Вo второй статье о классовой борьбе и уличном демонстрационном движении мы сравнили социальные и политические демонстрационные движения. В частности, мы рассмотрели причины поражения пролетарского движения в 1953 г. в Восточной Германии, причины победы «мирной революции» в ГДР 1989/90 гг., а также динамику и тенденции молодёжного бунта в районе Ливерпуля Токстет в 1981 г. В статье также присутствует уничтожающая критика всего политтеатра мелкобуржуазных политических правых и левых.
Беспорядки в Токстете. июль 1981 г. Ливерпуль
В дополнение к пролетарским уличным движениям, которые происходят во время прекращения работы, существуют также уличные движения рабочих и работниц, которые проходят в нерабочее время, после работы или в выходные дни. Эта форма пролетарского уличного движения больше не связана напрямую с классовой борьбой пролетариата в производственном процессе. В результате этого оно может достичь гораздо меньшего социального воздействия, и такие пролетарские уличные движения быстро становятся местом сборищ левых, центристских и правых политиков.
Тот факт, что пролетарское уличное движение в нерабочее время доминирует над гораздо более радикальным в рабочее время, свидетельствует об относительной слабости классовой борьбы на Западе и в странах бывшего СССР. На этих демонстрациях, организованных профсоюзами, как правило царит атмосфера уважения к закону, порядок и атмосфера социального партнерства между профсоюзными боссами и социал-демократическими политиками. Хотя на этих шествиях пролетарский базис также демонстрирует своё недовольство по поводу действий «своих представителей», профсоюзы и левые партии по-прежнему в значительной степени контролируют классовую борьбу пролетариата и социальные уличные движения рабочих и работниц.
Начавшиеся в сентябре 1989 г. в ГДР так называемые «понедельничные демонстрации» отчётливо показали, что количественное доминирования пролетарского базиса этого уличного демонстрационного движения недостаточно для определения его социального характера. Проходившие вплоть до марта 1990 г. в нерабочее время демонстрации против госкапиталистического режима СЕПГ с требованиями буржуазных свобод и открытия границ стали прологом так называемой «мирной революции» в ГДР.
Кажется парадоксальным, что гораздо более радикальная пролетарская классовая борьба 17 июня 1953 г. была подавлена режимом СЕПГ с помощью советских танков, в то время как демонстрации после работы сломили восточногерманский государственный капитализм. Решение этой загадки состоит в том, что в 1953 г. государственный капитализм и советский империализм после победы во Второй мировой войне на международной арене находились на стадии относительного подъёма, в то время как в 1989/90 гг. они были в состоянии смертельного кризиса. Так, в 1953 г. восточногерманскому госкапиталистическому режиму удалось поставить на колени пролетарское восстание рабочих и работниц, в то время как в 1989/90 гг. он был настолько слаб, что был побеждён беззубым уличным демонстрационным движением. В действительности, однако, причиной свержения режима СЕПГ стал его внутренний структурный кризис и ослабление внешней политики восточногерманского государства со стороны империализма ФРГ. Массовый исход граждан ГДР через Венгрию на «свободный Запад» привёл к ослаблению восточногерманского государства и стал прологом пропагандистского наступления «за рыночную экономику и демократию» западногерманского империализма. Кроме того, «старший брат» режима СЕПГ, Советский Союз, сам находился посереди процесса преобразования государственного капитализма в частнособственнический. Движение «демонстраций по понедельникам» после работы лишь ещё больше ослабило и так уже ослабленный режим.
Хотя большинство участников и участниц понедельничных демонстраций были пролетариями и пролетарками, они находились под политико-идеологическим контролем интеллигенции. На тот момент мелкобуржуазная интеллигенция в ГДР беспомощно колебалась между «социалистическими идеалами», которые они теперь хотели реализовать в ГДР и которые почти не имели ничего общего с коммунистической критикой госкапитализма, и постоянно растущим приспособлением к западногерманскому частному капитализму, который только приготовился проглотить ГДР. Рабочие и работницы на демонстрациях по понедельникам сначала были массой для манёвров мелкобуржуазных политиков, а затем западногерманского империализма. Немало восточногерманских пролетариев и пролетарок по-прежнему имели скептическое отношение к частнособственническому капитализму, и многие из них в начале движения субъективно выступали совсем за другие цели, чем аншлюс Восточной Германии ФРГ. Поэтому «мирная революция» в ГДР - это миф, который не имеет ничего общего с реальностью того времени. В то же время, во время демонстраций по понедельникам, многие работницы и рабочие почувствовали свою силу по отношению к госкапиталистическому режиму.
