Освободительная миссия Красной Армии в 1944-1945 гг. (11)
На границе с Германией
Важной и знаковой стала публикация 9 февраля 1945 г. в газете «Красная звезда» редакционной статьи «Наше мщение»: «Много горя и страданий принесла советскому народу гитлеровская Германия…“Око - за око, зуб - за зуб”, - говорили наши деды, многократно колотившие немецких захватчиков. Наша месть - не слепа, наш гнев не безрассуден. … Мстить врагу так, чтобы при этом еще больше укрепилась мощь Красной Армии, мощь советского государства - вот девиз нашего воина. По‑настоящему мстить врагу - это значит беспощадно уничтожать его войска и все те силы, которые пытаются сопротивляться нашему победоносному наступлению; уничтожать и захватывать его боевую технику, лишать его всех средств, которыми он ведет войну».
Оригинал взят у sodaz_ot в 2.3. Советские войска в Германии: психология и идеология победителей
2.3. Советские войска в Германии:
психология и идеология победителей
С самого начала Великая Отечественная война приобрела характер смертельной схватки за выживание, причем не только существовавшей системы и государства, но и населявших огромные пространства СССР народов. Она действительно стала Отечественной и национально-освободительной. И образ врага-фашиста также все сильнее принимал национальную окраску, превращаясь в массовом сознании в образ врага-немца. Разделение врага на «фашистов» и «немцев» по инерции продолжало существовать в начале войны, но по мере нарастания ее ожесточенности эти понятия в сознании народа все более сливались.
На протяжении Великой Отечественной войны тема возмездия была одной из центральных в агитации и пропаганде, а также в мыслях и чувствах советских людей. Ненависть к беспощадному врагу мобилизовывала советских воинов на бескомпромиссную борьбу с врагом, укрепляла воинский дух, мужество и стойкость солдат в самых тяжелых условиях отступлений и временных поражений. Но и сам ход войны, в результате которого огромные территории страны оказались под пятой врага, зверства оккупантов в отношении сограждан, лучше любых агитаторов-пропагандистов рождали чувство ненависти и желание справедливого отмщения, прежде всего немецким захватчикам.
Если в Первую мировую представление о противнике прошло путь от образа «врага-зверя» к образу «врага-человека», то теперь все было наоборот: недавние «братья по классу» превратились в «бешеных псов», которых нужно убивать. Такой образ врага куда больше соответствовал реалиям военного времени. Главными лозунгами войны на начальных этапах в отношении врага были «Смерть немецким оккупантам!», а также «Раздавить фашистское чудовище!», «Смерть фашистской гадине!», «Уничтожай фашистов на суше и на море», «Сынок, отомсти!» и даже «Убей фашиста-изувера!». И в самые трудные дни власть от лозунгов интернационализма совершенно справедливо перешла к лозунгу (брошенному писателем Ильей Эренбургом) «Убей немца!», ибо речь шла о жизни и смерти своей страны и своего народа.
Задолго до того, как армия приблизилась к вражеской границе, проходя по истерзанной оккупантами родной земле, видя замученных женщин и детей, сожженные и разрушенные города и деревни, советские бойцы клялись отомстить захватчикам сторицей и часто думали о том времени, когда вступят на территорию врага. И когда это произошло, были - не могли не быть! - психологические срывы, особенно среди тех, кто потерял свои семьи, убитые оккупантами.
Однако на заключительном этапе войны, после выхода нашей армии за государственную границу СССР, когда победа становилась очевидной, а впереди стояли задачи управления поверженной Германией, у советского правительства появились соображения иного рода. Поэтому известная политическая оценка «гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остается», данная в Приказе № 55 Наркома обороны еще 23 февраля 1942 г., была активно взята на вооружение пропагандой и имела немалое значение для формирования новой (а в сущности, реанимированной старой, довоенной) психологической установки советских людей в отношении противника (89). Вступая на немецкую территорию, требовалось переломить антинемецкие настроения в армии, установки на месть врагу вновь заменить на идеи интернационализма, подчеркивая высокую Освободительную миссию Красной Армии. И власть в начале 1945 г. осуществила ряд специальных акций, направленных на изменение отношения войск к населению Германии.
