Время нас подождет. Глава 38.
«Я спешу!»
Плитку мы поставили на место. Потом взяли все вещи: Коля - свой рюкзак и пакет с книгами, я - рюкзак с нашей находкой и пенку с пледом, и двинулись в путь. Быстро миновав коридор, ведущий к башне, мы повозились, проползая через узкий проход, и оказались у шахты. Здесь мы сняли всю нашу ношу, опустили её на пол - стало совсем тесно, - и начали думать, кто полезет первый. Коля вызвался сразу, а мне очень не хотелось оставаться одному, но я решил не спорить и уступил. В конце концов - какая разница? Главное, благополучно выбраться отсюда и хоть немножко поспать.
Такое приключение мы себе устроили.
Наверное, не зря. И не наверное, а точно! Ведь мы нашли сокровище!
Кругом стояла подземная тишина. Коля едва слышно карабкался по шахте, предварительно попросив меня подсадить его повыше и обвязавшись стропой, и я мог следить за его продвижением по ускользающей точке налобного фонарика. Один раз раздался громкий шорох и Колькин испуганный вскрик - он не попал ногой на скобу. Но тут же громко успокоил меня:
- Нормально, нашёл.
Тогда я вынул из кармана свой фонарь и стал светить вверх.
Пока я ждал, когда он поднимется, у меня начали слипаться глаза. Вот не знаю почему: совсем не вовремя захотелось спать. Да так, что хоть падай и спи! Я и щипал себя за нос, и зевал, и встряхивал головой - не помогало ничего. Когда я уже совсем было задремал и, встряхнувшись, собрался достать пенку, чтобы хотя бы сесть на неё - сверху раздался Колькин голос:
- Я всё! Бросаю веревку, привязывай вещи!
Я вздрогнул, и мой сон куда-то улетучился.
Белый конец веревки запрыгал возле моего лица. Первым делом я привязал свой рюкзак с сундуком: просунул один конец стропы через ручку, застегнул фастекс и затянул по максимуму... Когда Коля его вытянул и снова бросил мне веревку - также закрепил пакет с учебниками, в которые запихал плед и свой фонарь. Потом - Колин рюкзак. Затем - пенку, обвязав её вокруг. И наконец, когда всё было поднято, и Коля спустил на веревке мне свой фонарик, - стал оборачивать стропу вокруг себя.
Поскольку стропа располагалась на уровне моих плеч - пришлось закрепить её на уровне груди, не затягивая до конца. Я был чуть повыше ростом, чем Коля, поэтому без труда справился сам. Потом пришлось, ухватившись за узлы, подтянуться на веревке, чтобы встать одной ногой на нижнюю скобу и другой - на ту, что была на противоположной стене. Затем, держась одной рукой за веревку, я чуть приспустил стропу, затянул её поплотнее и… полез.
Это оказалось ещё труднее, чем спускаться вниз.
Оттого ли, что я устал и хотел спать, или оттого, что я вспомнил об обещании Перца - руки меня плохо слушались, и подтягиваться вверх получалось с трудом. Вдобавок ко всему пальцы совсем окоченели от холода и еле шевелились. Но я карабкался. Потом больно ударился коленом о кирпич, из-за этого не поймал наверху скобу и повис на одной руке. Фонарик сполз и засветил куда-то вбок. Меня обдало холодом.
«Ну вот и всё…» - успел подумать я.
- Мишка, ты как? - тревожно крикнул Коля.
- Вишу… То есть висю… Тьфу!
- Я бросаю фонарь и тяну веревку!
Свет от его фонаря исчез, и через несколько секунд я почувствовал, как веревка натянулась. Свободной рукой ухватился за неё, отдышался.
«А ведь Колька карабкался наверх один… Держись, Михась, надо держаться. Кольке трудно тебя держать… А если ты свалишься… Нет, не надо!» - я собрался, нащупал ногой опору, потом отпустил веревку, поправил фонарь, посмотрел наверх, увидел скобу и ухватился за неё. Осторожно стал переставлять ноги…
Наконец я приноровился лезть. Теперь уже медленнее, внимательнее.
- Тебе посветить? - крикнул Коля.
- Не надо, нормально!
