Рецидивист на доверии
По поводу стихотворения Лермонтова «Прощай, немытая Россия» было сломано немало копий. И, судя по всему, не зря. Напомню вкратце суть проблемы. При жизни Лермонтова этот опус опубликован не был. Никаких автографов произведения не существует. Намеков на этот текст или его упоминаний, происходящих из лермонтовских или близких к лермонтовским времен, не имеется. Короче говоря, до конца 19 века такого стихотворения в наследии Михаила Юрьевича не существовало.
После смерти Лермонтова проходит 32 года. И вот, 9 марта 1873-го книгоиздатель П.И. Бартенев пишет письмо книгоиздателю П.А. Ефремову. В этом послании Бартенев сообщает, что чудесным образом обрел два четверостишия великого поэта, «списанные с подлинника». Какой подлинник имел в виду Бартенев, лермонтоведам доселе неизвестно. Однако Бартенев отчего-то не спешит публиковать вновь обретенное стихотворение гения. Проходит долгих 14 лет, и лишь в 1887-м «Немытую Россию» выводят в свет. Причем делает это не сам Бартенев, а историк литературы Висковатов. А Бартенев аккуратно загружает будущую нетленку в «Русский архив» лишь в 1890-м году, сопровождая публикацию всё тем же старым припевом: «Записано со слов поэта современником». Имя современника, естественно, не разглашается. И правильно - зачем? Книгоиздателям, как и джентльменам, нужно верить на слово. Вопрос, отчего Бартенев тянул 14 лет, имея в руках такое сокровище, тоже, мягко говоря, повисает в воздухе.
В советский период «Немытую Россию» принимают на ура, и этот текст становится подтверждением, что Лермонтов неодобрительно относился к самодержавию, жандармскому контролю и прочим «ужасам царизма». Вкупе с мятежным парусом, который ищет бури, это считывалось революционно и прогрессивно. А вопрос об авторстве был задвинут на 39-й план. И возник снова лишь в позднеперестроечные годы, когда народ начал читать то, что не сильно тиражировалось в СССР. Тогда и вспомнилась неприглядная история обретения стихотворения, и снова общественность начала требовать доказательств причастности Лермонтова к фокусам-покусам Бартенева. Маститые ученые, всю жизнь прославлявшие революционную лирику мятежного романтика, естественно, воспринимали любые попытки покуситься на устои в штыки. И это объяснимо. Но все их аргументы заканчивались однотипным «сам дурак». Автографа так никто и не предъявил, ссылок от современников не было, безымянного неравнодушного, якобы записавшего «со слов поэта» стихи о гнусности российского бытия, так и не вычислили.
А ведь могли.
Причем легко и непринужденно.
Если бы концентрировались не на окружении Лермонтова, а на тех прекрасных, блааародных донах, кто ввел «Немытую Россию» в оборот.
Ведь в данном случае это не вопрос атрибуции, а проблема мотивации. Задались бы вопросом, кому понадобилась через 32 года после смерти Лермонтова его «революционная» лирика, глядишь, и выявили бы, cui prodest, cui bono.
А ежели бы еще не верили изначально джентльменам на слово, схватили бы кое-кого за руку. Или вообще дали бы по рукам так, что «джентльмены» перестали бы заниматься фейкометством, хотя в те времена и термина-то такого и не было.
О чём я? Сейчас напомню одну историю. Известную, многими описанную. Только отчего-то не сопоставляемую с повестью об обретении «Немытой России». И, как мне кажется, напрасно.
Итак, 1897 год. В журнале «Русский архив» (так-так-так, не напряглись?) выходит продолжение незаконченной пушкинской «Русалки». В предисловии издателя некий (та-та-та-там!) И.П. Бартенев пишет:
«В 1836 году Пушкин читал свою «Русалку» полностью у поэта Губера… На чтении присутствовал Дмитрий Павлович Зуев, ныне маститый старец, одарённый чудесной памятью. Вернувшись от Губера, он записал последние сцены «Русалки»…»
Бартенев доверительно сообщает читателям журнала, что запись Зуева дважды прочёл и подтвердил сам Пушкин (лично, приватно!). Никаких свидетельств, но джентльменам... да-да-да!
Где хранилась рукопись 50 с лишним лет, никому не известно. Видимо, у Зуева, который после свидания с Пушкиным пришёл, увидел, победил записал. И вот, некий друг чудесного старца с невероятной памятью принес лично Бартеневу финальные главы «Русалки», которые теперь с трепетом будут выплеснуты на страницы «Русского архива».
Если в случае с Лермонтовым Бартеневу удалось выйти сухим из воды, то, замахнувшись на Пушкина, фейкометчик получил по полной программе, причем от коллег по цеху. Известный издатель А.С. Суворин издал в 1900 году сборник с красноречивым названием «Подделка «Русалки» Пушкина», в котором достаточно спокойно, но жестко объяснил, что веры бартеневским «зуевым» нет никакой. После чего ссылаться на «гениального» старца стало просто неприлично. А контекст истории стал общеизвестен.
Интеллигентнейший Алексей Сергеевич Суворин не стал уничтожать собрата-издателя, несмотря на имевшуюся фактуру по пушкинскому делу. И не напомнил Бартеневу о странностях обретения лермонтовского наследия.
Возможно, это был жест христианского прощения.
Но оценил ли его рецидивист Бартенев, неизвестно...