Массовые забастовки и вооружённая борьба часть 2
Демонстрация на рыночной площади, Галле, март 1919 г.
23 декабря шахтёры «Ноймюль» прекратили забастовку, в то время как их коллеги из Тюссенской шахты «Дойчер кайзер» провели демонстрацию перед ратушей и потребовали отставки двух членов рабочего совета Хамборна. Чтобы придать больший вес своим требованиям, некоторые шахтёры появились на демонстрации с дубинками. Когда переговоры в ратуше затянулись, рабочие и работницы направились на шахту «Ноймюль», чтобы снова снять братьев и сестёр по классу с работы. Однако шахта была занята полицией и представителями народного ополчения. Были даже выставлены пулемёты. У капиталистической социальной реакции был также пожарный шланг, соединённый с котлом, чтобы встретить бастующих и демонстрирующих шахтёров горячей кипящей водой. Однако само народное ополчение состояло из рабочих, которые дружили с горняками с «Дойчер кайзер». Вместе они одолели полицию. После этого рабочий коллектив «Ноймюль» начал забастовку. Кроме этого шахтёры таким путём овладели винтовками и пулемётами.
На следующий день рабочие вывели полицейского инспектора из ратуши и подвергли его телесным наказаниям. Затем, вооружённые винтовками и пулемётами, добытыми на «Ноймюль», они двинулись на демонстрацию из Хамборна в Стеркраде и Остерфельд. В Стеркраде шахтёры из Хамборна столкнулись с охранниками из местного народного ополчения. Однако ополчение удалось разоружить с помощью интерактивного общения. Так первые ростки пролетарской диктатуры выросли из воспроизводительной классовой борьбы. Однако хамборнцы остались изолированы в своей радикальной классовой борьбе. Начиная с 21 декабря последние забастовки за пределами Хамборна, которые возникли по их примеру, пошли на убыль. То, что горняки Хамборна после 23 декабря не остались полностью изолированными в своей борьбе, было связано с их радикальными демонстрационными маршами.
Однако капиталистическая контрреволюция также не спала. Рабочие и солдатские советы тех городов, в которых СДПГ-большинства, профсоюзы и католическая Партия центра составляли подавляющее большинство, пытались остановить классовую борьбу пролетариата. С этой целью солдатский совет Реклингхаузена предоставил им контрреволюционные войска для борьбы против «Спартака» - так теперь капиталистическая социальная реакция называла все радикальные и революционные силы. С помощью этого реакционного формирования, которое было усилено местным ополчением, совет рабочих и солдатских депутатов Гладбека встал на пути демонстрации из Ботропа. Когда демонстрация не повернула вспять, реакционный отряд контрреволюционного рабочего и солдатского совета Гладбека открыл огонь по демонстрантам из Ботропа, один рабочий был убит. Несколько дней спустя в этом районе появился фрайкор, который всё ближе приближался к Хамборну. 27 декабря 1918 г. в Гутехоффнунгсхютте этот фрайкор открыл огонь из одной шахты по демонстрантам, среди которых были шахтёры Хамборна и Оберхаузена. Трое пролетариев были убиты контрреволюцией.
Однако контрреволюции удалось сломить забастовочное движение в Рурской области не только благодаря голой силе, потребовались также некоторые материальные уступки и значительная порция демагогии под брендом «социализации». После использования военных против бастующих шахтёров в Рурской области центральное правительство, состоящее из представителей СДПГ-большинства и Независимых социал-демократов, вынуждено было вмешаться в ход событий. Правительство направило в этот район представителя НСДПГ Генриха Штрёбеля, чтобы с помощью переговоров опять навести порядок. Так, 28 декабря 1918 г. в ратуше Мюльхайма состоялась большая конференция, на которой присутствовали представители окружной администрации, государственного горнодобывающего ведомства, профсоюзов и дирекции шахт, а также парламентарии, бургомистр и обер-бургомистр. При условии немедленного возобновления работ дирекция шахт Тюссена на этой конференции пошла на следующие уступки работникам и работницам «Дойчер кайзер»: одноразовая выплата 200 марок каждому женатому шахтёру, которая должна была производиться двумя частями каждые 14 дней, 100 марок каждому неженатому, от 25 до 125 марок за каждого ребёнка старше 14 лет. После этих уступок горняки Хамборна закончили забастовку. Но даже после этого соглашения снова и снова происходили дикие стачки за пределами Хамборна, во время которых шахтёры стремились добиться от горнодобывающего капитала таких же уступок, как на «Дойчер кайзер».