Летом 2004 г. в восточногерманских городах сначала относительно спонтанно начинаются демонстрации против введения социального пособия Hartz IV. Эта реформа правительства Шрёдера (СДПГ) и Фишера (Зелёные) фактически предусматривала объединение пособия по безработице и социального пособия. Демонстрации против реформы Hartz IV постепенно стали массовым движением по всей Германии. Однако относительно стабильная германская демократия сумела без каких-либо уступок нейтрализовать это движение. Движение стало всё чаще направляться профсоюзными боссами в желаемое русло и использоваться правыми (Национал-демократическая партия Германии) и левыми (Марксистско-ленинская партия Германии, Избирательная альтернатива - Труд и социальная справедливость и Партия демократического социализма) политиками в их политических целях. Позднее, в 2007 г. последние две партии объединились в Левую партию. Когда большинство рабочих, работниц и безработных поняли, что демонстрации по понедельникам не помешают реформам рынка труда, движение пошло на убыль и постепенно потеряло свою массовость.
Параллельно классовой борьбе пролетариата в 1968 г. в Западной Европе возникли и развились сегодняшние мелкобуржуазные левые, которые преимущественно являются политическим уличным движением. В дополнение к этому полностью институционализированному и ритуализированному политическому мелкобуржуазному уличному движению левых существует также неофашистское политическое уличное движение. В этих политических уличных движениях помимо мелкобуржуазных элементов также активно участвуют рабочие, работницы и безработные, которые питают иллюзии, что в этих политических уличных движениях они могут отстаивать свои социальные интересы. Мы не хотим здесь ставить знак равенства между нацистами и левыми, но в целом можно сказать, что рабочие, работницы и безработные в обоих уличных движениях являются всего лишь массой для манёвров мелкобуржуазной политики, которая стремится стать крупнобуржуазной, т.е. стать признанным политическим персоналом буржуазии. В Германии, например, Зелёным это удалось сделать уже в 1998 г., а Левая партия сделала это в восточных землях Германии в 2009 г. Во многих странах как левые, так и правые политические уличные движения мало связаны с пролетарской классовой борьбой на заводах, фабриках и в офисах. И это хорошо.
К сожалению, как в правом, так и в левом политическом уличном движении много молодёжи - в том числе молодых рабочих, работниц и безработных, которые натравливаются и подстрекаются к действиям друг против друга. Политический центризм вызывает разочарование и злобу пролетарской молодёжи, а левые и правые демонстрационные уличные движения направляют их социальный гнев в политические русла, что либо приводит к полностью деструктивному взрыву насилия, либо к канализации протеста в безопасное русло... Это происходит по причине того, что мелкобуржуазная политика, правая или левая, не в состоянии упразднить патриархат, капитал и государство, она может только воспроизвести их. Мелкобуржуазные политики используют улицу как место вербовки людей и потенциального давления на крупнобуржуазную политику, к которой они тянутся, как мотыльки к свету. После того, как правые и левые «протестные партии» попадают в парламент, они кидают уличное движение. Уличные движения поднимают мелкобуржуазных политиков наверх, однако если они достигли вершины, то должны как можно скорее избавиться от запаха улицы.
Политические уличные движения затуманивают социальное сознание рабочих, работниц и безработных. Это особенно заметно во время фашистских шествий и антифашистских демонстраций. В то время как неонацисты и неонацистки направляют социальную фрустрацию низших слоёв населения на иностранцев, иностранок и своих лево-демократических конкурентов и конкуренток, антифашистки и антифашисты мобилизируют пролетариат против нацистов и нацисток и вступают в союзы с демократическими партиями. Таким образом они становятся мобилизирующей силой борьбы за демократию и их действия направлены на поддержку демократии, которая является реально существующей формой классового господства капиталистов, капиталисток, менеджеров и профессиональных демократических политиков. Эту форму господства нельзя не избрать, не переизбрать. Правые демократы/фашисты и левые демократы/антифашисты являются всего лишь правым и левым крылом тоталитарной демократии. Частично из уст и тех и других можно слышать радикальные заявления против капитала и государства, но это всего лишь словесный радикализм. На практике правая и левая политика служат интересам социальной недееспособности рабочих, работниц и безработных.
Содержание демонстраций левого протеста - это мелкобуржуазный социальный реформизм как «реальная политика» и непрактичный абстрактный вербальный радикализм, который заключается в ритуальных признаниях преданности «революции и коммунизму». Однако политическое уличное движение не является революционным и не может быть им, т.к. только пролетарская классовая борьба обладает той социальной силой, которая способна разорвать капиталистические отношения изнутри. Призывы «радикальных левых» к образованию «революционных блоков» на лево-демократических и профсоюзных демонстрациях только отвлекают пролетариат от осознания этого факта. Также попытки самозванных «уличных бойцов» нa задворках кротких демонстраций вступить в драку с мусорами или поджигать мусорные баки принципиально ничего не меняют в мелкобуржуазном социально-реформистском характере уличного движения политических левых.