В январе-феврале 1945 г. советские войска развернули Висло-Одерскую и Восточно-Прусскую наступательные операции и вступили на немецкую землю. «Вот она, проклятая Германия!» - написал на одном из самодельных щитов около сгоревшего дома русский солдат, первым перешедший границу (90). День, которого так долго ждали, наступил. И на каждом шагу встречались советским воинам вещи с нашими фабричными клеймами, награбленные гитлеровцами; освобожденные из неволи соотечественники рассказывали об ужасах и издевательствах, которые испытали в немецком рабстве. Немецкие обыватели, которые поддержали Гитлера и приветствовали войну, беззастенчиво пользовались плодами грабежа других народов, не ожидали, что война вернется туда, откуда она началась - на территорию Германии. И теперь эти «гражданские» немцы, испуганные и заискивающие, с белыми повязками на рукавах, боялись смотреть в глаза, ожидая расплаты за все, что совершила их армия на чужой земле.
Жажда мести врагу «в его собственном логове» была одним из доминирующих настроений в войсках, тем более, что оно долго и целенаправленно подпитывалось официальной пропагандой. Еще накануне наступления в боевых частях проводились митинги и собрания на тему «Как я буду мстить немецким захватчикам», «Мой личный счет мести врагу», где вершиной правосудия провозглашался принцип «Око за око, зуб за зуб!».
Поэтому резоны советского правительства, диктовавшиеся как необходимостью «достойно и цивилизованно» выглядеть в глазах союзников, так и планами на послевоенное устройство в Европе, стремление реанимировать довоенную психологическую установку советских людей в отношении противника, призывы смотреть на поверженного врага с позиций интернационализма и великодушия, с трудом находили понимание в армейской среде (91). Одно дело умом понимать, и совсем другое - стать выше своего горя и ненависти, не дать волю слепой жажде мести. Последовавшие в начале 1945 г. разъяснения политотделов о том, «как следует себя вести» на территории Германии, явились для многих неожиданностью и часто отвергались.
Вот как вспоминал об этом писатель-фронтовик Давид Самойлов: «Лозунг “Убей немца!” решал старинный вопрос методом царя Ирода. И все годы войны не вызывал сомнений. “Разъяснение” 14 апреля (статья Александрова, тогдашнего руководителя нашей пропаганды, где критиковалась позиция Ильи Эренбурга - “Убей немца!” - и по-новому трактовался вопрос об ответственности немецкой нации за войну) и особенно слова Сталина о Гитлере и народе как бы отменяли предыдущий взгляд. Армия, однако, понимала политическую подоплеку этих высказываний. Ее эмоциональное состояние и нравственные понятия не могли принять помилования и амнистии народу, который принес столько несчастий России» (92).
Закономерность ненависти к Германии со стороны вступавших на ее территорию советских войск понимали в то время и сами немцы. Вот что записал в своем дневнике 15 апреля 1945 г. о настроении берлинского населения 16-летний Дитер Борковский: «...В полдень мы отъехали в совершенно переполненном поезде городской электрички с Анхальтского вокзала. С нами в поезде было много женщин - беженцев из занятыми русскими восточных районов Берлина. Они тащили с собой все свое имущество: набитый рюкзак. Больше ничего. Ужас застыл на их лицах, злость и отчаяние наполняло людей! Еще никогда я не слышал таких ругательств... Тут кто-то заорал, перекрывая шум: “Тихо!” Мы увидели невзрачного грязного солдата, на форме два железных креста и золотой Немецкий крест. На рукаве у него была нашивка с четырьмя маленькими металлическими танками, что означало, что он подбил 4 танка в ближнем бою. “Я хочу вам кое-что сказать”, - кричал он, и в вагоне электрички наступила тишина. “Даже если вы не хотите слушать! Прекратите нытье! Мы должны выиграть эту войну, мы не должны терять мужества. Если победят другие - русские, поляки, французы, чехи - и хоть на один процент сделают с нашим народом то, что мы шесть лет подряд творили с ними, то через несколько недель не останется в живых ни одного немца. Это говорит вам тот, кто шесть лет сам был в оккупированных странах!” В поезде стало так тихо, что было бы слышно, как упала шпилька» (93). Этот солдат знал, о чем говорил.