Тем временем у политиков разных мастей настало время демагогии «социализации». 9 января 1919 г. рабочий и солдатский совет Эссена голосами представителей СДПГ-большинства, НСДПГ и КПГ (!) принял решение о «социализации» горнодобывающей промышленности, занял головную организацию горнодобывающих предприятий, горнодобывающую ассоциацию и угольный синдикат, который отвечал за добычу и продажу угля, и на собрании профсоюзов (!) и советов округа назначил комиссию из 9 человек для подготовки переговоров с правительством с целью «социализации» шахт. В эту комиссию вошли по три представителя от СДПГ-большинства, НСДПГ и КПГ (!). Инициативы рабочих и солдатских советов Эссена представляли собой иллюзорную смесь государственно-капиталистической идеологии, системы советов и иллюзий по отношению к частнокапиталистическому правительству Германии, которое должно было одобрить всё по закону. Конечно, эти три элемента никак вместе не совмещались.
Таким образом инициатива социализации Эссенских советов объективно сбивала с толку пролетариат, а также субъективно останавливала его самоорганизованную классовую борьбу в виде диких забастовок без и против воли профсоюзов (здесь мы однозначно не имеем ввиду синдикалистов, которые принимали участие в забастовочном движении). Так, 14 января 1919 г. на конференции рабочих и солдатских советов угольного бассейна Рура голосами СДПГ-большинства, НСДПГ и КПГ была принята резолюция, в которой говорилось: «Самое большое и самое важное требование достигнуто: шахты стали общенародной собственностью". (Цитируется по материалам Конференции рабочих и солдатских советов Рурского угольного бассейна (Konferenz der Arbeiter- und Soldatenräte des Ruhrkohlengebietes), 14 января 1919 г.) Это утверждение, конечно, не было правильным. Шахты продолжали оставаться капиталистической частной собственностью. Противоположные утверждения были как частью сознательной демагогии СДПГ-большинства, так и объективно контрреволюционно действующих иллюзий синдикалистов, НСДПГ и «K»ПГ Рурской области.
Со стороны СДПГ-большинства и профсоюзных боссов вся эта история должна однозначно рассматриваться как преднамеренная демагогия, направленная на слом забастовочного движения в Рурской области. Со стороны НСДПГ и КПГ субъективная сторона этой истории выглядит несколько иначе: прежде всего они были ни чем иным, как левыми фиговыми листками реакционной партийной и профсоюзной политики, направленной на сдерживание пролетарской классовой борьбы. В том, что НСДПГ пошла на это, не было ничего нового. Однако то, что КПГ также объективно втянулась в этот процесс, показывает, что революционных партий не может существовать в природе по определению, несмотря на множество субъективно честных революционеров и революционерок среди обычных членов КПГ. В отдельных местах, там, где преобладало правое крыло партии, КПГ уже в первой половине 1919 г. объективно стала «К»ПГ, а начиная с октября 1919 г. это положение распространилось на всю партию. Поведение «К»ПГ в Kомитете девяти было объективно реакционным. Ссылка на отсутствие опыта в этом случае была бы обычной отговоркой, т.к. НСДПГ и часть КПГ в это время уже обломали себе зубы в Берлине при попытке свержения правительства СДПГ-большинства.(см. Январские бои в Берлине) Контрреволюционный характер СДПГ-большинства, профсоюзной бюрократии и правительства Эберта уже давно был известен революционным силам. То, что Рурское отделение «К»ПГ участвовало в мошенничестве под названием «социализация», никак не может быть оправдано.
В постановлении от 14 января 1919 г. в дополнение к СДПГ-большинства и НСДПГ также «К»ПГ и синдикалисты (!) призывали к прекращению забастовок: «Посмотрите на людей, которые все еще после социализации призывают к забастовке! Вы не желаете сами себе добра. Все ваши организации: свободные, синдикалистские, христианские и польские профсоюзы, согласно заявлениям их представителей на конференции в Эссене по социализации, выступают против забастовки. Все социалистические партии: Партия социал-демократического большинства (СДПГ-большинства), Независимые (НСДПГ) и Союз Спартака («K»ПГ) просят вас возобновить работу. Любой, кто призывает к забастовке, является либо опасной бестолочью, либо подкупленным агентом капитализма». (Материалы Конференции рабочих и солдатских советов Рурского угольного бассейна (Konferenz der Arbeiter- und Soldatenräte des Ruhrkohlengebietes), 14 января 1919 г.)
