Во Львове
Если ты вдруг случайно попал в какой-то другой город, вернулся и решил поделиться впечатлениями с общественностью, то хорошим тоном будет ругать это место, находить смешные и нелепые черты; если город небольшой - называть его «Урюпинском», если громадный - «большой помойкой» и т. д. Как будто в глазу у пишущего осколок кривого зеркала. И становится ясно, что дни, проведенные в этом городе, одни из самых черных и тоскливых в жизни автора. Ходил он по этому городу в тягостном недоумении, наблюдал «местных аборигенов» и вот, утомленный и язвительный, уползает к родным пенатам, чтобы накропать «отчет о поездке» (присовокупив, если повезет, и фотоотчетец), в котором выплеснет всё накопившееся...
Это, конечно, очень здорово и модно; характеризует пишущего как человека широких взглядов, приобщенного к тому же к самым передовым достижениям мировой культуры. Ну и вызывает широкий общественный резонанс, конечно же.
Сразу скажу - у меня так никогда не получалось. Впрочем, я и не стремилась. Во всех местах, где я бываю, на меня накатывает такое благодушное состояние, мне всё нравится, и я всегда делюсь самыми замечательными впечатлениями. Это вовсе не из политкорректности. Сейчас я всё обьясню.
Думаю, дело в традиции того самого «паршивого белорусского романтизма» и в местных провинциальных романтиках 19 века, о которых упоминал Короткевич. Эти романтики писали «по-польски, не очень-то зная этот язык, а скорее зная его как местный, шляхетский диалект» (ну точно, прямо как я: пишу по-русски с трудом. Зато возвышенно и пафосно, да). «И всё же сколько в этом было милого: наив, доброта, легкий оттенок глуповатой и искренней чувствительности, сердечность». Местечковость, одним словом.
Мне даже иногда кажется, что у меня в глазах вместо осколка кривого зеркала две какие-то чудесные супер увеличивающие линзы (впрочем, это действительно так), которые делают всё прекрасное окружающее еще прекраснее, нежнее и удивительнее, чем оно есть.
Итак, что же отразилось в этих, слегка вытаращенных от постоянного изумления глазах?..
* * *
Собственно, во Львове и не требуются какие-то специальные оптические приборы, чтобы разглядеть и оценить его неповторимую красоту и прелесть.
Впервые я увидела этот город в прошлом году, на исходе лета. В пепельных сумерках он показался мне призраком, волшебным слепком бесконечных серебристых фасадов, покрытых патиной, нереальным и прекрасным. И нужно было скорее туда вернуться, пока он не рассыпался, не растаял, как дым...
Уже потом, при свете дня, я увидела, что у этого города красивое и насмешливое лицо. Как раз такое, как мне нравится. Сформировавшийся (как сказано в путеводителе) под влиянием традиций средиземноморского гуманизма, город этот приобрел своеобразные, только ему присущие колорит, юмор, привычки, городскую культуру.
Но что такое можно понять о городе в течение нескольких дней? Да почти ничего, разве что уловить некоторое количество поверхностных сведений, лишь мельком взглянуть на него сквозь объектив фотоаппарата, из окна кофейни, мимоходом фиксируя какие-то детали. В итоге остается лишь беглый обрывочный набросок, а в целом ничего не понятно.
Но есть чувство города, и оно безошибочно. Это чувство приязни, благосклонности, которое город испытывает к тебе, когда он раскрывается в улыбке прохожего, в неожиданном удивительном повороте улочки; в городском празднике, который как будто специально для тебя устроен на исходе пасхальной недели. Концерт на площади Рынок: парящие в майской ночи старинные дома, чинно сидящие на стульчиках нарядные горожане; все захвачены волшебством музыки (мы как раз хотели попасть в оперный театр, а тут - такой подарок!)
И особенно чувствуется эта симпатия города, когда ты, чужой, в чужом месте, среди чужих людей, вдруг в какой-то момент почувствуешь себя более родным, более уместным, чем в своем городе...