Акты мести были неизбежны. И нужно было прилагать специальные усилия, чтобы не допустить их широкого распространения.
Негативные явления в армии-освободительнице могли нанести ощутимый урон престижу Советского Союза и его вооруженным силам, отрицательно повлиять на будущие взаимоотношениям со странами, через которые проходили наши войска.
Советскому командованию приходилось вновь и вновь обращать внимание на состояние дисциплины в войсках, вести с личным составом разъяснительные беседы, принимать особые директивы и издавать жесткие приказы. Советский Союз должен был показать народам Европы, что на их землю вступила не «орда азиатов», а армия цивилизованного государства. Поэтому чисто уголовные преступления в глазах руководства СССР приобретали политическую окраску. По личному указанию Сталина было устроено несколько показательных судебных процессов с вынесением смертных приговоров виновным, а органы НКВД регулярно информировали военное командование о своих мерах по борьбе с фактами разбоя в отношении мирного населения (94).
Руководство Советской Армии принимало суровые меры против насилий и бесчинств по отношению к немецкому населению, объявляя такого рода действия преступными и недопустимыми, а виновных в них лиц предавая суду военного трибунала вплоть до расстрела. Так, выйдя на земли Восточной Пруссии, 21 января 1945 г. командующий 2-м Белорусским фронтом маршал К. К. Рокоссовский издал приказ № 006, призванный «направить чувство ненависти людей на истребление врага на поле боя», карающий за мародерство, насилия, грабежи, бессмысленные поджоги и разрушения. Отмечалась опасность такого рода явлений для морального духа и боеспособности армии. 27 января такой же приказ издал Командующий 1-м Украинским фронтом маршал И.С. Конев. 29 января во всех батальонах 1-го Белорусского Фронта был зачитан приказ маршала Г.К. Жукова, который запрещал красноармейцам «притеснять немецкое население, грабить квартиры и сжигать дома».
Важной и знаковой стала публикация 9 февраля 1945 г. в газете «Красная звезда» редакционной статьи «Наше мщение», где расставлялись необходимые акценты и разъяснялась позиция советского руководства и военного командования в отношении Германии и немцев, проводилась мысль о том, что «наша месть - не слепа, наш гнев не безрассуден», а формула «око - за око, зуб - за зуб» не должна пониматься буквально, что настоящая месть врагу - это уничтожение его боевой силы, а не бессмысленное разрушение материальных объектов или сведение счетов с гражданским населением, что необходимо строжайшее соблюдение воинского порядка и дисциплины. Не случайно 20 февраля 1945 г. Военный прокурор 1-го Белорусского фронта генерал-майор юстиции Л.Яченин, разъясняя своим подчиненным «ряд вопросов, связанных с нашим пребыванием на территории Германии», подчеркивал, что «военным прокурорам армий необходимо принять меры к тому, чтобы весь оперативный состав изучил передовую статью газеты “Красная Звезда” от 9 февраля 1945 г. под заголовком “Наше мщение” и чтобы в своей массово-правовой работе они исходили из установок этой статьи».
Статья гласила: «Много горя и страданий принесла советскому народу гитлеровская Германия. Мы помним тихое летнее утро 22 июня 1941 года, когда над нашей мирной землей внезапно грянул гром немецких пушек, сея смерть и разрушения. Мы помним, как хладнокровно немецкие летчики расстреливали с бреющего полета толпы женщин и детей на шоссе и большаках. Мы помним тысячи дотла сожженных сел, сотни до основания разрушенных советских городов. Мы помним виселицы и душегубки, Бабий Яр и Майданек. Мы помним бесчинства немцев в усадьбе Льва Толстого, разгромленный музей Чайковского, разграбленный Петродворец. Мы помним насильственный угон нашего населения на каторжные работы в проклятую неметчину. Мы помним длинные вереницы эшелонов, груженных кубанской пшеницей, черкасской говядиной, полтавским салом, винницким сахаром; эшелоны эти шли в Германию, а сотни тысяч советских граждан на оккупированной немцами территории умирали с голода.
