Время нас подождет. Глава 37.
Что было в тайнике.
Внутри, в глубине дыры, я увидел металлический бок ящика. Поёжился.
- Коль… Там какой-то ящик.
- Доставай!
- А вдруг там что-нибудь…
- Что?!
- Не знаю!
- Так мы посмотрим!
- Колька, вдруг там бомба?
- Да ну, Мих, какая бомба!
- Или скелет?..
- Мих, если боишься, давай я гляну, - ответил он после недолгой паузы.
- Да ладно, я вытащу…
Я надел фонарик, аккуратно сунул руки внутрь, нащупал холодный металл, и потянул к себе. Коробка была тяжелая, поэтому доставать её было непросто - запястья цеплялись за шершавые камни, она еле вытаскивалась. Наконец я выдвинул её наполовину и слез с Колькиных плеч.
- Давай вместе доставать. А то она тяжелая, я не удержу.
Друг молча поднялся, и мы осторожно вытащили наружу металлический сундучок. Опустили его на пол и стали рассматривать.
Высотой он был в две взрослых ладони, шириной - с альбомный лист, в длину - с полметра. Крышка у него была полукруглая, на потускневшей жести ещё можно было различить картинку: снегурочка и дед Мороз ехали на больших санях среди белого снега. Перед ними - три белых коня, один встал на дыбы, другой чуть повернул голову, оглядываясь назад. Елочки по краям картинки почти стерлись, на них белели остатки снега, новогодние шарики. Края картинки украшали коричневые завитушки - наверное, когда-то они были другого цвета. На уголках была ржавчина. Ручка у сундука была оторвана, на её месте выступали медные гвоздики с обломками железа. Сбоку сундучка были приделаны скобы для замка, они были скреплены толстой проволокой. Если очень постараться, то, наверное, можно её размотать. Ящик пах ржавчиной и был очень холодным.
Коля встал на цыпочки и пошарил рукой в дыре.
- Ну-ка, Миш, дай я теперь залезу, посмотрю.
Он встал на мои плечи, пошуршал ладонями и вздохнул:
- Нет, больше ничего. Давай смотреть…
Мы сели на корточки перед нашей находкой. Я взялся за фонарь, Коля принялся разгибать проволоку.
- Не даётся… Тугая… - Он поморщился и надавил посильнее, - о, пошла…
Я старался светить ему на скобы, он кряхтел, раскручивая свёрнутые стальные концы. Получалось это долго, Коля несколько раз останавливался и садился поудобнее, тер пальцы… Наконец последний виток был отогнут, проволока со звоном полетела на пол, и Коля взялся за крышку…
- Ну, с Богом! - прошептал он.
Крышка тоже поддалась не сразу - долго, наверное, пришлось лежать этому сундуку. Коля пошевелил её, поддел скобы линейкой и аккуратно приподнял её за потемневшие края.
Когда он её снял - мы увидели пожелтевшие странички газет. Они рассыпались у нас в руках. Под ними - несколько светлых тряпиц, похожих на бывшие когда-то белыми полотенца, под ними - ещё одно полотенце, с бледно-красной вышивкой, в которое было завернуто что-то большое и прямоугольное. Коля бережно вынул это, отогнул краешек ткани и ахнул: на нас смотрели Чьи-то удивительно добрые глаза.
Он раскрыл всю ткань, и я увидел большую икону в металлическом золотистом окладе: рядом с Богородицей был Её маленький Сын. Он смотрел на меня, правой ручкой благословляя нас. Я видел в храме, как благословлял батюшка подходивших к нему людей - он также складывал пальцы: большой, безымянный и мизинец. Взгляд Богородицы был направлен на Младенца, но мне казалось, что она смотрит еще на нас - спокойно, ласково, словно радуясь встрече с нами. Наверное, так смотрят после долгой разлуки. От красок, потускневших от времени, словно веяло каким-то теплом, оклад был сделал так искусно, что каждая складочка, каждый цветочек на узоре одежды, выглядели объемными и словно живыми, из ткани, а не из металла. От головы Богородицы и Младенцы кольцом шли длинные лучики - их выпуклые концы светились в лучах фонаря, и мерцали на них крошечные янтарные искорки. По краям иконы в виде рамки выступал тонкий, потемневший узор.
