивляется во мраке.
Да, сходства нет меж нынешним и тем,
кто внес сюда шкафы и стол и думал,
что больше не покинет этих стен,
но должен был уйти; ушел и умер.
Ничем уж их нельзя соединить:
чертой лица, характером, надломом.
Но между ними существует нить,
обычно именуемая домом.
1962
Враг отступает. Жидкий свет зари,
чуть занимаясь на Востоке мира,
вползает в окна, норовя взглянуть
на то, что совершается внутри,
и, натыкаясь на остатки пира,
колеблется. Но продолжает путь.
Я ОБНЯЛ ЭТИ ПЛЕЧИ...
Я обнял эти плечи и взглянул
на то, что оказалось за спиною,
и увидал, что выдвинутый стул
сливался с освещенною стеною.
Был в лампочке повышенный накал,
невыгодный для мебели истертой,
и потому диван в углу сверкал
коричневою кожей, словно желтой.
Стол пустовал, поблескивал паркет,
темнела печка, в раме запыленной
застыл пейзаж, и лишь один буфет
казался мне тогда одушевленным.
Но мотылек по комнате кружил,
и он мой взгляд с недвижимости сдвинул.
И если призрак здесь когда-то жил,
то он покинул этот дом. Покинул.
1962
она встала и закурила, она вся дрожала
она ходила туда-сюда, дикая и безумная. у нее
было маленькое тело. тонкие руки, очень тонкие, и когда
она закричала и набросилась на меня, я схватил ее за
запястья и посмотрел ей в глаза: ненависть
уходящая в глубь столетий. я был вероломный, бессовестный
и больной. все чему я учился было утрачено.
я был самый подлый на свете и все мои
стихи
были фальшивы.
хорошо
когда тебя везет
на красном "порше"
женщина
что приносит продукты, кладет их в твой холодильник
и на кухню:
вишни, груши, салат, сельдерей
зеленый лук, репчатый лук
яйца, сдобы, красный перец, сахарный песок
итальянские приправы, ореган
белый винный уксус, оливковое масло из Помпеи
и красную редиску.
в общем-то
создала лучший из миров.
она победила.
Франс, это я для тебя
написал.
Наш Таня громко кричит,
Понизился в речку мячик.
Более тихий, Танечка, не плачь,
Не утонет в речке шар.
___
Кто красивее
Детей в три, пять и семь лет?
Только их мамы.
___
Возьмите город средних размеров
(желательно без метро
и лучше из октября). Налейте
доверху воздух сырой.
Обжарив листья, добавьте деревья
и кубиками - дома.
На улицы поселите по вкусу
людей/воробьев/собак.
Немного мусора, скуки и нервов
бросьте. И холод включив,
мешайте шумовкой ветра. Пену
с неба не стоит снимать!
Чуть позже в прозрачный бульон засыпайте
снег в хлопьях (или крупой).
И если все правильно, то через месяц
будет готова зима.
я хочу осени
я хочу дождя
чтоб деревья бросили
листьями в меня
чтобы город вымокший
тихо тихо спал
будто он вымышлен
будто он пропал
ни жары ни холода
просто ночь и все
суету города
ветер унесет
чтоб из снов
разрозненных
он унес тебя
я хочу осени
я хочу дождя
"Что есть человек?"
- спросил Ученик.
Архитектор взял карандаш:
"Сначала рисуем
овал живота,
и узкую щель
- для кричащего рта,
и кости-штрихи
- чуть поболее ста..."
МОГИЛА ДОН КИХОТА
Он умер. Дон Кихот, и никогда
он не придет смешным своим мечом
вершить на этом свете справедливость.
Остались господами господа.
Остались пастухами пастухи,
и дураки остались дураками.
Зачем ты жил на свете, Дон Кихот?
СТАРИК ЗИМНЕЙ НОЧЬЮ
Тьма на него таращилась угрюмо
Сквозь звезды изморози на стекле --
Примета нежилых, холодных комнат.
Кто там стоял снаружи -- разглядеть
Мешала лампа возле глаз. Припомнить,
Что привело его сюда, в потемки
Скрипучей комнаты, -- мешала старость.
Он долго думал, стоя среди бочек.
