Мои «внеплановые» каникулы.
Предновогодние дни летели быстро, словно песчинки в песочных часах, стоявших на столе у Юрки. А я всё еще сидел дома, и в школу не ходил.
Температуры не было, но накатывала порой такая слабость, что хоть бери и ложись прям там, где стоишь. Потом слабость прошла, а кашлять я не перестал. Он меня замучил, этот кашель! Накрывал так, что аж ребра болели, а всё равно внутри что-то булькало и трепыхалось, как в чайнике. Поэтому даже на улицу меня не выпускали.
Юра был со мной целыми днями. Нет, он не просто сидел со мной в одной комнате и щелкал мышкой за компьютером, - он был рядом. Он разговаривал со мной. Мы смотрели с ним фильмы: весёлые и не очень, детские и взрослые, старые светские и современные наши, даже парочку американских. Но больше всего мне нравилось, когда вечером он мне читал книжку.
Может, это и удивительно - как маленькому перед сном. Когда-то в детстве мне читал отец. Только сейчас книжки были не для маленьких: мы прочитали «Таинственный остров» Жюль Верна и «Колыбельную для брата» Владислава Крапивина. И обе мне понравились: в первой - приключения, какие даже не приснятся, а вторую я мог бы слушать ещё и ещё: уж очень хорошо было в семье у Кирилла - уютно, родители добрые, понимающие. И братик маленький… А он любил его и даже спать укладывал, когда мамка с ним не справлялась! И компании, вроде наших детдомовских, от которых Кириллу ой, как досталось… Я даже кулаки сжимал, когда мне Юрка читал про это… Что раньше, что сейчас… Но самое главное - у Кирилла были друзья. Живые, настоящие, готовые прийти на помощь и заступиться за него!
Было в этих книгах ещё что-то такое, чего я сам себе объяснить не мог. То, что объединяло всех тех людей - времен Жюль Верна и Кирилла, и его друзей…
Иногда я просил Юру почитать мне детскую Библию. Больше всего, конечно, мне нравилось смотреть её самому - там удивительно чудные картинки. У Юры я спрашивал то, чего сам не понимал. Иногда мы говорили до полуночи: приходила Наташка и разгоняла нас по кроватям.
Однажды пришёл ко мне Колька. Это было, кажется, во вторник, а может, и в среду: затренькал звонок у нас в прихожей - долго и отрывисто. А потом ко мне в комнату приоткрылась дверь, и в неё заглянул мой друг. Я играл с Мурзиком и чуть не свалился с дивана, когда его увидел. А он топтался у порога и улыбался нерешительно.
- Чего стоишь? Проходи! - сказал я.
- Привет, Миха! - ответил Колька, тихонько вошёл, подвинул табуретку и уселся на неё напротив меня.
Я глазами изучал Кольку - за неделю, пока мы не виделись, я успел по нему соскучиться! Он сидел весь взъерошенный, как воробей, серьезный. Волосы у него залохматились и топорщились в разные стороны, а в глазах сияли крошечные золотые искорки. Он был в рубашке и брюках - видать, зашёл сразу после школы. Ай да Колька, ай молодец! У меня даже в носу защипало от благодарности, оттого, что он вдруг пришёл меня навестить.
- В следующую среду контрольная полугодовая будет. Придёшь? - спросил он.
Я пожал плечами.
- Не знаю. Пока не разрешают даже на улицу выходить.
- Да-а, не вовремя ты заболел! - посочувствовал он.
- Чего это не вовремя? - не согласился я. - По-моему, как раз очень даже вовремя. Контрольные всякие не писать.
Колька сказал по-взрослому:
- Контрольные всё равно придётся писать. А у нас вчера был бой с пятым «Б». Куда им! Они от наших снежков даже прятались потом!
Я вздохнул. Правда, не вовремя… Бой с пятым «Б»! Эти ребята ужасно задаются - их класс первый по успеваемости и поведению. Давно пора их проучить!
- А кто был-то?
- Все были. И Володькины, и наши, и даже девочки присоединились. Погода-то какая… - он вдруг погрустнел и сказал безразличным голосом. - А позавчера к нам завуч с директором приходили на классном часе. Ругались, что наши курят за школой.
Я молчал.
- А Володька, - продолжал он, - после урока говорит своим: «Кажись, Миха нас не сдал!» Миша! Ты что делал в четверг, когда я не пришёл?