Мне так хорошо стало, когда я Её увидел, словно меня обняла мама. И я все смотрел на неё - и мне было невообразимо стыдно за мою жизнь - за свой страх, за то, что я обижал Наташку, что обманывал, да просто за то, что ни разу за столько времени не вспомнил о Ней! Стыдно за то, что мне было стыдно перед Богом, за свое предательство, за Володьку… Я смотрел в Её глаза - и становилось спокойнее. Я не умел молиться, я не знал, что лучше сказать, и какое-то слово вертелось в моей голове - и я не мог его подобрать. И я уже почти было нашёл это слово, или даже несколько слов, но тут Коля потревожил тишину:
-Она, наверное, старинная?..
- Ага… - шёпотом отозвался я. - Коль, а что это за металл? Медь?
Коля почесал в затылке.
- Не, вряд ли. Медь сильно окисляется и чернеет, а эта смотри - потемнела, но все равно золотистая. Наверное сплав меди с чем-нибудь ещё…
- Как подсвечники в храме. А её можно почистить?
- Да можно, наверное, Миш… Смотри, там ещё что-то есть!
Я взял у него икону, и он вынул из сундука небольшую книгу в металлическом окладе, с узорной чеканкой, в центре которой был изображён Человек с крестом. Книга было закрыта на такие же металлические защелки. Коля попробовал открыть её, но у него не получилось, и он протянул её мне:
- Держи пока. - И аккуратно положил на икону.
Потом он достал оттуда небольшой деревянный крест с Распятием. Такой, только большой, я видел в храме, куда ходил с Юрой, и знал, что на нём изображен Господь. Такое Распятие я видел на Юрином крестике.
Были ещё здесь две металлических чаши на цепочке - с колокольчиками - они грустно зазвенели, когда Коля их вытащил из сундучка. Я сказал:
- Это батюшка в храме таким кадит. Я видел.
Несколько больших, вкусно пахнущих воском свечей, большая кисточка с деревянной ручкой. Ещё одна книга с почерневшей металлической обложкой в тёмном коричневом переплете и непонятными буквами внутри. Некоторые из них я знал, они бы из нашего алфавита, некоторые - незнакомые. Странички, слегка потёртые, тонкие, где-то испачканные пятнами, дышали стариной. Кто её читал? Или, может быть, молился по ней? Понимал эти буквы? Что это за язык?
… Была ещё небольшая потемневшая икона, без оклада, с которой смотрел на нас святой дедушка - внимательно и строго. Словно спрашивая, что мы будем делать дальше…
- Ой, у нас дома такая же есть, только поменьше! - обрадовался Колька. - Это Николай Чудотворец, мой святой…
Он долго смотрел на икону, потом поднял голову на меня и обеспокоенно спросил:
- Миш, а куда все это? Не обратно же класть!
Я замотал головой.
- Что ты! - Мне страшно было представить, как можно снова убрать туда Богородицу и Николая Чудотворца, в холод в темноту! Они здесь как живые… Вероятно, человек, который прятал их туда, имел очень серьезные причины для этого…
На дне сундука была завернутая в промасленную бумагу записка. Коротенькая, написанная красивым мелким почерком:
«Дабы избежать поругания, прячу вещи отца. Если найдешь их - сбереги! Господи, прости…» Подписи не было, только дата: 1937 год.
Коля беспомощно посмотрел на меня:
- Миш, так куда? Ты представляешь, всему этому почти сто лет!
- Колька, да по-любому больше! Посмотри, какая книга, - я кивнул на книгу в коричневом переплете. - Это дата, когда их спрятали…
- Странно, - пробормотал Коля. - Думаешь, башня уже была, в 37 году?
- Не знаю.
- Я слышал, что её построили в сороковых годах, но может быть что-то путаю. Значит, подвал уже был, до башни?
- Может быть. А потом их просто соединили.
Мы помолчали. Коля погладил книгу.
- Не хочется оставлять…
- Конечно, нет! - у меня мелькнула идея, которая с каждой секундой крепла в твердое решение. - Колька, в храм надо нести! Вещи церковные, значит туда надо! Там точно сберегут! - я вспомнил первую службу, на которую пришёл осенью вместе с Юрой, ту икону, «Достойно есть», и повторил, - сберегут…
- Да, наверное… - пробормотал Коля. - Наверное, ты прав. Домой нести нехорошо - это не наше, хоть мы и нашли. Батюшке надо отдать.