Мы никогда не забудем этого и ни за что не простим врагу. Еще в ту пору, когда нам приходилось вести тяжелые оборонительные бои, наш народ поклялся жестоко отомстить фашистским захватчикам. Еще тогда мы провозгласили лозунг: Смерть немецким захватчикам! И мы свято выполняем эту свою клятву. Красная Армия не щадила, не щадит и впредь не будет щадить никого из гитлеровцев, оказывающих ей сопротивление.
Еще в мае 1942 года Верховный Главнокомандующий товарищ Сталин с удовлетворением отмечал, что “у нас исчезли благодушие и беспечность в отношении врага, которые имели место среди бойцов в первые месяцы отечественной войны. Зверства, грабежи и насилия, чинимые немецко‑фашистскими захватчиками над мирным населением и советскими военнопленными, излечили наших бойцов от этой болезни. Бойцы стали злее и беспощаднее. Они научились по‑настоящему ненавидеть немецко‑фашистских захватчиков. Они поняли, что нельзя победить врага, не научившись ненавидеть его всеми силами души”. Ненависть - дополнительное наше оружие в борьбе с немцами. И мы всегда заботились, заботимся и должны заботиться о том, чтобы это оружие не притуплялось ни на минуту. С ним мы прошли через все испытания войны. С ним мы придем и в немецкую столицу водружать знамя своей победы. А этот радостный для нас день уже не за горами…
Чтобы быстрее довершить разгром врага, надо обрушить на него всю нашу мощь, всю силу нашей воли к возмездию. Для поддержания в войсках лютой ненависти к гитлеровским извергам мы должны по‑прежнему использовать все средства агитации и пропаганды. Политорганы, политработники и партийные организации Красной Армии накопили в этом отношении богатейший опыт, и нужно, чтобы этот опыт везде нашел сейчас самое широкое применение.
“Око - за око, зуб - за зуб”, - говорили наши деды, многократно колотившие немецких захватчиков. То же говорим ныне и мы. Конечно, мы понимаем эту формулу совсем не так прямолинейно, как ее пытаются истолковать наши враги. Нельзя представить себе дела таким образом, что если, скажем, фашистские двуногие звери позволяли себе публично насиловать наших женщин или занимались мародерством, то и мы в отместку им должны делать то же самое. Этого никогда не бывало и быть не может. Наш боец никогда не допустит ничего подобного, хотя руководствоваться здесь он будет отнюдь не жалостью, а только чувством собственного достоинства.
Высокоразвитое чувство собственного достоинства всегда отличало русского воина. Во все времена он понимал, а теперь понимает во сто крат лучше, что всякое нарушение воинского порядка ослабляет армию‑победительницу. Всякая даже самая незначительная поблажка в этом отношении ведет к неизбежному падению дисциплины. А за дисциплину в своих войсках мы, как известно, всегда держались очень крепко.
Еще на заре ранней юности Красной Армии ее создатели и вдохновители Ленин и Сталин неоднократно подчеркивали, что один из источников ее силы - в сознательной и незыблемой дисциплине. Еще с тех дней мы твердо усвоили, что без дисциплины нет армии. И, конечно, никто из нас не посмеет забыть этого сейчас, накануне близкой и окончательной победы над нашим лютым врагом - гитлеровской Германией. Наоборот, сейчас каждый наш воин должен предъявить к себе и своим подчиненным самые повышенные требования в отношении дисциплины. Чем крепче будет у нас дисциплина, тем, между прочим, значительнее будет и сила нашей мести ненавистному врагу.