- Ой, Колька, а чего ты не пришёл? Я тебе даже не позвонил, забыл…
- Да у меня горло заболело, и сестра из университета приехала. Все вместе наложилось…
Он замолчал и посмотрел на меня в упор своими серыми бесхитростными глазами: они ждали. А я понял, что если промолчу с минуту, то он отвернётся и уйдет. Или будет между нами что-то уже не так. Оно и так - не так: он какой-то задумчивый и невесёлый. Обиделся, что ли?
- Коль… Тут много всего. В четверг я с ними пошёл. Стоял, ничего не делал, а потом мы от сторожа убегали, и я медальон свой обронил… Пошёл после уроков его искать, а меня сторож поймал и - к директору.
- Дома влетело? - тихо спросил он.
Я помотал головой.
- Что ты! Юра со мной все дни сидит, и не ругался даже… Хотя я ему такое наговорил… - осёкся я и замолчал. Грустно мне стало, как тогда, в тот вечер.
То, что я сказал Кольке, было правдой. С Юрой мы не разговаривали ни о том случае, ни о записи в дневнике. И это не давало мне покоя: и вина перед ним, и ожидание этого разговора, - мне казалось, что между нами есть неловкость, которая не дает поговорить «по душам» - открыто и до конца. Но как разговаривать об этом я не знал - мне было стыдно, и я боялся ненароком выдать Володькиных ребят.
Колька сказал:
- Они больше туда не ходят.
А глаза у него спрашивали: «А ты с ними будешь, да?»
- Я не пойду больше с ними, - ответил я и встрепенулся, - ой, а как они узнали, что я у директора был?
- Не знаю, - грустно отозвался Колька. - Наверное, видели…Да, точно! - вспомнил он. - У них же только и разговоров было, почему ты не пришёл - типа ты проболтался и в школу побоялся идти! Саня видел, как тебя сторож поймал, он Володьке рассказал, а тот - всем остальным.
- Я им ничего не говорил. И Володьке можешь передать, чтоб не волновался зря.
Мы помолчали. За окном дворник лопатой разгребал снег.
- Хороший у тебя папа, - вздохнул Колька.
Я не успел ему ничего ответить, потому что у него в кармане зазвонил телефон. А хотелось: и про Наташку рассказать, про её малыша, про мои слова, про сон и про маму… Так хотелось, что я чуть было не крикнул: «Постой!», когда он прощался со мной и вежливо отвечал Юриной маме, что он не хочет обедать. Но я почему-то тоже ему ответил:
- Пока! Ты заходи ещё, Колька!
- Ага, - ответил он.
Но больше почему-то не приходил. Неужели обиделся?!
В среду на контрольную я не пришёл. А просидел дома до воскресения и вечером в субботу понял, что дома так долго я сидеть не могу! Хоть я никогда не болел так, чтоб со мной проводили столько времени и заботились обо мне, и пекли мне пирожки с повидлом и оладушки, а всё же, видать, не может человек столько времени жить без дела. И я спросил у Юры:
- Возьмешь меня завтра в храм? Юр, ну пожалуйста!.. А то я сам убегу туда!
Видимо в моих глазах была такая отчаянная мольба, что Юра молча кивнул.
А потом мы смотрели фильм «Сердца трех» и пили чай с сухариками и ирисками. Наташа с нами сидела, кот урчал у Юрки на коленях, и за окном в тёмно-синем небе проглядывались крошечные две звёздочки, а от моей белой чашки поднимался пар, и пахло так вкусно свежим хлебушком и вареньем, что мне стало так хорошо и тихо внутри, будто впереди меня ждёт какая-то неведомая добрая сказка, как в новогоднюю ночь.
- Юр, - позвал я. - А у тебя есть сейчас друзья?
- Есть, Миша.
- А вот чтоб такие? - я кивнул на экран компьютера, где мелькали лошади, и Фрэнсис с Генри уходили от погони.
- Какие? - поинтересовался Юра.
- Ну, вот такие! Настоящие!
- Есть.
- А помнишь, ты про Дениса рассказывал, что он в детстве был твоим другом? Где он сейчас?
- Да тут недалеко, в трёх часах езды. Я хотел тебя с ним познакомить, да ты заболел. Он работает лётчиком-испытателем…
- … И ты молчал?!!