Таким образом реакционный единый фронт, состоящий из партий и профсоюзов, начиная от СДПГ-большинства до «K»ПГ и от открыто реакционных профсоюзов до синдикалистов, требовал от рабочих и работниц прекратить забастовки. И всё это происходило под ложным предлогом, что добыча угля уже «социализирована»! Очень скоро СДПГ-большинства раскрыла свои тайные намерения. Центральное правительство посредством своей политики на практике доказало, что оно под «социализацией» понимает интервенционистскую политику государства в рамках частнособственнического капитализма. Вскоре это также стало ясно представителям НСДПГ и «K»ПГ в Комитете девяти, т.к. правительство отказалось признавать эту комиссию. Кроме того правительство требовало избрания вместо советов комитетов, которые не должны были больше иметь реальных полномочий контроля. Также правительство потребовало учреждения трудовых палат, в которые должны были войти на паритетных началах представители капитала и профсоюзной бюрократии. Эти идеи правительства были отвергнуты на новой конференци советов в Эссене 6 февраля 1919 года. Конференция также выдвинула правительству ультиматум, пригрозив в противном случае начать всеобщую забастовку. Как могло «К»ПГ в рамках Эссенской инициативы требовать госкапиталистических мер от явно частнокапиталистического режима?! Это при том, что ни одно объективно социально-революционное течение в мире не может требовать от какого-либо правительства «социализации», т.к. оно стремится к установлению бесклассового и безгосударственного общества посредством разрушения государства и упразднения товарного производства. Однако тогда революционная субъективность пролетариата ещё не была настолько развита. Но то, что «К»ПГ в Рурской области вместе с СДПГ-большинства и НСДПГ требовали от контрреволюционного правительства «социализации» горнодобывающей промышленности, даже по тогдашним меркам не было революционным. Во время всеобщей забастовки и мартовских боев в столице КПГ Берлина вела себя совершенно иначе. Также интересным фактом является то, что в январе 1919 г. даже синдикализм в Рурской области играл объективно реакционную роль. Резолюции от 14 января 1919 г. являются одними из многих доказательств того, что партийный марксизм и синдикализм объективно не могут быть революционными течениями!
Правительство отреагировало на ультиматум и угрозу всеобщей забастовки из Эссена оккупацией Рурской области подразделениями фрайкора под командованием генерала фон Ваттера. 16 февраля в Мюльхайме состоялось собрание синдикалистов, членов советов от НСДПГ и КПГ по поводу всеобщей забастовки и вооружённой борьбы против фрайкора. Это собрание стало поводом для выхода СДПГ-большинства из состава Kомитета девяти. В начале с помощью демагогии «социализации» правящим политикам удалось сдержать волну диких стачек, однако интервенционистская политика государства опять разожгла классовую борьбу и потребовала от СДПГ-большинства возврата к голой контрреволюционной практике. Т.к. СДПГ-большинства, к сожалению, всё ещё имела прочную основу в пролетариате, ей удалось расколоть его в Рурской области и помешать своим сторонникам участвовать во всеобщей забастовке. Результатом стали ожесточённые конфликты внутри пролетариата. Но расколотый пролетариат не может одержать победу над контрреволюцией. Так, члены Эссенского совета от НСДПГ и «К»ПГ капитулировали перед контрреволюцией, 21 февраля 1919 г. прекратив всеобщую забастовку. Контрреволюция, конечно, не выполнила договорённости перед капитулирующими «представителями» рабочего класса, и правительство ввело в Рурскую область вооружённые войска, что привело к временной парализации классовой борьбы в угольном бассейне.
Левые социал-демократы и правые «коммунисты» до сегодняшнего дня утверждают о превосходстве Эссенской инициативы социализации над «простой» борьбой шахтёров Хамборна за заработную плату. Однако эта позиция явно не выдерживает революционной критики. Конечно, согласно официальным заявлениям, рабочие и работницы из Хамборна оставались частью репродуктивной классовой борьбы, но они действовали сами, без профсоюзных и партийных боссов. Это была чертовски важная революционная тенденция их классовой борьбы. Это также относится к тому факту, что требования этой борьбы заставили рабочих и работниц Хамборна применить диктатуру пролетариата против классового врага и его приспешников. А к чему привела Эссенская инициатива социализации? Она привела к победе партийной и профсоюзной политики над самоорганизованной классовой борьбой пролетариата. Поскольку партийная и государственная «социализация» может происходить только в рамках капитализма, Эссенская инициатива привела объективно к победе капиталистической политики над классовой борьбой. Здесь надо заметить, что по многим вопросам у пролетариата тогда все ещё не было ясной классовой позиции.