Наша месть - не слепа, наш гнев не безрассуден. В припадке слепой мести и безрассудного гнева можно, скажем, без нужды разрушить заводское сооружение, привести в негодность станки на уже отбитом у противника предприятии. Мы этого не делаем и не должны делать. От такого рода мести враг только выигрывал бы. Он ведь и сам стремится разрушить то, что вынужден оставить на территории, занимаемой нашими войсками.
Мстя гитлеровцам, мы, наоборот, должны стремиться к тому, чтобы уберечь от разрушения и пожаров возможно большее число промышленных предприятий и материальных ценностей врага. Завод, который еще вчера выпускал самолеты или снаряды для немецкой армии, завтра, а если есть возможность, уже и сегодня, должен начать работу на нас, на нашу армию. Все материальные ценности, которые нам удается отбить у противника, становятся нашими государственными ценностями. Не следует забывать, что значительная часть этих ценностей была награблена немцами у нас.
Мстить врагу так, чтобы при этом еще больше укрепилась мощь Красной Армии, мощь советского государства - вот девиз нашего воина. По‑настоящему мстить врагу - это значит беспощадно уничтожать его войска и все те силы, которые пытаются сопротивляться нашему победоносному наступлению; уничтожать и захватывать его боевую технику, лишать его всех средств, которыми он ведет войну. По‑настоящему мстить врагу - это значит железной рукой сметать все преграды на пути к нашей близкой и окончательной победе над Германией. Только тогда немецкие завоеватели сполна заплатят нам за все неисчислимые бедствия, какие принесли они советскому народу.
Крепче удары по врагу, воины Красной Армии!» (95)
Но могла ли пропаганда и даже прямые указания военного командования радикально переломить доминирующий настрой по отношению к врагу, приносившему в течение трех лет неисчислимые страдания советскому народу, принесшему горе утрат близких почти в каждый дом?
14 апреля в газете «Правда» Начальник Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.Ф.Александров в статье «Товарищ Эренбург упрощает» выступил с критикой Ильи Эренбурга за антинемецкий характер его статей. 20 апреля 1945 г. была принята специальная директива Ставки Верховного Главнокомандования о поведении советских войск в Германии, требовавшая более гуманного отношения к немцам - военнопленным и гражданским (96). И хотя «предотвратить случаи насилия полностью не удалось, но его сумели сдержать, а затем и свести до минимума» (97).
На противоречие политических установок до и после вступления на вражескую территорию обращали внимание и сами политработники. Об этом свидетельствует выступление 6 февраля 1945 г. начальника Политуправления 2-го Белорусского фронта генерал-лейтенанта А.Д.Окорокова на совещании работников отдела агитации и пропаганды фронта и Главного политуправления РККА о морально-политическом состоянии советских войск на территории противника: «...Вопрос о ненависти к врагу. Настроение людей сейчас сводится к тому, что говорили, мол, одно, а теперь получается другое. Когда наши политработники стали разъяснять приказ № 006, то раздавались возгласы: не провокация ли это? В дивизии генерала Кустова при проведении бесед были такие отклики: “Вот это политработники! То нам говорили одно, а теперь другое!” Причем, надо прямо сказать, что неумные политработники стали рассматривать приказ № 006 как поворот в политике, как отказ от мести врагу. С этим надо повести решительную борьбу, разъяснив, что чувство ненависти является нашим священным чувством, что мы никогда не отказывались от мести, что речь идет не о повороте, а о том, чтобы правильно разъяснить вопрос. Конечно, наплыв чувств мести у наших людей огромный, и этот наплыв чувств привел наших бойцов в логово фашистского зверя и поведет дальше в Германию. Но нельзя отождествлять месть с пьянством, поджогами. Я сжег дом, а раненых помещать негде. Разве это месть? Я бессмысленно уничтожаю имущество. Это не есть выражение мести. Мы должны разъяснить, что все имущество, скот завоеваны кровью нашего народа, что все это мы должны вывезти к себе и за счет этого в какой-то мере укрепить экономику нашего государства, чтобы стать еще сильнее немцев. Солдату надо просто разъяснить, сказать ему просто, что мы завоевали это и должны обращаться с завоеванным по-хозяйски. Разъяснить, что если ты убьешь в тылу какую-то старуху-немку, то гибель Германии от этого не ускорится. Вот немецкий солдат - уничтожь его, а сдающегося в плен отведи в тыл. Направить чувство ненависти людей на истребление врага на поле боя. И наши люди понимают это. Один сказал, что мне стыдно за то, что я раньше думал - сожгу дом и этим буду мстить. Наши советские люди организованные и они поймут существо вопроса. Сейчас имеется постановление ГКО о том, чтобы всех трудоспособных немцев-мужчин от 17 до 55 лет мобилизовать в рабочие батальоны и с нашими офицерскими кадрами направлять на Украину и в Белоруссию на восстановительные работы. Когда мы по-настоящему воспитаем у бойца чувство ненависти к немцам, тогда боец на немку не полезет, ибо ему будет противно. Здесь нам нужно будет исправить недостатки, направить чувство ненависти к врагу по правильному руслу» (98).