Тогда он так и остался держать веревку, подтягивая её с каждым моим шагом. Прошла целая вечность, прежде чем я, перевалившись через кирпичный край прохода, оказался на полу башни. Несколько минут я просто лежал и не шевелился, переживая минуты в шахте. Коля потрепал меня за плечо:
- Миш, вставай! Нельзя тут сидеть, почки отморозишь!
Я поднял голову и увидел его бледное испуганное лицо.
- Ты целый? - спросил он.
- Да… Спасибо тебе, Колька!
- Слава Богу! - выдохнул он. - Это ведь я тебя сюда затащил, я столько всего передумал, пока держал эту веревку!
- Почему ты-то? Я сам пришёл.
- Сперва-то я… Ладно, вставай, Миш, давай пенку подстелим!
Я встал, Коля закрыл шахту решеткой, и мы расстелили на полу пенку. На неё положили плед, улеглись сами, а его концов хватило, чтобы укрыться нам обоим. Правда, легли мы на бок, спиной к спине, не повернешься. Зато тепло. Под голову положили Колькин ранец, завели будильники на телефонах на семь часов, и уснули. Не знаю, как спал Колька, а я провалился в темноту, и никаких снов мне не снилось.
Утро пришло темное и холодное. Будильник, точнее будильники, зазвонили слишком рано, и мы с Колькой вскочили, ничего не понимая. Потом стали прыгать, пытаясь согреться… Потом наконец, взяв вещи, открыли задвижку и выбрались на свет.
Сумерки уходили, подгоняемые серым рассветом. На небе висели клочки облаков, в парке звенели птичьи голоса, пахло свежестью, морозом и, почему-то, арбузами. Вдалеке фыркали машины.
Коля вынул из рюкзака замок, защелкнул его на двери. Посмотрел на меня:
- Ну что, Миш, давай по-быстрому! Я скажу, что ты опоздаешь немного.
- А если спросят почему?
- Ну… объясню как-нибудь. В конце концов про башню можно не рассказывать, а про находку - почему бы и нет. Или скажу, что ты сам расскажешь, а ты придумывай пока.
- Ладно, не брехай там сильно. Коль, меня в школе жди, а то разминемся ещё, чего доброго, и оба получим! Я быстренько!
Легко сказать, быстренько! Пока я дошёл до храма, у меня отваливались обе руки и свистело в желудке. Оказалось, что храм откроется только в восемь, и я присел на лавочке, чтоб дождаться кого-нибудь, кто принял бы у меня находку.
Храм находился за парком, на территории больничного городка. Здесь же располагался и родильный дом, и больничный корпус, и поликлиника. А он, беленький, небольшой, поднимался над всеми этими зданиями, сияя золотым крестом даже в пасмурную погоду. Рядом с храмом была дорожка, которая тянулась вдоль главного корпуса, и несколько лавочек. Летом здесь, наверное, все зелёное, потому что вокруг было очень много деревьев; за деревьями шумела дорога.
Значит, думал я, встреча с Перцем откладывается на неопределенное время. Только ненадолго, но есть время передохнуть и подумать. Хорошо бы после уроков пойти домой большой компанией - тогда они вряд ли прискребутся. А сейчас хорошо бы по-быстрому добраться до школы: Перец, не найдя меня у башни, будет очень злым. А в гневе он страшен.
Шорох чьих-то шагов заставил меня отвлечься от раздумий, я поднял голову и увидел священника. Он шёл один, в черной длинной одежде, с серебряным крестом на груди, на плече у него висела большая кожаная сумка. Скользнув по мне взглядом, он приблизился к храму, поднялся по ступенькам и, вынув из кармана ключи, стал открывать дверь. Потом поднял голову и уже внимательно посмотрел на меня, я, не дожидаясь вопросов, поднялся с лавочки, захватив тяжеленный рюкзак.
- Здравствуйте! - поздоровался я, когда оказался рядом с ним.
- Здравствуй, - улыбнулся батюшка. Голос у него был звонким и молодым. - Ты сюда?
Я поспешно кивнул, рассматривая его. Впервые я стоял рядом со священником.
Он был худенький, с короткой стрижкой, короткой рыжей бородой и отзывчивыми светло-голубыми глазами. Я, как его глаза увидел - сразу успокоился и приготовился показать ему наши сокровища.
Батюшка жестом пригласил меня войти, я неумело перекрестился, и мы вошли в храм.