- Ага… Такие иконы… Пусть все молятся, - тихонько добавил я.
Коля покачал головой и аккуратно стал складывать всё обратно. Я, отдавая ему икону, высказал наконец, свое сомнение:
- Как можно было их упрятать сюда?!
Коля серьезно ответил:
- Значит, только такой был выход… Или негде было хранить их. Знаешь, мне сестра как-то рассказывала, что были гонения на церковь. Иконы сжигали. Людей расстреливали. Храм Христа Спасителя, в Москве который, самый большой, красивый, может, видел? Его взорвали! Да даже у нас один храм был закрыт, который за вокзалом! Там склад был.
Я присвистнул. Храм я видел, конечно, когда мы плыли на теплоходе.
- Дела…
…Белый, величественный, с огромным золотым куполом, он возвышался над нами, над рекой, над городом. Он как бы сливался с небом и облаком отражался в реке. Он был похож на сказочный дворец, вокруг которого раскинулся сад с розами. Я не был там внутри, но мне думалось, что там ещё просторнее, чем он кажется снаружи. Сколько людей он радовал! Кто-то там впервые встретился с Богом, кто-то - молился в нём каждую службу, быть может - он был чьим-то любимым храмом. И сколько людей его строило! А потом в один момент кто-то посмел всё разрушить? Да зачем?!
Коля только головой покачал и не сказал ничего. Он закрыл сундук, нацепил проволоку на скобу, вполголоса произнес:
- В пакет, наверное, не влезет…
- Зато в рюкзак влезет! В мой! - я вскочил, принёс свой рюкзак. - Книжки в пакет переложим, а сюда - его!
- Давай!
Я вытряхнул книги, помог Коле сложить находку. Молнии не закрылись - мы застегнули только верхние застежки, правда тяжеленный рюкзак получился!
- Как-нибудь дотащу, - пробормотал я. Колька услышал.
- А… почему ты? Вместе и донесем!
- Не, как ты не понимаешь! Один должен пойти в школу, отнести вещи и предупредить, что кто-то из нас задержится! Если мы вдвоем пойдем, нехорошо получится! Обоим за прогулы влетит, а так может, ещё и нет!
- Так, может, мы и до школы успеем? - засомневался Колька. - Во сколько храм открывается?
Я не знал. Я знал, что на службу в воскресение мы приходили к девяти. Значит, где-то в восемь. В лучшем случае, чуть пораньше, но кто знает?
- Мда… - сказал Коля. - Пожалуй, придется так сделать. Только как? Один вылезет через верх и запрет башню, другой - через низ? Или вместе поднять вещи и вылезти оттуда, чтоб не ползти с учебниками?
- Конечно, лучше вместе подняться… - начал было я и осёкся, потому что вспомнил, как Перец обещал мне встречу у башни. В восемь. Значит…
Значит нужно или очень заранее выйти, или…
Нет никакого или! Надо очень пораньше выйти. Один Колька не пролезет с учебниками через проход. Да и я вряд ли вскарабкаюсь с огромным ранцем… Нельзя поодиночке, нужно вместе!
- Значит так, - сказал я. - Выйдем пораньше. В начале седьмого. Пока я дойду до храма, пока дождусь там кого-нибудь…
Вряд ли Перец будет караулить меня у храма. И Кольку одного он трогать не будет, если вдруг увидит его без меня. Но лучше будет, чтобы он его не увидел… Мало ли.
- Я скажу, что мы вместе нашли, Коль, ты не думай!
- Да не, я не думаю, что ты! Конечно, лучше ты иди, ты же говорил, что там был. Только я думаю, как мы с тобой все это поодиночке потащим…
- Ничего, нормально, главное - отсюда вылезти! Когда полезем?
- Миш, лучше сейчас. Вдруг - проспим? Да и холодно здесь как-то, - и Коля зябко повел плечами, и шмыгнул носом.
Правда, не нужно тут спать. Еще простудимся…
- А сколько сейчас времени?
Друг вынул телефон, посветил экраном:
- Второй час.