И действительно, пришлось немало потрудиться для изменения сформировавшейся ходом самой войны и предшествующей политической работы установки армии на месть Германии. Пришлось опять разводить в сознании людей понятия «фашист» и «немец». «Политотделы ведут большую работу среди войск, объясняют, как надо вести себя с населением, отличая неисправимых врагов от честных людей, с которыми нам, наверное, еще придется много работать. Кто знает, может быть, еще придется им помогать восстанавливать все то, что разрушено войной, - писала весной 1945 г. работник штаба 1-й гвардейской танковой армии Е.С. Катукова. - Сказать по правде, многие наши бойцы с трудом принимают эту линию тактичного обращения с населением, особенно те, чьи семьи пострадали от гитлеровцев во время оккупации. Но дисциплина у нас строгая. Наверное, пройдут годы, и многое изменится. Будем, может быть, даже ездить в гости к немцам, чтобы посмотреть на нынешние поля боев. Но многое до этого должно перегореть и перекипеть в душе, слишком близко еще все то, что мы пережили от гитлеровцев, все эти ужасы» (99).
Разного рода «чрезвычайные происшествия и аморальные явления» в частях наступающей Красной армии тщательно фиксировались особыми отделами, военными прокурорами, политработниками, пресекались и строго наказывались. Впрочем, бесчинствовали в основном тыловики и обозники. Боевым частям было просто не до того - они воевали. Их ненависть выплескивалась на врага - вооруженного и сопротивляющегося. Вспоминая бои в Восточной Пруссии, Лев Копелев, бывший политработник, впоследствии писатель и диссидент, рассказывал: «Я не знаю статистики: сколько там было среди наших солдат негодяев, мародеров, насильников, не знаю. Я уверен, что они составляли ничтожное меньшинство. Однако именно они и произвели, так сказать, неизгладимое впечатление» (100). Следует отметить, что многие солдаты и офицеры сами решительно боролись с грабежами и насилиями. Их пресечению способствовали и суровые приговоры военных трибуналов (101). По данным военной прокуратуры, «в первые месяцы 1945 г. за совершенные бесчинства по отношению к местному населению было осуждено военными трибуналами 4148 офицеров и большое количество рядовых. Несколько показательных судебных процессов над военнослужащими завершились вынесением смертных приговоров виновным» (102).
В то же время, если мы обратимся к документам немецкой стороны, то увидим, что еще до начала войны против СССР было объявлено, что «в борьбе с большевизмом нельзя строить отношения с врагом на принципах гуманизма и международного права» (103), тем самым изначально допускались любые нарушения международного права в будущих отношениях германских войск к мирному населению и советским военнопленным. Как один из многочисленных примеров программных заявлений немецкого руководства процитируем Указ Гитлера как Верховного Главнокомандующего вермахта от 13 мая 1941 г. о военном судопроизводстве на войне с Советским Союзом: «За действия против вражеских гражданских лиц, совершенные военнослужащими вермахта и вольнонаемными, не будет обязательного преследования, даже если деяние является военным преступлением или проступком... Судья предписывает преследование деяний против местных жителей в военно-судебном порядке лишь тогда, когда речь идет о несоблюдении воинской дисциплины или возникновении угрозы безопасности войск» (104). Или вспомним знаменитую «Памятку немецкого солдата» (ставшую одним из документов обвинения на Нюрнбергском процессе), где звучали такие «гуманные» призывы: «Помни и выполняй: 1) ...Нет нервов, сердца, жалости - ты сделан из немецкого железа... 2) ...Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик... 3) ...Мы поставим на колени весь мир... Германец - абсолютный хозяин мира. Ты будешь решать судьбы Англии, России, Америки... уничтожай все живое, сопротивляющееся на твоем пути... Завтра перед тобой на коленях будет стоять весь мир» (105). В этом состояла политика фашистского руководства Германии по отношению к «расово неполноценным народам», к числу которых оно относило и славян.