Светлый полумрак, просторно - оттого, что не было людей, тихо. Пахло воском, маслом, которое наливают в лампады, и ещё чем-то таким церковным и очень приятным. Блестели подсвечники возле икон, с которых смотрели на меня ангелы и святые. Гулко отозвались своды на наши шаги, а голоса показались мне такими громкими, что захотелось говорить шепотом.
- Ну давай, рассказывай, - вполголоса попросил меня батюшка.
- Я… это… можно потом расскажу? Пока только отдам. А то мне нужно в школу торопиться, - сбивчиво начал я, потом наклонившись к рюкзаку, стал вытаскивать оттуда сундук. - Мы с другом нашли… Пойдемте на лавочку, а то он тяжелый!
- Давай, - батюшка взял у меня сундук, подошёл к лавочке справа от входа, над которой на стене был изображен ангел с мечом. - Что там?
Я торопливо отогнул проволоку, открыл дверцу, приподнял тряпицы. Батюшка охнул. Потом, перекрестившись, бережно вынул икону, поцеловал её. Ласково и изумленно посмотрел на меня:
- Ого… Где вы её нашли?
- Я… можно потом расскажу? - я умоляюще посмотрел на него. - Честно! Я приду ещё к вам, и расскажу… Это не всё, там ещё Николай Чудотворец есть, и свечи, и книги две, и штука, чтобы кадить…
- Кадило? - подсказал батюшка.
- Ага, точно. И крест, как у вас. Вы посмотрите, там записка с датой, и больше ничего - тридцать седьмой год. Мы…я… мы решили с Колей вам отнести, вы же сбережете?
Батюшка молча кивнул, потом одной рукой придерживая икону, другой потрепал меня по голове:
- Спаси тебя Бог, сынок. Как тебя звать?
- Миша.
- Ну, Миша, беги с Богом, раз торопишься…
- Я приду потом! - снова горячо пообещал я и, взяв пустой рюкзак, собрался было уже идти, как вдруг поднял голову и встретился взглядом с Ангелом, у которого был меч: немного грустным, внимательным, сильным. Он словно предупреждал меня: «не делай глупостей!»
- А это кто? - я кивнул на икону.
- Архангел Михаил.
-Да? - меня обдало горячей волной, и я сам не заметил, как заулыбался во весь рот. - Ничего себе! Спасибо!
В дверях я оглянулся на батюшку, заметил, как он перекрестил меня. Вышел из храма и поспешно зашагал к школе.
Я вспомнил мамины письма. Она писала, что они с папой назвали меня в честь архангела Михаила. И про крещение так смешно рассказывала, что я ловил кисточку у батюшки… Входит, у меня была встреча с Богом, только очень давно.
Я остановился. Или все ещё не было?
Мама говорила тогда, что Христа я принимаю в свое сердце через причастие. А смогу ли я - принять Его в моё сердце? Она писала, что моё сердце - это та пещерка, в которой родился Христос. Юра говорил, что дом… И, думается мне, что они оба правы. Но дело даже не в этом. Как превратить свое сердце из пещерки в уютный дом?
Надо ещё прийти будет к этому батюшке - он добрый и совсем не страшный… Поговорить с ним.
Я вздохнул. Пока… я только обидел Бога… и ничего не сделал, чтобы примириться с Ним, разве что иконы вот принес, но это больше Колькина заслуга, а не моя…
Так что же делать? Как - примириться?
Я оглянулся на храм - его крест золотился среди деревьев: примет ли Бог меня, когда я приду?
И простит ли?
Хорошо шагать с пустым рюкзаком: вот уже почти рядом школа. Я перешёл дорогу, не доходя до башни, и пошёл наискосок через двор, срезая путь, торопясь к школьному забору, который виднелся за пятиэтажкой. Я не бежал - шагал быстро и легко, и на душе у меня было если не совсем спокойно, то светло и тихо, словно бы я унёс из храма частичку той тишины… После уроков мы с Колей зайдём туда вместе и все расскажем этому батюшке, все как есть, не обманывая и не скрывая. Он поймёт…
Возле школы никого не было - понятное дело, звонок прозвенел, и все на уроках. Только стояло два парня в черных куртках, повернувшись ко входу, ожидая кого-то. С разбегу я приблизился к ним и уже потом почувствовал, как нехорошо забилось сердце. Один из них исподлобья посмотрел на меня, что-то сказал второму, пониже. Я остановился, и почти было пустился бежать обратно, как первый взял меня за локоть, а второй преградил дорогу.