Потом, нарочно тяжело ступая,
Чтоб напугать подвал на всякий случай,
Он вышел на крыльцо -- и напугал
Глухую полночь: ей привычны были
И сучьев треск, и громкий скрип деревьев,
Но не полена стук по гулким доскам.
...Он светом был для одного себя,
Когда сидел, перебирая в мыслях
Бог знает что, -- и меркнул тихий свет.
Он поручил луне -- усталой, дряхлой,
А все же подходящей, как никто,
Для этого задания стеречь
Сосульки вдоль стены, сугроб на крыше:
И задремал. Полено, ворохнувшись
В печи, его встревожило: он вздрогнул
И тяжело вздохнул, но не проснулся.
Старик не может отвечать один
За все: и дом, и ферму, и округу.
Но если больше некому, -- вот так
Он стережет их долгой зимней ночью.
И думам их дано бродить в цветах,
Их голосам дано сливаться в такт,
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться со вздохом на устах
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрестках мирозданья...
На коленкоровом зеленом фоне
Оборванное спало сущетсво
(Как молния мелькнуло - «Калигари»!
Сквозь кожу зелень явственно сквозила,
Кривились губы горько и престуепно,
Ко лбу прилипли русыые колечки,
И билась вена на сухом виске.
Я с ожиданием и отвращеньем
Смотрел, смотрел, не отрывая глаз…
А рыба бьет тихонько о стекло…
И легкий треск и синий звон слилися…
Американское пальто и галстук…
И кепка цветом нежной rose champagne.
Открой, открой зеленые глаза!
Мне всё равно, каким тебя послала
Ко мне назад зеленая страна!
Я - смертный брат твой.
Шекспир ещё тобою не дочитан,
И радугой расходятся слова.
…
А рыба бьет, и бьет, и бьет, и бьет.
И то не плохо. И потом я верю,
Что лед разбить возможно для форели,
Когда она упорна. Вот и все.
з У. X. Одена
Stop all the clocks, cut off the telephone.
W. H. Auden
Часы останови, забудь про телефон
И бобику дай кость, чтобы не тявкал он.
Накрой чехлом рояль; под барабана дробь
И всхлипыванья пусть теперь выносят гроб.
Пускай аэроплан, свой объясняя вой,
Начертит в небесах "Он мертв" над головой,
И лебедь в бабочку из крепа спрячет грусть,
Регулировщики -- в перчатках черных пусть.
Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,
Мой шестидневный труд, мой выходной восторг,
Слова и их мотив, местоимений сплав.
Любви, считал я, нет конца. Я был не прав.
Созвездья погаси и больше не смотри
Вверх. Упакуй луну и солнце разбери,
Слей в чашку океан, лес чисто подмети.
Отныне ничего в них больше не найти.
Войди!
Подошел я к лесу, там дрозд
Пел - да как!
Если в поле был еще сумрак,
В лесу был мрак.
Мрак такой, что пичуге
В нем не суметь
Половчей усесться на ветке,
Хоть может петь.
Последний закатный луч
Погас, когда
Песнь зажег надолго
В груди дрозда.
Я слушал. В колонном мраке
Дрозд не иссяк,
Он словно просит войти
В скорбь и мрак.
Я вышел вечером к звездам,
В лесной провал.
Не войду, даже если бы звали, -
А никто не звал.
ты - допингом сладким, ты - джойнтом жженым,
раздвоенным шприцем стального жала...
я разрываюсь на две тяжелых
чумных половины земного шара.
ломается тело в молекулярно-
бесстыдную массу, в труху инстинктов.
пусть две этих девки со мною лягут,
ведь ты мне заранее все простила.
я буду любить их, двойняшек-кошек,
вываливать нежность тяжелым студнем,
трещать под ними уставшей кожей...
окно белесо. они уснули.
и я, наркоманка, в зрачок толкаю
твою фотографию (больно, остро)
ты очень солнечная, такая,
что я подохну от передоза.
Свобода - автомагистраль,
проложенная между нами.
Она, как новый "порш" быстра,
не успеваешь даже глянуть
на пролетающих людей,
стремясь к тебе, спеша по кромке.
Свобода - пятая в коробке
переключенья скоростей.
