Английская писательская среда не принимала Редьярда Киплинга. Он был для британских литераторов вечным чужаком. Общественность тоже не боготворила уроженца Бомбея, хоть и признавала его талант. И если детские произведения шли на ура, то проза и особенно стихи считались почти второсортными. Ситуация усугубилась после Первой мировой, ведь то, о чем писал и чем восторгался Киплинг, подверглось чудовищной ревизии. Империя содрогнулась после пирровых побед над гуннами (словечко, продвинутое в социум Киплингом). Ура-патриотизм перестал быть востребованным. Киплинг из оракула и трибуна превратился в злобного агитатора и горлопана, звавшего на поле смертельного ненужного боя за непонятные интересы и идеалы.
Многим, увлекавшимся литературой, показалось, что очередной поэт-временщик вот-вот исчезнет из пула сочинителей и легко забудется. Однако...
Джордж Оруэлл в предисловию к собранию стихов Редьярда Киплинга писал, что Киплинг находился в привилегированном положении, будучи притчей во языцех в течение 50 лет: «На протяжении пяти литературных поколений всякий просвещенный человек презирал его, однако в конечном счете девять десятых этих просвещенных людей забыты, а Киплинг всё еще актуален». Этой фразой Оруэлл недвусмысленно попрекнул коллегу по писательскому цеху, Т.С. Элиота, за неумение объяснить феномен Киплинга.
Масштаб фигур, составлявших эссе о поэзии Железного Редьярда, впечатляет. Ни Оруэлл, ни Элиот не были ремесленниками от литературы, они по праву считались мощнейшими знаковыми фигурами английской словесности. Примечательно, что оба писателя изо всех сил пытались доказать, что Киплинг - литературная величина, однако, как большая часть тех самых «просвещенных» из цитаты Оруэлла, делали это слегка свысока.
Оруэлл вообще назвал Киплинга хорошим плохим поэтом (good bad poet), а его стихи - примером хорошей плохой поэзии. Возможно, с точки зрения рафинированного стилиста, такой диагноз выглядел справедливым, ибо лирика певца Империи не была образчиком высокого стиля или интеллектуального контента, однако простота стихов Киплинга очень часто обманчива. За несложными и написанными, что называется, в лоб строками стоит огромный, сотканный из невероятного количества образов, мир писателя, сознательно ограничившего себя рамками заданного внутри британской пропагандистской машины.
Чтобы было понятнее, Киплинг - это английский Маяковский, изводивший на благо Империи «тысячи тонн словесной руды». То, что между этими фигурами не видят ничего общего, свидетельствует о глубоком непонимании социальной составляющей поэзии начала XX века. Маяковский - точно такой же «хороший плохой поэт», как Киплинг, с тем лишь отличием, что первый воспевал страну Советов, а второй - Британскую империю. Занятно, что Маяковский заявлял: «...пою моё отечество, республику мою!», а Киплинг практически всегда сочинял стихи, в которых угадывался мелодический ряд, то есть тоже «пел».
Оба автора оказали сильнейшее влияние на развитие языков: Маяковский - русского, Киплинг - английского. Как для русского уха стали привычными облако в штанах, если звезды зажигают..., любовная лодка разбилась о быт, моя милиция меня бережет, ваше слово, товарищ маузер, и т.д., так и в жизнь англичанина с детства входили white man's burden, somewhere east of Suez, East is East and West is West, paying the Dane-geld, killing Kruger with your mouth, what do they know of England who only England know и т.д.
Поэзия Киплинга, как и лирика Маяковского, - это шершавый язык плаката (ещё одно выражение, ставшее крылатым). Только у Маяковского плакат советский, а у Киплинга - типично британский, пиратский. В тексты Киплинга вплетено несметное количество так называемых азбучных истин - идиом, цитат, афоризмов, казавшихся банальными таким эстетам от литературы, как Оруэлл.
Однако даже он признал, что иногда читателю нужно просто увидеть хорошо сбитую или точно сформулированную мысль, чтобы понять, насколько эта мысль важна и ценна для оценки реальности. В качестве примера Оруэлл приводит строфу из стихотворения The Winners, заканчивающуюся фразой He travels the fastest who travels alone (Первым достигает цели тот, кто идет к ней в одиночку). Мысль нехитрая, но, поданная в нужном ритме и контексте, заставляет задуматься. И подобные «простые» строки у Киплинга - сплошь и рядом. Поэт намекает читателю, что глубина скрыта в самых тривиальных формулировках.
Часто Киплинг сплетает идиомы для усиления стилистического и семантического эффекта. И оказывается, что большая поэзия - это не только поход за красивой рифмой и сложной темой, но и размышления о рутине, которая и есть жизнь - у каждого единственная и неповторимая. Возможно, именно поэтому девять десятых людей со светлыми лицами и высокими мотивами навсегда забудутся, а «реакционер», «империалист», «расист» и даже «фашист» Киплинг останется с поколениями читателей всех возрастов.
Как ни парадоксально, чтобы понять, как и о чем писал Киплинг, нужно прочитать ровно одно стихотворение Иосифа Бродского - «Представление». Этот стоящий особняком шедевр неоднократно пытались осмыслить и объяснить, но почти всегда безуспешно. В нем замечали сарказм, антисоветизм, патологоанатомическое вскрытие советской системы и прочие анти-ракурсы. В «Представлении» Бродский на фоне русской и советской литературной картины мира играет в Киплинга. Огромное количество клише, идиоматических оборотов, цитат и крылатых выражений вплетены в ткань полупьесы-полустиха. Афоризмы и азбучные истины трансформируются и высмеиваются, но ведь и Железный Редьярд тряс языковую копилку не для того, чтобы сообщить о существовании той или иной языковой сущности. Он всего лишь напоминал о многогранности и многослойности культур. Под разочаровывающий сарказм Киплинга всегда была постлана соломка традиции. Певец Империи был чудовищно ответственным подданным. Он не мог позволить себе провалить 400-летний план удержания Ойкумены под британским контролем.
И всё же...
Дела Редьярда Киплинга (то есть выпущенные им книги) перевесили слова (публично декларируемые взгляды). Поэт победил патриота. Возможно, именно этого ему до сих пор не могут простить люди, живущие по заветам «Бремени Белого человека», но публично декларирующие совсем другие ценности...
Именно.
Да.