Плитку мы поставили на место. Потом взяли все вещи: Коля - свой рюкзак и пакет с книгами, я - рюкзак с нашей находкой и пенку с пледом, и двинулись в путь. Быстро миновав коридор, ведущий к башне, мы повозились, проползая через узкий проход, и оказались у шахты. Здесь мы сняли всю нашу ношу, опустили её на пол - стало совсем тесно, - и начали думать, кто полезет первый. Коля вызвался сразу, а мне очень не хотелось оставаться одному, но я решил не спорить и уступил. В конце концов - какая разница? Главное, благополучно выбраться отсюда и хоть немножко поспать.
Такое приключение мы себе устроили.
Наверное, не зря. И не наверное, а точно! Ведь мы нашли сокровище!
Кругом стояла подземная тишина. Коля едва слышно карабкался по шахте, предварительно попросив меня подсадить его повыше и обвязавшись стропой, и я мог следить за его продвижением по ускользающей точке налобного фонарика. Один раз раздался громкий шорох и Колькин испуганный вскрик - он не попал ногой на скобу. Но тут же громко успокоил меня:
- Нормально, нашёл.
Тогда я вынул из кармана свой фонарь и стал светить вверх.
Пока я ждал, когда он поднимется, у меня начали слипаться глаза. Вот не знаю почему: совсем не вовремя захотелось спать. Да так, что хоть падай и спи! Я и щипал себя за нос, и зевал, и встряхивал головой - не помогало ничего. Когда я уже совсем было задремал и, встряхнувшись, собрался достать пенку, чтобы хотя бы сесть на неё - сверху раздался Колькин голос:
- Я всё! Бросаю веревку, привязывай вещи!
Я вздрогнул, и мой сон куда-то улетучился.
Белый конец веревки запрыгал возле моего лица. Первым делом я привязал свой рюкзак с сундуком: просунул один конец стропы через ручку, застегнул фастекс и затянул по максимуму... Когда Коля его вытянул и снова бросил мне веревку - также закрепил пакет с учебниками, в которые запихал плед и свой фонарь. Потом - Колин рюкзак. Затем - пенку, обвязав её вокруг. И наконец, когда всё было поднято, и Коля спустил на веревке мне свой фонарик, - стал оборачивать стропу вокруг себя.
Поскольку стропа располагалась на уровне моих плеч - пришлось закрепить её на уровне груди, не затягивая до конца. Я был чуть повыше ростом, чем Коля, поэтому без труда справился сам. Потом пришлось, ухватившись за узлы, подтянуться на веревке, чтобы встать одной ногой на нижнюю скобу и другой - на ту, что была на противоположной стене. Затем, держась одной рукой за веревку, я чуть приспустил стропу, затянул её поплотнее и… полез.
Это оказалось ещё труднее, чем спускаться вниз.
Оттого ли, что я устал и хотел спать, или оттого, что я вспомнил об обещании Перца - руки меня плохо слушались, и подтягиваться вверх получалось с трудом. Вдобавок ко всему пальцы совсем окоченели от холода и еле шевелились. Но я карабкался. Потом больно ударился коленом о кирпич, из-за этого не поймал наверху скобу и повис на одной руке. Фонарик сполз и засветил куда-то вбок. Меня обдало холодом.
«Ну вот и всё…» - успел подумать я.
- Мишка, ты как? - тревожно крикнул Коля.
- Вишу… То есть висю… Тьфу!
- Я бросаю фонарь и тяну веревку!
Свет от его фонаря исчез, и через несколько секунд я почувствовал, как веревка натянулась. Свободной рукой ухватился за неё, отдышался.
«А ведь Колька карабкался наверх один… Держись, Михась, надо держаться. Кольке трудно тебя держать… А если ты свалишься… Нет, не надо!» - я собрался, нащупал ногой опору, потом отпустил веревку, поправил фонарь, посмотрел наверх, увидел скобу и ухватился за неё. Осторожно стал переставлять ноги…
Наконец я приноровился лезть. Теперь уже медленнее, внимательнее.
- Тебе посветить? - крикнул Коля.
- Не надо, нормально!
Тогда он так и остался держать веревку, подтягивая её с каждым моим шагом. Прошла целая вечность, прежде чем я, перевалившись через кирпичный край прохода, оказался на полу башни. Несколько минут я просто лежал и не шевелился, переживая минуты в шахте. Коля потрепал меня за плечо:
- Миш, вставай! Нельзя тут сидеть, почки отморозишь!