Если социальные революционеры и революционерки идут на политические демонстрации левых демократов, демократок и профсоюзов, то главным образом для того, чтобы поддержать социальную эмансипацию рабочих, работниц и безработных от левой политики как части антисоциального буржуазного управления нищетой. На этих робких демонстрациях они являются представителями воинствующего социального сопротивления на предприятиях, в офисах, университетах и школах. Социальные революционеры и революционерки выступают с радикальной антиполитической критикой всего политтеатра левых.
Политические уличные движения также несопоставимы с социальными восстаниями молодёжи, некоторые из которых даже имеют антиполитические тенденции. Вот что писал Red Devil о восстаниях молодёжи в Великобритании в 1980-х гг.: «В 1980-х регулярно (…) происходили «беспорядки молодежи». Во время перерыва между боевыми действиями в районе Токстет Ливерпуля левая активистка забралась на ящик и обратилась к толпе на тему социалистической утопии, которая, по ее словам, вскоре должна была сбыться. На ее обещание, что при этом всем найдется работа, группа молодых уличных бойцов ответила ироническим хохотом. Когда ораторша подробно описала дальнейшие реформы, группа начала насмешливо повторять: «Большие клетки, длинные цепи!» Слова этих молодых уличных бойцов доходят до сути: реформы демократов означают только «гуманизацию» нищеты (мероприятия по обеспечению занятости, новые рабочие места, социальное жилье, повышение минимальной заработной платы, гарантированные пенсии и т.д.), т.е. сохранение нищеты вместо её упразднения. «Революция» и «коммунизм» этих «революционеров» означают только увековечивание наемного труда в «рабочем государстве» с «социалистическими соревнованиями» и «социалистическим трудом», а не его отмену... Они хотят сделать из общества одну большую фабрику, они стремятся к созданию эффективно функционирующего капитализма без побочных эффектов, однако забывают о критике его основополагающих форм (классы, наемный труд, политика, государство и товарное производство). Их требования в отношении повседневной жизни исчерпаны в описании общих черт и остаются в интеллектуальном и материальном болоте товарного общества, а не выходят за его рамки, чтобы усилить существующую критику (воздержание от выборов, критика профсоюзов и наемного труда.) Логика «создания новых рабочих мест» не противоречит логике и ценностям капитала, напротив, она положительно относится к ним и не имеет никакого отношения к критике капитализма. Эта логика является частью проблемы, но никак не её решения.
„Бессознательные“ беспорядки, как, например, в Токстете в 1981 г. или в Париже в 2005 г. уже содержат свои „сознательные“ элементы и моменты. Вещи просто не всегда кажутся такими, какие они есть на самом деле. Зная кричалки и критику боевой молодежи, мы видим, что они выработали гораздо более острую и ясную критику, чем все „революционные“ группы. Её здоровый классовый инстинкт, который возможно возник под влиянием контактов с (другими) социал-революционными личностями и группами, опыта и знания социал-революционной литературы, позволил этой молодежи сформулировать радикальную критику по отношению к требованиям (левой) политики и политиков. Своим восклицанием „Большие клетки, длинные цепи!“ они подвергли также критике любую социальную политику, будь она левой, „правой“ или „центристской“ или частью „рабочего“ государства или демократии. Они знали, что социальная политика может только сделать выживание более терпимым, нищета при этом как таковая остается.
Такой здоровый классовый инстинкт вместе с радикальной, материалистической критикой капиталистического общества (во всех его формах и проявлениях: наемный труд, выживание, товарно-денежные отношения, идеология) является основой для социальной революции, которая будет необходима, чтобы положить конец существующем отношениям, а не просто их изменить.» (Red Devil, Wir sind alle Abschaum! Die brennenden Autos und Supermärkte der Banlieues (Мы все отбросы! Горящие автомобили и супермаркеты в пригородах) Издательство Bibliothek des Widerstandes, февраль 2006 г., стр. 55/56.)
Эти социальные восстания молодёжи с участием школьников, школьниц, студентов и студенток, молодых рабочих, работниц и безработных как борющихся личностей имеют явные социально-революционные тенденции, в отличие от политических уличных движений левых партий и профсоюзов. Например, первомай во многих странах мира является мёртвым ритуалом. Но изолированные от пролетарской классовой борьбы в производственном процессе, эти восстания молодёжи не могут перерасти в социальную революцию. Однако пролетарская классовая борьба имеет свою внутреннюю динамику, которая иногда сочетается с надклассовыми уличными движениями, но часто также нет.