В отношении немецкого населения или военнопленных советское руководство никогда не ставило перед своей армией такого рода задач. Все негативные проявления были стихийными и со всей строгостью пресекались советским командованием. И все же, как отмечал немецкий историк Рейнхард Рюруп, в терпящей поражение Германии «страх и ужас по отношению к советским войскам были распространены в значительно большей степени, чем в отношении англичан или американцев. Действительно, в первые дни прихода Красной Армии ее бойцами допускались значительные эксцессы, ограбления, насилие. Но публицист Э. Куби не ошибался, когда, оглядываясь назад, заявлял, что «советские солдаты могли бы вести себя и как “карающая небесная рать”, руководствуясь одной лишь ненавистью к немецкому населению. Многие немцы более или менее определенно знали, что именно произошло в Советском Союзе, и поэтому опасались мести или расплаты той же монетой. … Немецкий народ в действительности может считать себя счастливым - его не постигло правосудие» (106).
Советские войска вступили в Германию, чтобы «добить фашистского зверя в его собственном логове». Тем неожиданнее оказалось для них поведение «цивильных» немцев. «…Немецкая покорность нас ошеломила, - вспоминали фронтовики. - Ждали от немцев партизанской войны, диверсий. Но для этой нации порядок - “Орднунг” - превыше всего. Если ты победитель - то они “на задних лапках”, причем осознанно и не по принуждению. Вот такая психология…» (107).
Продолжая тему «немецкой покорности», следует привести еще несколько документов. В донесении зам. начальника Главного Политического управления Красной Армии Шикина в ЦК ВКП(б) Г.Ф.Александрову от 30 апреля 1945 г. об отношении гражданского населения Берлина к личному составу войск Красной Армии говорилось: «Как только наши части занимают тот или иной район города, жители начинают постепенно выходить на улицы, почти все они имеют на рукавах белые повязки. При встрече с нашими военнослужащими многие женщины поднимают руки вверх, плачут и трясутся от страха, но как только убеждаются в том, что бойцы и офицеры Красной Армии совсем не те, как им рисовала их фашистская пропаганда, этот страх быстро проходит, все больше и больше населения выходит на улицы и предлагает свои услуги, всячески стараясь подчеркнуть свое лояльное отношение к Красной Армии» (108).
Конечно, дошедшие до нас документы не могут охватить все многообразие взглядов, мыслей и чувств, возникли у советских людей, когда они перешли государственную границу СССР и двинулись на запад. Но и в них ясно видны и новые политические настроения, и отношение к ним советского руководства, и проблемы дисциплинарного характера, которые возникают перед любой армией, воюющей на чужой территории, и целый ряд нравственных и психологических проблем, с которыми пришлось столкнуться советским солдатам в победном 1945 году.
Вряд ли только политические директивы и грозные приказы могли остановить праведный гнев побеждавшей Советской Армии, который имел достаточно оснований вылиться в слепую месть поверженному врагу. И такие случаи, конечно же, были. Но они не превратились в систему. Причины этого достаточно точно определил Давид Самойлов: «Германия подверглась не только военному разгрому. Она была отдана на милость победного войска. И народ Германии мог бы пострадать еще больше, если бы не русский национальный характер - незлобливость, немстительность, чадолюбие, сердечность, отсутствие чувства превосходства, остатки религиозности и интернационалистического сознания в самой толще солдатской массы. Германию в 45-м году пощадил природный гуманизм русского солдата» (109).