- Ого! Полезли быстрее, а то точно проспим!
Внутри, в глубине дыры, я увидел металлический бок ящика. Поёжился.
- Коль… Там какой-то ящик.
- Доставай!
- А вдруг там что-нибудь…
- Что?!
- Не знаю!
- Так мы посмотрим!
- Колька, вдруг там бомба?
- Да ну, Мих, какая бомба!
- Или скелет?..
- Мих, если боишься, давай я гляну, - ответил он после недолгой паузы.
- Да ладно, я вытащу…
Я надел фонарик, аккуратно сунул руки внутрь, нащупал холодный металл, и потянул к себе. Коробка была тяжелая, поэтому доставать её было непросто - запястья цеплялись за шершавые камни, она еле вытаскивалась. Наконец я выдвинул её наполовину и слез с Колькиных плеч.
- Давай вместе доставать. А то она тяжелая, я не удержу.
Друг молча поднялся, и мы осторожно вытащили наружу металлический сундучок. Опустили его на пол и стали рассматривать.
Высотой он был в две взрослых ладони, шириной - с альбомный лист, в длину - с полметра. Крышка у него была полукруглая, на потускневшей жести ещё можно было различить картинку: снегурочка и дед Мороз ехали на больших санях среди белого снега. Перед ними - три белых коня, один встал на дыбы, другой чуть повернул голову, оглядываясь назад. Елочки по краям картинки почти стерлись, на них белели остатки снега, новогодние шарики. Края картинки украшали коричневые завитушки - наверное, когда-то они были другого цвета. На уголках была ржавчина. Ручка у сундука была оторвана, на её месте выступали медные гвоздики с обломками железа. Сбоку сундучка были приделаны скобы для замка, они были скреплены толстой проволокой. Если очень постараться, то, наверное, можно её размотать. Ящик пах ржавчиной и был очень холодным.
Коля встал на цыпочки и пошарил рукой в дыре.
- Ну-ка, Миш, дай я теперь залезу, посмотрю.
Он встал на мои плечи, пошуршал ладонями и вздохнул:
- Нет, больше ничего. Давай смотреть…
Мы сели на корточки перед нашей находкой. Я взялся за фонарь, Коля принялся разгибать проволоку.
- Не даётся… Тугая… - Он поморщился и надавил посильнее, - о, пошла…
Я старался светить ему на скобы, он кряхтел, раскручивая свёрнутые стальные концы. Получалось это долго, Коля несколько раз останавливался и садился поудобнее, тер пальцы… Наконец последний виток был отогнут, проволока со звоном полетела на пол, и Коля взялся за крышку…
- Ну, с Богом! - прошептал он.
Крышка тоже поддалась не сразу - долго, наверное, пришлось лежать этому сундуку. Коля пошевелил её, поддел скобы линейкой и аккуратно приподнял её за потемневшие края.
Когда он её снял - мы увидели пожелтевшие странички газет. Они рассыпались у нас в руках. Под ними - несколько светлых тряпиц, похожих на бывшие когда-то белыми полотенца, под ними - ещё одно полотенце, с бледно-красной вышивкой, в которое было завернуто что-то большое и прямоугольное. Коля бережно вынул это, отогнул краешек ткани и ахнул: на нас смотрели Чьи-то удивительно добрые глаза.
Он раскрыл всю ткань, и я увидел большую икону в металлическом золотистом окладе: рядом с Богородицей был Её маленький Сын. Он смотрел на меня, правой ручкой благословляя нас. Я видел в храме, как благословлял батюшка подходивших к нему людей - он также складывал пальцы: большой, безымянный и мизинец. Взгляд Богородицы был направлен на Младенца, но мне казалось, что она смотрит еще на нас - спокойно, ласково, словно радуясь встрече с нами. Наверное, так смотрят после долгой разлуки. От красок, потускневших от времени, словно веяло каким-то теплом, оклад был сделал так искусно, что каждая складочка, каждый цветочек на узоре одежды, выглядели объемными и словно живыми, из ткани, а не из металла. От головы Богородицы и Младенцы кольцом шли длинные лучики - их выпуклые концы светились в лучах фонаря, и мерцали на них крошечные янтарные искорки. По краям иконы в виде рамки выступал тонкий, потемневший узор.
