По прозвищу Ирландия, или Не переходи черту.
Уильям Генри Айрленд (William Henry Ireland)
Как отмечал в своей книге 1907 года «Литературные подлоги» английский адвокат и писатель Джеймс Фаррер, XVIII столетие было золотым веком подделки. И в этом с англичанином трудно не согласиться. С одной оговоркой: созданием и продвижением взявшихся невесть откуда произведений разного рода сомнительные персонажи занимались всегда. И в веке XVI, и в XV, и в более ранние времена. Но самыми сногсшибательными окололитературными комбинациями и комбинаторами прославился именно Век Просвещения. Мистификаторам уже были доступны и многочисленные анонимные тексты предыдущих эпох, и все инструменты, с помощью которых легко удавалось удревнить ту или иную рукопись, объявив её старинным подлинником. Приобрести неиспользованную бумагу и пергаментные листы сто- или двухсотлетней давности не составляло труда. А секрет древних чернил являлся секретом Полишинеля. Полноценной же научно-филологической базы и - главное - методик анализа текстов ещё не существовало. Оставался здравый смысл, но в противостоянии с жадностью, политической целесообразностью и агрессивным нахрапом создателей фальшивых произведений он (смысл) не всегда брал верх.
Достаточно вспомнить, с какой ловкостью создавал десятки поддельных мемуаров Гасьен де Куртиль де Сандра (салют Дюма и его Д'Артаньяну!), как был обретен Катулл имени Коррадино, как Даниэль Дефо печатал одну за другой работы не под своим именем или как Томас Чаттертон придумал и вбросил в общественное поле стихи поэта XV века Томаса Роули. Фамилии Макферсон и Перси тоже уже набили литературную оскомину. Первого за руку схватили, второго решили не беспокоить (капеллан короля всё же). Список можно было бы длить и длить, однако проще сказать, что общий контекст эпохи подталкивал разномастных мистификаторов к активному продвижению подложного контента.
На этом фоне достаточно нетривиально выглядит история семьи Айрленд (отца и сына), взваливших на себя непосильный крест обнаружения материального наследия Уильяма Шекспира. Отец - Самюэль Айрленд - был издателем и антикваром. Собирая старинные вещицы и книги, он всю жизнь мечтал обрести хоть какой-нибудь раритет, имевший непосредственное отношение к Великому Барду. Сын - Уильям Генри Айрленд - числился, по представлениям отца, никчемным лоботрясом, мало способным к наукам, за что и был фактически сослан в юридическую фирму и отлучен от отцовского антикварного бизнеса. Впрочем, возможно, такая оценка была всего лишь ловким трюком для того, чтобы отвлечь внимание общественности от дальнейших проказ Уильяма Генри.
Легенда семьи гласит, что Уильям Генри Айрленд, знавший о страсти отца, сначала действительно попытался найти реальные артефакты, имевшие отношение к Шекспиру. Побывав в Нью Плейс, последней «официальной» резиденции «Шекспира» в Стратфорде, младший Айрленд выяснил, что все вещи оттуда были переданы в Клоптон. Отправившись по указанному адресу, юный изыскатель выяснил у арендатора, что «все старые бумаги, включая шекспировские, были недавно сожжены». И ведь действительно: ничего более естественного и представить себе невозможно. Вся Англия прославляет Великого Барда, антиквары готовы отдать любые деньги за шекспировские бумаги или вещи, а неизвестный арендатор жилья с бумагами Шекспира пускает всё на растопку камина.
Впрочем, чего только не случалось в Англии XVIII столетия?! По версии младшего Айрленда, именно так всё и было.
После этого некий незнакомец из переплетной лавки показывает Айрленду-сыну, как можно создать эффект старых чернил, используя определенные добавки и нагревая документ над свечой. Обычная история: встречаешь человека, а он тут же на ровном месте объясняет, как подделать документ. Англия. XVIII столетие. Век Просвещения, время чудес.
Далее у молодого человека созревает хитрый план. Совершенно нечаянно имея на рабочем месте в юридической конторе доступ к чистым листам бумаги времен королевы Елизаветы и короля Иакова, Уильям Генри, предварительно изучив манеру письма людей конца XVI-начала XVII вв., создает пару незначительных документов (завещания, закладные) и показывает их отцу. Самюэль признает их подлинными, но не проявляет никакого интереса. Таких бумаг в обращении ещё было в достатке. Вот если бы они были написаны кем-то из шекспировского окружения...