Более снисходительно к фигуре поэта-художника относилась М.Цветаева, считавшая, в частности, что Маяковский появлялся в желтой кофте и устраивал публичные акции, когда ему нужны были деньги; в остальное же время поэт творил, как и положено художнику - в уединении и самоконцентрации.
По убеждению Блока, талант требует от художника отдачи себя целиком во власть поисков, одержимости, ответственности.
Кинорежиссер - единственная профессия, требующая универсального жизненного опыта и познаний в самых разных областях науки, культуры и технологии. Любой другой деятель культуры (художник, писатель, музыкант), не говоря уж об ученых-исследователях, техниках и бизнесменах, вынужден специализироваться, чтобы преуспеть: режиссер единственный из всех имеет привилегию быть гармонично развитым.
Греческое "метанойя" переводится не только как "покаяние", но и как "перемена мыслей", радикальное изменение всего мировосприятия и всего человека.
Большая часть жизни, говорил Бродский, уходит на то, чтобы научиться не сгибаться.
13 признаков дерьма в человеке:
1. Отсутствие цели и смысла жизни, равно как и стремления к их поиску.
2. Адаптивная социализация в обществе по облигатно-паразитической схеме.
3. Запущенное состояние дел, регулярное перекладывание ответственности за свои ошибки на психологически зависимых от него родственников.
4. Нестабильная ценностная ориентация: маниакальный фанатизм с сильной девиацией культового объекта, тупая невосприимчивость к общественным эталонам, сознательный выбор негативных стандартов. Незаметное замещение ядра личности взятой «временно, на прокат» деструктивно-похуистической ролевой моделью.
5. Психический инфантилизм, несоответствующие физическому возрасту игры и интересы, неспособность к взрослым отношениям разделенной ответственности, окружение себя несформированными малолетками, обмен индивидуальности и свободы на статус члена стаи.
6. Алкоголизм и гедонизм, тунеядство и мотовство.
7. Переоценка собственных сил, успехов и возможностей, хвастовство.
8. Творческая импотенция и интеллектуальная слабость, отсутствие как общей эрудиции и культуры, так и специальных знаний и навыков.
9. Неспособность к элементарному физическому труду, поддержанию порядка в доме и самообслуживанию.
10.Неразвитый эстетический вкус и отсутствие чувства меры
11.Самодовольная наглость и бравада, стремление делать все назло себе и окружающим, грубость, неопрятность, неприятный запах, голос и пр.
12.Вспыльчивость, агрессивность, вымещение злобы и комплексов на родных и любящих, склонность к садизму
13.Двойные стандарты во всем и вся, отсутствие общего кодекса чести, чувства стыда, неспособность к раскаянию и систематическая ложь
Для чтения классики нужно созерцательное настроение, а оно в наше время - роскошь. (Шеен Бекасов)
Люди и творцы уходят, на смену им приходят механики и машины. А механикам и удовольствия нужны не человеческие и творческие, а механические. Джон Фаулз, "Аристос"
Любое приятное переживание проституируется или может быть проституировано. Джон Фаулз, "Аристос"
Полководец после победы, поэт после поэмы - куда? - к женщине. Страсть - последняя возможность человеку высказаться, как небо - единственная возможность быть - буре.
Ничто не придает книге такого веса и достоинства, как приложение. Геродот
В непогоду я чувствую приятную успокоенность и комфорт, когда я работаю дома!!
Надо будет наклеить черные обои, - заметил он. В комнате мало чёрного цвета. Он съёжился в кресле. Руки, ноги, голова его напоминали органы, которые можно убирать внутрь.
Скрываться от опасности и преследования в мире любимых книг (в личной библиотеке).
«солнце заходит постепенно, а свеча гаснет сразу»
Смерть - последняя глава жизни
После смерти люди уходят намного дальше.
Зал № 6 - большая мыслетека,
Почти не посещается, хотя
Здесь пищи для ума невпроворот…
(из поэмы Мартинсона «Аниара»)
В коте уживается угроза и мудрость
Красивая, легко живущая, в отличие от волков и лисиц, собака вольна и сладострастна. Впрочем, именно она по майянским преданиям ведёт человека через преисподнюю, держа в зубах зажжённый факел.