Мне так хорошо стало, когда я Её увидел, словно меня обняла мама. И я все смотрел на неё - и мне было невообразимо стыдно за мою жизнь - за свой страх, за то, что я обижал Наташку, что обманывал, да просто за то, что ни разу за столько времени не вспомнил о Ней! Стыдно за то, что мне было стыдно перед Богом, за свое предательство, за Володьку… Я смотрел в Её глаза - и становилось спокойнее. Я не умел молиться, я не знал, что лучше сказать, и какое-то слово вертелось в моей голове - и я не мог его подобрать. И я уже почти было нашёл это слово, или даже несколько слов, но тут Коля потревожил тишину:
-Она, наверное, старинная?..
- Ага… - шёпотом отозвался я. - Коль, а что это за металл? Медь?
Коля почесал в затылке.
- Не, вряд ли. Медь сильно окисляется и чернеет, а эта смотри - потемнела, но все равно золотистая. Наверное сплав меди с чем-нибудь ещё…
- Как подсвечники в храме. А её можно почистить?
- Да можно, наверное, Миш… Смотри, там ещё что-то есть!
Я взял у него икону, и он вынул из сундука небольшую книгу в металлическом окладе, с узорной чеканкой, в центре которой был изображён Человек с крестом. Книга было закрыта на такие же металлические защелки. Коля попробовал открыть её, но у него не получилось, и он протянул её мне:
- Держи пока. - И аккуратно положил на икону.
Потом он достал оттуда небольшой деревянный крест с Распятием. Такой, только большой, я видел в храме, куда ходил с Юрой, и знал, что на нём изображен Господь. Такое Распятие я видел на Юрином крестике.
Были ещё здесь две металлических чаши на цепочке - с колокольчиками - они грустно зазвенели, когда Коля их вытащил из сундучка. Я сказал:
- Это батюшка в храме таким кадит. Я видел.
Несколько больших, вкусно пахнущих воском свечей, большая кисточка с деревянной ручкой. Ещё одна книга с почерневшей металлической обложкой в тёмном коричневом переплете и непонятными буквами внутри. Некоторые из них я знал, они бы из нашего алфавита, некоторые - незнакомые. Странички, слегка потёртые, тонкие, где-то испачканные пятнами, дышали стариной. Кто её читал? Или, может быть, молился по ней? Понимал эти буквы? Что это за язык?
… Была ещё небольшая потемневшая икона, без оклада, с которой смотрел на нас святой дедушка - внимательно и строго. Словно спрашивая, что мы будем делать дальше…
- Ой, у нас дома такая же есть, только поменьше! - обрадовался Колька. - Это Николай Чудотворец, мой святой…
Он долго смотрел на икону, потом поднял голову на меня и обеспокоенно спросил:
- Миш, а куда все это? Не обратно же класть!
Я замотал головой.
- Что ты! - Мне страшно было представить, как можно снова убрать туда Богородицу и Николая Чудотворца, в холод в темноту! Они здесь как живые… Вероятно, человек, который прятал их туда, имел очень серьезные причины для этого…
На дне сундука была завернутая в промасленную бумагу записка. Коротенькая, написанная красивым мелким почерком:
«Дабы избежать поругания, прячу вещи отца. Если найдешь их - сбереги! Господи, прости…» Подписи не было, только дата: 1937 год.
Коля беспомощно посмотрел на меня:
- Миш, так куда? Ты представляешь, всему этому почти сто лет!
- Колька, да по-любому больше! Посмотри, какая книга, - я кивнул на книгу в коричневом переплете. - Это дата, когда их спрятали…
- Странно, - пробормотал Коля. - Думаешь, башня уже была, в 37 году?
- Не знаю.
- Я слышал, что её построили в сороковых годах, но может быть что-то путаю. Значит, подвал уже был, до башни?
- Может быть. А потом их просто соединили.
Мы помолчали. Коля погладил книгу.
- Не хочется оставлять…
- Конечно, нет! - у меня мелькнула идея, которая с каждой секундой крепла в твердое решение. - Колька, в храм надо нести! Вещи церковные, значит туда надо! Там точно сберегут! - я вспомнил первую службу, на которую пришёл осенью вместе с Юрой, ту икону, «Достойно есть», и повторил, - сберегут…
- Да, наверное… - пробормотал Коля. - Наверное, ты прав. Домой нести нехорошо - это не наше, хоть мы и нашли. Батюшке надо отдать.