Я поднял голову и увидел его бледное испуганное лицо.
- Ты целый? - спросил он.
- Да… Спасибо тебе, Колька!
- Слава Богу! - выдохнул он. - Это ведь я тебя сюда затащил, я столько всего передумал, пока держал эту веревку!
- Почему ты-то? Я сам пришёл.
- Сперва-то я… Ладно, вставай, Миш, давай пенку подстелим!
Я встал, Коля закрыл шахту решеткой, и мы расстелили на полу пенку. На неё положили плед, улеглись сами, а его концов хватило, чтобы укрыться нам обоим. Правда, легли мы на бок, спиной к спине, не повернешься. Зато тепло. Под голову положили Колькин ранец, завели будильники на телефонах на семь часов, и уснули. Не знаю, как спал Колька, а я провалился в темноту, и никаких снов мне не снилось.
Утро пришло темное и холодное. Будильник, точнее будильники, зазвонили слишком рано, и мы с Колькой вскочили, ничего не понимая. Потом стали прыгать, пытаясь согреться… Потом наконец, взяв вещи, открыли задвижку и выбрались на свет.
Сумерки уходили, подгоняемые серым рассветом. На небе висели клочки облаков, в парке звенели птичьи голоса, пахло свежестью, морозом и, почему-то, арбузами. Вдалеке фыркали машины.
Коля вынул из рюкзака замок, защелкнул его на двери. Посмотрел на меня:
- Ну что, Миш, давай по-быстрому! Я скажу, что ты опоздаешь немного.
- А если спросят почему?
- Ну… объясню как-нибудь. В конце концов про башню можно не рассказывать, а про находку - почему бы и нет. Или скажу, что ты сам расскажешь, а ты придумывай пока.
- Ладно, не брехай там сильно. Коль, меня в школе жди, а то разминемся ещё, чего доброго, и оба получим! Я быстренько!
Легко сказать, быстренько! Пока я дошёл до храма, у меня отваливались обе руки и свистело в желудке. Оказалось, что храм откроется только в восемь, и я присел на лавочке, чтоб дождаться кого-нибудь, кто принял бы у меня находку.
Храм находился за парком, на территории больничного городка. Здесь же располагался и родильный дом, и больничный корпус, и поликлиника. А он, беленький, небольшой, поднимался над всеми этими зданиями, сияя золотым крестом даже в пасмурную погоду. Рядом с храмом была дорожка, которая тянулась вдоль главного корпуса, и несколько лавочек. Летом здесь, наверное, все зелёное, потому что вокруг было очень много деревьев; за деревьями шумела дорога.
Значит, думал я, встреча с Перцем откладывается на неопределенное время. Только ненадолго, но есть время передохнуть и подумать. Хорошо бы после уроков пойти домой большой компанией - тогда они вряд ли прискребутся. А сейчас хорошо бы по-быстрому добраться до школы: Перец, не найдя меня у башни, будет очень злым. А в гневе он страшен.
Шорох чьих-то шагов заставил меня отвлечься от раздумий, я поднял голову и увидел священника. Он шёл один, в черной длинной одежде, с серебряным крестом на груди, на плече у него висела большая кожаная сумка. Скользнув по мне взглядом, он приблизился к храму, поднялся по ступенькам и, вынув из кармана ключи, стал открывать дверь. Потом поднял голову и уже внимательно посмотрел на меня, я, не дожидаясь вопросов, поднялся с лавочки, захватив тяжеленный рюкзак.
- Здравствуйте! - поздоровался я, когда оказался рядом с ним.
- Здравствуй, - улыбнулся батюшка. Голос у него был звонким и молодым. - Ты сюда?
Я поспешно кивнул, рассматривая его. Впервые я стоял рядом со священником.
Он был худенький, с короткой стрижкой, короткой рыжей бородой и отзывчивыми светло-голубыми глазами. Я, как его глаза увидел - сразу успокоился и приготовился показать ему наши сокровища.
Батюшка жестом пригласил меня войти, я неумело перекрестился, и мы вошли в храм.