ВОДА. Глубока, стремительна, она завораживает. Вода склонна принимать форму сосуда, её содержащего, утекать сквозь пальцы и замедлять движения идущего по ней.
ДОРОГА. Знак служения. Человек Дороги всегда ставит интересы других превыше своих собственных. Его богатство - это богатство общины, к которой он принадлежит. У ацтеков этот знак называется Трава - она предпочитает расти там, где почва благодатна, и не любит, когда её подстригают, хотя и терпит эту процедуру. В день Дороги нужно заботиться о других, быть милосердными, жить интересами коллектива.
ЯГУАР.Знак магов, сил ночи и потустороннего мира. Этот ловкий лесной хищник, охотящийся в темноте, является одним из главнейших в мифологии коренных народов Мексики. Именно он - Золотой Ягуар, пожирающий солнце на закате, хранитель тёмного времени суток. Люди, рождённые в день Ягуара, имеют все шансы получить богатство и власть, они же близко соприкасаются с миром Непознанного, черпая оттуда массу возможностей. Чем заняться в этот день? Магическими практиками, целительством, преумножением собственности. И будьте благодарными - неблагодарность в день Ягуара карается немалыми потерями.
“Почему именно свеча?” - поинтересовался я. “Из-за пламени, из-за беззащитного огонька... - отвечал Тарковский. - Вспомните православные церковные свечи, их трепет... Некая истончённая субстанция, некий дух, скажем, дух огня... Пламя свечи, - продолжал Андрей, - знаете, тоненькое такое, робкое, совсем не сильное пламя, и ладонью взрослого сильного мужчины вы это пламя прикрываете. И вот идёте вы, стараясь не поскользнуться и не оступиться, и единственное, в чём сосредоточились все ваши желания: чтобы только спасти этот слабенький огонёк, не дать ему затухнуть...”
Единственный смысл жизни и цивилизации - сохранение огня. Сохраняя огонь, сохраняешь жизнь. И всё слилось воедино. Огня нет в деньгах, власти, рыночных идеалах, всё это -философия смерти. А сегодня, как никогда, важно сохранить огонь человеческих отношений. Огонь, свет - лишь в творчестве, душе.
Три башни эльфов, возраста которых никто не помнит, до сих пор видны с Башенных Холмов за Западными Болотами. Они далеко видны в сиянии луны, самая высокая из них - дальше всех. Она возвышается одиноко на зеленой насыпи. Хоббиты западного Удела утверждают, что с вершины этой башни можно увидеть море: но неизвестен ни один хоббит, когда-либо взбиравшийся на нее.
Краткая история его изложена на мемориальной доске, прибитой у упомянутых ворот. В 1831 году, когда нижняя часть Манхэттена, так называемый Даунтаун, активно застраивалась, некоему Самуэлу Б.Рагглзу пришла в голову идея нарезать земельные участки вокруг Грамерси-парка и распродать их так, чтобы покупатели стали совместными владельцами этого зеленого уголка. Мысль оказалась счастливой, потому что благодаря ее реализации вокруг парка быстро выросли особняки один нарядней другого. Архитекторы словно вели творческий спор друг с другом, строя здания в викторианском и готическом стиле, в традициях греческого и итальянского возрождения. Сегодня -- это островок элегантной красоты Европы XIX века посреди кварталов достаточно однообразных каменных громадин. Чисто американских.
выставке декоративного искусства в Париже, 1925). В них четко воплотились сформулированные Корбюзье «пять отправных точек новой архитектуры» (здание на столбах-опорах, плоская крыша-сад, свободная внутренняя планировка, ленточное окно, фасадная стена, освобожденная от несущих функций).
Став сенсациями авангардной моды, «дома-манифесты» остро, подчас на грани иронии выразили динамику новых ритмов жизни, их резкий контраст с привычной традицией, заложив в то же время основы важнейших строительно-технологических новшеств (в области остекления, каркаса, облицовки, инженерных коммуникаций - все это тщательно разрабатывалось самим Корбюзье).