- Ага… Такие иконы… Пусть все молятся, - тихонько добавил я.
Коля покачал головой и аккуратно стал складывать всё обратно. Я, отдавая ему икону, высказал наконец, свое сомнение:
- Как можно было их упрятать сюда?!
Коля серьезно ответил:
- Значит, только такой был выход… Или негде было хранить их. Знаешь, мне сестра как-то рассказывала, что были гонения на церковь. Иконы сжигали. Людей расстреливали. Храм Христа Спасителя, в Москве который, самый большой, красивый, может, видел? Его взорвали! Да даже у нас один храм был закрыт, который за вокзалом! Там склад был.
Я присвистнул. Храм я видел, конечно, когда мы плыли на теплоходе.
- Дела…
…Белый, величественный, с огромным золотым куполом, он возвышался над нами, над рекой, над городом. Он как бы сливался с небом и облаком отражался в реке. Он был похож на сказочный дворец, вокруг которого раскинулся сад с розами. Я не был там внутри, но мне думалось, что там ещё просторнее, чем он кажется снаружи. Сколько людей он радовал! Кто-то там впервые встретился с Богом, кто-то - молился в нём каждую службу, быть может - он был чьим-то любимым храмом. И сколько людей его строило! А потом в один момент кто-то посмел всё разрушить? Да зачем?!
Коля только головой покачал и не сказал ничего. Он закрыл сундук, нацепил проволоку на скобу, вполголоса произнес:
- В пакет, наверное, не влезет…
- Зато в рюкзак влезет! В мой! - я вскочил, принёс свой рюкзак. - Книжки в пакет переложим, а сюда - его!
- Давай!
Я вытряхнул книги, помог Коле сложить находку. Молнии не закрылись - мы застегнули только верхние застежки, правда тяжеленный рюкзак получился!
- Как-нибудь дотащу, - пробормотал я. Колька услышал.
- А… почему ты? Вместе и донесем!
- Не, как ты не понимаешь! Один должен пойти в школу, отнести вещи и предупредить, что кто-то из нас задержится! Если мы вдвоем пойдем, нехорошо получится! Обоим за прогулы влетит, а так может, ещё и нет!
- Так, может, мы и до школы успеем? - засомневался Колька. - Во сколько храм открывается?
Я не знал. Я знал, что на службу в воскресение мы приходили к девяти. Значит, где-то в восемь. В лучшем случае, чуть пораньше, но кто знает?
- Мда… - сказал Коля. - Пожалуй, придется так сделать. Только как? Один вылезет через верх и запрет башню, другой - через низ? Или вместе поднять вещи и вылезти оттуда, чтоб не ползти с учебниками?
- Конечно, лучше вместе подняться… - начал было я и осёкся, потому что вспомнил, как Перец обещал мне встречу у башни. В восемь. Значит…
Значит нужно или очень заранее выйти, или…
Нет никакого или! Надо очень пораньше выйти. Один Колька не пролезет с учебниками через проход. Да и я вряд ли вскарабкаюсь с огромным ранцем… Нельзя поодиночке, нужно вместе!
- Значит так, - сказал я. - Выйдем пораньше. В начале седьмого. Пока я дойду до храма, пока дождусь там кого-нибудь…
Вряд ли Перец будет караулить меня у храма. И Кольку одного он трогать не будет, если вдруг увидит его без меня. Но лучше будет, чтобы он его не увидел… Мало ли.
- Я скажу, что мы вместе нашли, Коль, ты не думай!
- Да не, я не думаю, что ты! Конечно, лучше ты иди, ты же говорил, что там был. Только я думаю, как мы с тобой все это поодиночке потащим…
- Ничего, нормально, главное - отсюда вылезти! Когда полезем?
- Миш, лучше сейчас. Вдруг - проспим? Да и холодно здесь как-то, - и Коля зябко повел плечами, и шмыгнул носом.
Правда, не нужно тут спать. Еще простудимся…
- А сколько сейчас времени?
Друг вынул телефон, посветил экраном:
- Второй час.
- Ого! Полезли быстрее, а то точно проспим!