Для подавляющего большинства советских воинов на этом этапе войны характерным стало преодоление естественных мстительных чувств и способность по-разному отнестись к врагу сопротивляющемуся и врагу поверженному, тем более к гражданскому населению. Преобладание ненависти, «ярости благородной», справедливой жажды отмщения вероломно напавшему, жестокому и сильному противнику на начальных этапах войны сменилось великодушием победителей на завершающем этапе и после ее окончания.
__________________________________________________________________
89. Сталин И. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М., 1952. С. 46.
90. Они сражались с фашизмом. М., 1988. С. 130-131.
91. Сталин И.В. Указ. соч. С. 46.
92. Самойлов Д. Люди одного варианта. (Из военных записок) // Аврора, 1990, № 2. С. 91.
93. Война Германии против Советского Союза 1941-1945. Документальная экспозиция города Берлина к 50-летию со дня нападения Германии на Советский Союз. Berlin, 1992. С. 255.
94. Семиряга М.И. Как мы управляли Германией. Политика и жизнь. М., 1995. С. 314-315.
95. Наше мщение // Красная звезда. 9 февраля 1945 г. № 33(6021). С. 1.
96. Русский Архив. Великая Отечественная. Т. 15(4-5). Битва за Берлин. М., 1995. С. 220; Великая Отечественная война. 1941-1945. Кн. 4. М., 1999. С. 18, 275; Семиряга М.И. Как мы управляли Германией. Политика и жизнь. М., 1995. С. 314-315.
97. Ржешевский О.А. Берлинская операция 1945 г.: дискуссия продолжается // Мир истории. 2002. № 4; Его же. «…Изменить отношение к немцам как к военнопленным, так и к гражданским» // Военно-исторический журнал. 2003. № 5. С. 31.
98. ЦАМО РФ. Ф. 372. Оп. 6570. Д. 78. Л. 30-32.
99. Жуков Ю. Солдатские думы. М., 1987. С. 337.
100. Огонек. 1989. № 36. С. 23.
101. Однако, по утверждению Л. Копелева, судили они не только за мародерство и насилие, но и за «буржуазный гуманизм» по отношению к побежденным. Его самого обвинили в «жалости к противнику», в результате он был осужден и десять лет провел в лагерях.
102. Ржешевский О.А. «…Изменить отношение к немцам…». С. 31.
103. См.: Указ Гитлера как Верховного Главнокомандующего вермахта от 13 мая 1941 г. о военном судопроизводстве на войне с Советским Союзом; Приказ верховного командования вермахта от 6 июня 1941 г. относительно обращения с политическими комиссарами Советской Армии // Война Германии против Советского Союза 1941-1945. С. 45-46; Памятка немецкого солдата // Рагинский М.Ю. Нюрнберг: перед судом истории. Воспоминания участника Нюрнбергского процесса. М., 1986. С. 5.
104. См.: Приказ верховного командования вермахта от 6 июня 1941 г. относительно обращения с политическими комиссарами Советской Армии // Война Германии против Советского Союза 1941-1945. Документальная экспозиция города Берлина к 50-летию со дня нападения Германии на Советский Союз. Berlin, 1992. С. 45.
105. См.: Рагинский М.Ю. Нюрнберг: перед судом истории. М., 1986. С. 5.
106. Рюруп Р. Немцы и война против Советского Союза // Свободная мысль. 1994. № 11. С. 80-81.
107. Из интервью Орлова Наума Ароновича на сайте «Я помню» // [Электронный ресурс:] h.tp://
www.iremember.ru/minometchiki/orlov-naum-aronovich/stranitsa-6.html
108. Российский государственный архив социально-политической истории (далее - РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 125. Д. 321. Л. 10-12.
109. Самойлов Д. Указ. соч. С. 93.
2.2. Советский воин - освободитель Европы: психология и поведение на завершающем этапе войны (I)