Большие города приятны тем, что в них можно потеряться, раствориться, как истина в вине, железо в крови, индийская специя в ядовитом бульоне, кадр в фильме Тарковского, силуэт в морозном узоре витража, сюжет в китайской книге перемен, сигаретный дым в легких, неверный голос в детском хоре, выверенное словечко в неспешном разговоре в одном из ночных кафешек. В большие города приятно приезжать, неспешно по ним гулять, неожиданно уезжать. Город - чудесная интерпретация одинокого человека.
Уединение нужно искать в больших городах (Рене Декарт, фр. математик, философ, физик)
В городе рано утром все выходят из домов, убирают улицы… Стоят туман. И лишь когда туман рассеивается, люди начинают узнавать друг друга… Из тумана приходит тот, по ком скучаешь…
А потом - в призрачный, сухой и белый Дамаск, один из самых таинственных городов Земли. Без времени, как во сне.
По дороге в Дамаск неземная тишь, время пошло на слом.
Все, что ты знал; все, чего ты хотел - все здесь кажется сном.
Последние слова альбома -
Лишь далекий звук одинокой трубы, тот самый, что мучил тебя -
Я сказал тебе все, что хотел. До встречи - когда ты придешь в себя.
Прийти бы в себя.
Он поднял взгляд и, ступив с пандуса на ровную землю, споткнулся и чуть не упал. В этот момент -- промежуток между началом шага и его завершением -- он подумал о смерти; а завершив шаг, он стоял уже на новой земле.
Вокруг него был просторный, серый вечер. Голубые огни, расплывавшиеся в дымке, горели далеко, на другом конце лежавшего в тумане космодрома. Воздух у него на лице, и руках, в ноздрях, в горле, в легких был прохладен, влажен, полон разных ароматов, ласков. Это был воздух мира, из которого пришел его народ. Это был воздух родины.
Документальный фильм о жителях вымирающей деревни. Они рассказывают забавные истории из своей жизни. Они и остались такими же молодыми, любящими, - последними осколками утерянного навсегда мира.
Ни горе стоял дом - с трубой и с крыльцом, с печной для коти, с шестком для петуха, с хлевом для коровы, с конурой для собаки и с новыми тесовыми воротами.
Вечером из трубы пошел дым, на крыльцо вышла бабка, на печки влез кот, на шесток взгромоздился петух, в хлеву захрустела сеном корова, у конуры уселась собака - и все стали ждать ночи.
Пришел в незнакомый дом ночью … Только лампа… Утром я осторожно осматривал дом.
Negotium Perambulans», в котором ужасное чудовище с древней церковной доски исполняет акт таинственного мщения одинокой деревушке на Корнуоллском побережье; и «Рог ужасов», который зовет страшного недочеловека, обитающего на недоступных альпийских вершинах.
Например, "кровавые башни" Тлёна ("Тлён, Укбар, Orbis Tertius", 1940), в отличие от идущих с ними в паре
прозрачных тиграх, хотя и могут быть истолкованы, как башни из крови, но одновременно означают и те привычные средневековые башни, в которых некие существа пускали кровь себе подобным
«Машина птиц» - скрежещет проволока, как будто ее вращают внутри трубы, с заводным свистом птицы вскидывают одну за другой глиняные головы с грузилами языков и роняют вновь, фыркает в быстром вращении пропеллер - бабочка.
«Восточная архитектура» - медленно, однообразно плывут вверх, вниз акварельно растекающиеся по архитектурным формам звуки. Бесконечно наполняются формы неумолчным, неотвратимым движением. В неостановимом потоке миража плывет сквозь акварельный кристалл заунывный хрипловатый голос арабского погонщика.
Герой одного из лучших рассказов - "Строители моста" - благонравный английский инженер вместе со своим прорабом-индусом нажирается опиума во время бури и, едва не потонув, видит пантеон индуистских божеств. Божества обсуждают, - завалить построенный инженером мост через Ганг или погодить еще. Безнадежные колониальные ночи, жара, безумие, - свои среди чужих. Ночные кошмары Империи, над которой никогда не заходило солнце.
А.: Притча:
Один человек остановился на ночь в безлюдном городе. Он зашел в первый дом и уснул. С утра на столе была еда и записка: "Отсюда нет выхода". По дороге, ведущей через все селение, человек дошел до следующего дома. Открыв дверь и увидев внутри свои вещи и остатки еды, он понял, что оказался там же, где и ночевал. На следующий день история повторилась.