В Центральной Германии левое крыло НСДПГ доминировало над пролетариатом, тем самым деформируя его классовую борьбу и систему местных советов - особенно в промышленном треугольнике Галле-Лойна-Мерзебург. Инициатива по усилению классовой борьбы исходила от совета рабочих и солдатских депутатов Галле, который возглавлял представитель левого крыла НСДПГ и бывший «революционный» староста Вильгельм Кёнен. Под влиянием классовой борьбы в Рурской области рабочий и солдатский совет Галле поставил под свой контроль главное горное управление в этом городе и ведомство по надзору над шахтами. Движение советов в Галле-Мерзебурге было также связующим звеном с движением в Берлине, которое, как известно, тормозилось Исполнительным советом под руководством Рихарда Мюллера из-за его оппортунистического приспособления к фракции СПДГ-большинства в совете.
Так, движение советов в Центральной Германии признало разработанные Берлинским Исполкомом правила для рабочих советов на промышленных предприятиях. Как известно, эти правила были непригодны для продолжения социальной революции и предусматривали только контрольные функции рабочих советов в рамках государства и производства капиталистических товаров. Таким способом классовая борьба в Центральной Германии объективно не могла принять революционный характер, потому что она субъективно не отвечала требованиям сознательной социальной революции. НСДПГ в Центральной Германии пыталось пропитать классовую борьбу пролетариата своей идеологией «социализации». Эта «социализация» должна была быть инициирована в рамках существующего государства, чтобы впоследствии свергнуть его и заменить его госкапиталистическим «рабочим государством». Таким образом эта борьба НСДПГ за «социализацию» явно уводила пролетариат в сторону от реальной необходимости социальной революции - разрушения государства.
23 февраля 1919 г. на конгрессе советов в Галле на следующий день была объявлена всеобщая забастовка. Партийно-идеологически определённые цели забастовки, такие, как «демократизация предприятий» или «продолжение социалистической революции», могли лишь запутать сознание пролетариата. Реальная демократизация предприятий на практике может означать только социальное партнерство и сотрудничество профсоюзной бюрократии с буржуазией в рамках производственных советов. Так это и произошло. Однако бытиё и сознание пролетариата может также радикализаваться в борьбе за иллюзии и выйти за рамки, поддерживаемые партийной и профсоюзной политикой иллюзий. Поэтому революционеры и революционерки должны участвовать в воспроизводительной классовой борьбе пролетариата и в то же самое время уничтожать иллюзии, поддерживаемые партийной и профсоюзной бюрократией.
Всеобщая забастовка в Центральной Германии началась 24 февраля со всей силой. Помимо шахтёров работу также прекратили работники и работницы химической промышленности, электростанций и металлообрабатывающих компаний. Сельский пролетариат также участвовал в этой классовой борьбе. Железнодорожники забастовкой парализовали железнодорожную связь между Берлином и Веймаром - местом собраний контрреволюционного Национального собрания. В Галле стали формироваться забастовочные комитеты. Пролетарская классовая борьба разрушила буржуазную свободу прессы как части капиталистической свободы торговли посредством забастовки печатников и стала развивать свободу прессы пролетариата через публикацию Бюллетеня забастовочного комитета. Так, несмотря на свою социал-реформистскую идеологию и центристское руководство, забастовка в Центральной Германии имела революционные тенденции. 26 февраля к забастовке присоединились рабочие и работницы Эрфурта и Лейпцига, а 18 февраля 1919 г. начал бастовать пролетариат Готы.
Против забастовочного движения в Центральной Германии контрреволюция вынуждена была также применить сверхрепрессивные меры. Так 1 марта 1919 г. в Галле вошёл корпус жандармерии. Однако он встретил вооружённое сопротивление пролетариата, которое, к сожалению, контрреволюции удалось быстро сломить. Правительство объявило осадное положение. Это усложнило координацию между бастующим пролетариатом разных предприятий и городов. В ходе типичных для НСДПГ переговоров с правительством в Веймаре 5 марта последнее пошло на уступки социал-реформистским требованиям партии. В своих уступках правительство первый раз официально признало производственные советы, что стало фактически первым шагом к юридическому закреплению этих объединений в качестве органов социально-реакционной рабочей демократии как особой формы капиталистической диктатуры на предприятиях. С помощью насилия и социальной демагогии классовая борьба в Центральной Германии была сломлена контрреволюцией. 7 марта всеобщее собрание прекратило забастовку. Только в Лейпциге рабочие и работницы в знак солидарности со всеобщей забастовкой в Берлине бастовали до 10 марта.