И вот, в декабре 1794 года младший Айрленд трясущимися руками передает отцу древнюю закладную, из которой следует, что Уильям Шескпир и его товарищ-актер Джон Хемингс, с одной стороны, и Майкл Фрейзер с женой, с другой, заключили настоящее соглашение. Текст и как бы подпись Шекспира были позаимствованы из издания Мэлоуна, в котором воспроизводилось факсимиле документа. А печать ушлый Айрленд аккуратно снял с одного из старых договоров, хранившихся в его юридической конторе.
Нашло в тот момент на Айрленда старшего затмение или он и срежиссировал этот спектакль, прикрываясь недорослем, однако подлинность документа антиквар засвидетельствовал без колебаний. На следующий день он отнес бумагу в Herald's Office, где документ тоже был признан настоящим.
На вопрос, откуда у отпрыска антиквара появился раритет, подписанный самим гением английской словесности, Айрленд младший отвечал уклончиво: нашелся, мол, у одного знакомца, который не хочет широкой огласки, ящик со старыми бумагами, там и лежал бесценный автограф.
Айрленд-отец собрал по поводу обретения шекспировского артефакта друзей-антикваров. И практически все они, осмотрев договор, признали его сенсационным и подлинным.
Осмелев, Айрленд-младший начал удивлять общественность новыми открытиями. Высокому антикварному собранию была представлена переписка Шекспира с его патроном, графом Саутгемптоном, письмо от королевы Елизаветы, подготовленные к печати отрывки из «Гамлета» и «Короля Лира», книги из личной библиотеки и даже послание с приложенным к нему локоном Великого Барда.
Самюэль Айрленд устроил выставку артефактов, обнаруженных его сыном в последнее время. Антиквар был совершенно убежден (или гениально делал вид), что в его руках находятся подлинники. Дом Айрленда стал популярен и получил известность. Сколько «артефактов», связанных с именем Шекспира, продал за указанный период оборотистый антиквар, история стыдливо умалчивает.
Дошло то того, что Айрленд младший «обрёл» удивительное произведение Шекспира - Profession of Faith (Исповедание веры), которое однозначно доказывало, что великий гуманист был ещё и ревностным протестантом. Насколько был затуманен разум коллег Самюэля Айрленда по антикварному цеху и некоторых английских литераторов, что они безоговорочно признали упомянутый текст бриллиантом английской литературы! Пишут даже, что один из упомянутых господ целовал рукопись, стоя на коленях.
С «Исповеданием» Айрленды явно переборщили. Тут бы им остановиться и оглядеться, но остапов XVIII века уже несло. Состряпать договор, подписанный плохо узнаваемой закорючкой, или составить письмо от неизвестного на листе бумаги времен королевы Елизаветы - это одно. А вот писать от имени проекта Шекспир - совсем другое. Во-первых, это был закрытый клуб для осведомленных, во-вторых, уже в XVIII столетии шекспировская тема охранялась как зеница ока. И абы кому не разрешалось подходить к сотам с мёдом. Находить «свидетельства» существования Шекспира - это ещё куда ни шло, а вот подправлять «руководящую и направляющую», заложенную в шекспировский канон, граничило с государственной изменой.
Айрленды настолько разошлись, что сын антиквара объявил об обнаружении двух доселе неизвестных ранних пьес Шекспира: «Вортигерн и Ровена» и «Генрих II». Сначала очарованная публика приняла открытие на ура. Даже умудренный опытом Шеридан позволил ослепить себя фальшивкой и отдал немалую сумму за возможность поставить «Вортигерна...» в театре Друри Лейн.
Но судьба Айрлендов уже была решена. Соревноваться с группой «Шекспир» им было очевидно не по силам. К делу подключились маститые шекспироведы, один из которых - ирландец Мэлоун - и похоронил предприятие «Антиквар и сын». Действовал Мэлоун по зову совести и сердца или получил заказ на публичную экзекуцию, история умалчивает. Возможно, тут были и личные мотивы (наказать наглых выскочек, ведь Мэлоуну при жизни не удалось найти сколь-нибудь явных следов существования Шекспира), и общественный заказ, ибо Айрленды настолько распоясались, что позволили себе показать «шекспировские артефакты» особам королевской крови, в том числе принцу Уэльскому.
Остановись отец и сын Айрленды на этапе обретения непонятных писем и посланий, скорее всего, у нас сегодня были бы «подлинные» бумаги, к которым «приложил руку Сам». А так... покаяние молодого Айрленда, косые взгляды антикваров, презрение и сломанные судьбы обоих участников пикантного розыгрыша.
А всего-то нужно было не переходить черту.
Ведь золотой век литературных подлогов благоволил мистификаторам...