Какую бы дверь он ни открывал, какой бы порог не переступал, всегда приходил в один и тот же дом. Однажды утром на столе лежал способ разрушить город. Человек вышел на дорогу и с упоением слушал, как за спиной падают стены. Вокруг все сотрясалось и дома равнялись с землей один за другим. Он оглянулся на пыльные развалины, бросил монетку и скрылся за горизонтом.
Получив (и едва не потеряв при этом жизнь) сверхдревний манускрипт из глубин города, погребённого в пустыне, вместо древних рун я увидел буквы знакомого мне алфавита, которые легко складывались в английские слова и фразы, написанные - вне всякого сомнения - моим же собственным почерком.
Зимняя свадьба
Я вышла замуж в январе.
Толпились гости во дворе,
И долго колокол гудел
В той церкви на горе.
От алтаря, из-под венца,
Видна дорога в два конца.
Я посылаю взгляд свой вдаль,
И не вернуть гонца.
Церковный колокол гудит.
Жених мой на меня глядит.
И столько свеч для нас двоих!
И я считаю их.
ВСЕ ЧУЖДО В ДОМЕ...
Все чуждо в доме новому жильцу.
Поспешный взгляд скользит по всем предметам,
чьи тени так пришельцу не к лицу,
что сами слишком мучаются этим.
Но дом не хочет больше пустовать.
И, как бы за нехваткой той отваги,
замок, не в состояньи узнавать,
один сопротивляется во мраке.
Да, сходства нет меж нынешним и тем,
кто внес сюда шкафы и стол и думал,
что больше не покинет этих стен,
но должен был уйти; ушел и умер.
Ничем уж их нельзя соединить:
чертой лица, характером, надломом.
Но между ними существует нить,
обычно именуемая домом.
1962
Враг отступает. Жидкий свет зари,
чуть занимаясь на Востоке мира,
вползает в окна, норовя взглянуть
на то, что совершается внутри,
и, натыкаясь на остатки пира,
колеблется. Но продолжает путь.
Я ОБНЯЛ ЭТИ ПЛЕЧИ...
Я обнял эти плечи и взглянул
на то, что оказалось за спиною,
и увидал, что выдвинутый стул
сливался с освещенною стеною.
Был в лампочке повышенный накал,
невыгодный для мебели истертой,
и потому диван в углу сверкал
коричневою кожей, словно желтой.
Стол пустовал, поблескивал паркет,
темнела печка, в раме запыленной
застыл пейзаж, и лишь один буфет
казался мне тогда одушевленным.
Но мотылек по комнате кружил,
и он мой взгляд с недвижимости сдвинул.
И если призрак здесь когда-то жил,
то он покинул этот дом. Покинул.
1962
она встала и закурила, она вся дрожала
она ходила туда-сюда, дикая и безумная. у нее
было маленькое тело. тонкие руки, очень тонкие, и когда
она закричала и набросилась на меня, я схватил ее за
запястья и посмотрел ей в глаза: ненависть
уходящая в глубь столетий. я был вероломный, бессовестный
и больной. все чему я учился было утрачено.
я был самый подлый на свете и все мои
стихи
были фальшивы.
хорошо
когда тебя везет
на красном "порше"
женщина
что приносит продукты, кладет их в твой холодильник
и на кухню:
вишни, груши, салат, сельдерей
зеленый лук, репчатый лук
яйца, сдобы, красный перец, сахарный песок
итальянские приправы, ореган
белый винный уксус, оливковое масло из Помпеи
и красную редиску.
в общем-то
создала лучший из миров.
она победила.
Франс, это я для тебя
написал.
Наш Таня громко кричит,
Понизился в речку мячик.
Более тихий, Танечка, не плачь,
Не утонет в речке шар.
___
Кто красивее
Детей в три, пять и семь лет?
Только их мамы.
___
Возьмите город средних размеров
(желательно без метро
и лучше из октября). Налейте
доверху воздух сырой.
Обжарив листья, добавьте деревья
и кубиками - дома.
На улицы поселите по вкусу
людей/воробьев/собак.