Светлый полумрак, просторно - оттого, что не было людей, тихо. Пахло воском, маслом, которое наливают в лампады, и ещё чем-то таким церковным и очень приятным. Блестели подсвечники возле икон, с которых смотрели на меня ангелы и святые. Гулко отозвались своды на наши шаги, а голоса показались мне такими громкими, что захотелось говорить шепотом.
- Ну давай, рассказывай, - вполголоса попросил меня батюшка.
- Я… это… можно потом расскажу? Пока только отдам. А то мне нужно в школу торопиться, - сбивчиво начал я, потом наклонившись к рюкзаку, стал вытаскивать оттуда сундук. - Мы с другом нашли… Пойдемте на лавочку, а то он тяжелый!
- Давай, - батюшка взял у меня сундук, подошёл к лавочке справа от входа, над которой на стене был изображен ангел с мечом. - Что там?
Я торопливо отогнул проволоку, открыл дверцу, приподнял тряпицы. Батюшка охнул. Потом, перекрестившись, бережно вынул икону, поцеловал её. Ласково и изумленно посмотрел на меня:
- Ого… Где вы её нашли?
- Я… можно потом расскажу? - я умоляюще посмотрел на него. - Честно! Я приду ещё к вам, и расскажу… Это не всё, там ещё Николай Чудотворец есть, и свечи, и книги две, и штука, чтобы кадить…
- Кадило? - подсказал батюшка.
- Ага, точно. И крест, как у вас. Вы посмотрите, там записка с датой, и больше ничего - тридцать седьмой год. Мы…я… мы решили с Колей вам отнести, вы же сбережете?
Батюшка молча кивнул, потом одной рукой придерживая икону, другой потрепал меня по голове:
- Спаси тебя Бог, сынок. Как тебя звать?
- Миша.
- Ну, Миша, беги с Богом, раз торопишься…
- Я приду потом! - снова горячо пообещал я и, взяв пустой рюкзак, собрался было уже идти, как вдруг поднял голову и встретился взглядом с Ангелом, у которого был меч: немного грустным, внимательным, сильным. Он словно предупреждал меня: «не делай глупостей!»
- А это кто? - я кивнул на икону.
- Архангел Михаил.
-Да? - меня обдало горячей волной, и я сам не заметил, как заулыбался во весь рот. - Ничего себе! Спасибо!
В дверях я оглянулся на батюшку, заметил, как он перекрестил меня. Вышел из храма и поспешно зашагал к школе.
Я вспомнил мамины письма. Она писала, что они с папой назвали меня в честь архангела Михаила. И про крещение так смешно рассказывала, что я ловил кисточку у батюшки… Входит, у меня была встреча с Богом, только очень давно.
Я остановился. Или все ещё не было?
Мама говорила тогда, что Христа я принимаю в свое сердце через причастие. А смогу ли я - принять Его в моё сердце? Она писала, что моё сердце - это та пещерка, в которой родился Христос. Юра говорил, что дом… И, думается мне, что они оба правы. Но дело даже не в этом. Как превратить свое сердце из пещерки в уютный дом?
Надо ещё прийти будет к этому батюшке - он добрый и совсем не страшный… Поговорить с ним.
Я вздохнул. Пока… я только обидел Бога… и ничего не сделал, чтобы примириться с Ним, разве что иконы вот принес, но это больше Колькина заслуга, а не моя…
Так что же делать? Как - примириться?
Я оглянулся на храм - его крест золотился среди деревьев: примет ли Бог меня, когда я приду?
И простит ли?
Хорошо шагать с пустым рюкзаком: вот уже почти рядом школа. Я перешёл дорогу, не доходя до башни, и пошёл наискосок через двор, срезая путь, торопясь к школьному забору, который виднелся за пятиэтажкой. Я не бежал - шагал быстро и легко, и на душе у меня было если не совсем спокойно, то светло и тихо, словно бы я унёс из храма частичку той тишины… После уроков мы с Колей зайдём туда вместе и все расскажем этому батюшке, все как есть, не обманывая и не скрывая. Он поймёт…
Возле школы никого не было - понятное дело, звонок прозвенел, и все на уроках. Только стояло два парня в черных куртках, повернувшись ко входу, ожидая кого-то. С разбегу я приблизился к ним и уже потом почувствовал, как нехорошо забилось сердце. Один из них исподлобья посмотрел на меня, что-то сказал второму, пониже. Я остановился, и почти было пустился бежать обратно, как первый взял меня за локоть, а второй преградил дорогу.