Немного мусора, скуки и нервов
бросьте. И холод включив,
мешайте шумовкой ветра. Пену
с неба не стоит снимать!
Чуть позже в прозрачный бульон засыпайте
снег в хлопьях (или крупой).
И если все правильно, то через месяц
будет готова зима.
я хочу осени
я хочу дождя
чтоб деревья бросили
листьями в меня
чтобы город вымокший
тихо тихо спал
будто он вымышлен
будто он пропал
ни жары ни холода
просто ночь и все
суету города
ветер унесет
чтоб из снов
разрозненных
он унес тебя
я хочу осени
я хочу дождя
"Что есть человек?"
- спросил Ученик.
Архитектор взял карандаш:
"Сначала рисуем
овал живота,
и узкую щель
- для кричащего рта,
и кости-штрихи
- чуть поболее ста..."
МОГИЛА ДОН КИХОТА
Он умер. Дон Кихот, и никогда
он не придет смешным своим мечом
вершить на этом свете справедливость.
Остались господами господа.
Остались пастухами пастухи,
и дураки остались дураками.
Зачем ты жил на свете, Дон Кихот?
СТАРИК ЗИМНЕЙ НОЧЬЮ
Тьма на него таращилась угрюмо
Сквозь звезды изморози на стекле --
Примета нежилых, холодных комнат.
Кто там стоял снаружи -- разглядеть
Мешала лампа возле глаз. Припомнить,
Что привело его сюда, в потемки
Скрипучей комнаты, -- мешала старость.
Он долго думал, стоя среди бочек.
Потом, нарочно тяжело ступая,
Чтоб напугать подвал на всякий случай,
Он вышел на крыльцо -- и напугал
Глухую полночь: ей привычны были
И сучьев треск, и громкий скрип деревьев,
Но не полена стук по гулким доскам.
...Он светом был для одного себя,
Когда сидел, перебирая в мыслях
Бог знает что, -- и меркнул тихий свет.
Он поручил луне -- усталой, дряхлой,
А все же подходящей, как никто,
Для этого задания стеречь
Сосульки вдоль стены, сугроб на крыше:
И задремал. Полено, ворохнувшись
В печи, его встревожило: он вздрогнул
И тяжело вздохнул, но не проснулся.
Старик не может отвечать один
За все: и дом, и ферму, и округу.
Но если больше некому, -- вот так
Он стережет их долгой зимней ночью.
И думам их дано бродить в цветах,
Их голосам дано сливаться в такт,
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться со вздохом на устах
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрестках мирозданья...
На коленкоровом зеленом фоне
Оборванное спало сущетсво
(Как молния мелькнуло - «Калигари»!
Сквозь кожу зелень явственно сквозила,
Кривились губы горько и престуепно,
Ко лбу прилипли русыые колечки,
И билась вена на сухом виске.
Я с ожиданием и отвращеньем
Смотрел, смотрел, не отрывая глаз…
А рыба бьет тихонько о стекло…
И легкий треск и синий звон слилися…
Американское пальто и галстук…
И кепка цветом нежной rose champagne.
Открой, открой зеленые глаза!
Мне всё равно, каким тебя послала
Ко мне назад зеленая страна!
Я - смертный брат твой.
Шекспир ещё тобою не дочитан,
И радугой расходятся слова.
…
А рыба бьет, и бьет, и бьет, и бьет.
И то не плохо. И потом я верю,
Что лед разбить возможно для форели,
Когда она упорна. Вот и все.
з У. X. Одена
Stop all the clocks, cut off the telephone.
W. H. Auden
Часы останови, забудь про телефон
И бобику дай кость, чтобы не тявкал он.
Накрой чехлом рояль; под барабана дробь
И всхлипыванья пусть теперь выносят гроб.
Пускай аэроплан, свой объясняя вой,
Начертит в небесах "Он мертв" над головой,
И лебедь в бабочку из крепа спрячет грусть,
Регулировщики -- в перчатках черных пусть.
Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,
Мой шестидневный труд, мой выходной восторг,
Слова и их мотив, местоимений сплав.
Любви, считал я, нет конца. Я был не прав.
Созвездья погаси и больше не смотри
Вверх. Упакуй луну и солнце разбери,
Слей в чашку океан, лес чисто подмети.
Отныне ничего в них больше не найти.
Войди!
Подошел я к лесу, там дрозд
Пел - да как!
Если в поле был еще сумрак,
В лесу был мрак.
Мрак такой, что пичуге
В нем не суметь
Половчей усесться на ветке,
Хоть может петь.
Последний закатный луч
Погас, когда
Песнь зажег надолго
В груди дрозда.
Я слушал. В колонном мраке
Дрозд не иссяк,
Он словно просит войти
В скорбь и мрак.
Я вышел вечером к звездам,
В лесной провал.
Не войду, даже если бы звали, -
А никто не звал.
ты - допингом сладким, ты - джойнтом жженым,
раздвоенным шприцем стального жала...
я разрываюсь на две тяжелых
чумных половины земного шара.
ломается тело в молекулярно-
бесстыдную массу, в труху инстинктов.
пусть две этих девки со мною лягут,
ведь ты мне заранее все простила.
я буду любить их, двойняшек-кошек,
вываливать нежность тяжелым студнем,
трещать под ними уставшей кожей...
окно белесо. они уснули.
и я, наркоманка, в зрачок толкаю
твою фотографию (больно, остро)
ты очень солнечная, такая,
что я подохну от передоза.
Свобода - автомагистраль,
проложенная между нами.
Она, как новый "порш" быстра,
не успеваешь даже глянуть
на пролетающих людей,
стремясь к тебе, спеша по кромке.
Свобода - пятая в коробке
переключенья скоростей.
Более снисходительно к фигуре поэта-художника относилась М.Цветаева, считавшая, в частности, что Маяковский появлялся в желтой кофте и устраивал публичные акции, когда ему нужны были деньги; в остальное же время поэт творил, как и положено художнику - в уединении и самоконцентрации.
По убеждению Блока, талант требует от художника отдачи себя целиком во власть поисков, одержимости, ответственности.
Кинорежиссер - единственная профессия, требующая универсального жизненного опыта и познаний в самых разных областях науки, культуры и технологии. Любой другой деятель культуры (художник, писатель, музыкант), не говоря уж об ученых-исследователях, техниках и бизнесменах, вынужден специализироваться, чтобы преуспеть: режиссер единственный из всех имеет привилегию быть гармонично развитым.
Греческое "метанойя" переводится не только как "покаяние", но и как "перемена мыслей", радикальное изменение всего мировосприятия и всего человека.
Большая часть жизни, говорил Бродский, уходит на то, чтобы научиться не сгибаться.
13 признаков дерьма в человеке:
1. Отсутствие цели и смысла жизни, равно как и стремления к их поиску.
2. Адаптивная социализация в обществе по облигатно-паразитической схеме.
3. Запущенное состояние дел, регулярное перекладывание ответственности за свои ошибки на психологически зависимых от него родственников.
4. Нестабильная ценностная ориентация: маниакальный фанатизм с сильной девиацией культового объекта, тупая невосприимчивость к общественным эталонам, сознательный выбор негативных стандартов. Незаметное замещение ядра личности взятой «временно, на прокат» деструктивно-похуистической ролевой моделью.
5. Психический инфантилизм, несоответствующие физическому возрасту игры и интересы, неспособность к взрослым отношениям разделенной ответственности, окружение себя несформированными малолетками, обмен индивидуальности и свободы на статус члена стаи.
6. Алкоголизм и гедонизм, тунеядство и мотовство.
7. Переоценка собственных сил, успехов и возможностей, хвастовство.
8. Творческая импотенция и интеллектуальная слабость, отсутствие как общей эрудиции и культуры, так и специальных знаний и навыков.
9. Неспособность к элементарному физическому труду, поддержанию порядка в доме и самообслуживанию.
10.Неразвитый эстетический вкус и отсутствие чувства меры
11.Самодовольная наглость и бравада, стремление делать все назло себе и окружающим, грубость, неопрятность, неприятный запах, голос и пр.
12.Вспыльчивость, агрессивность, вымещение злобы и комплексов на родных и любящих, склонность к садизму
13.Двойные стандарты во всем и вся, отсутствие общего кодекса чести, чувства стыда, неспособность к раскаянию и систематическая ложь