Каналья.
Саня говорит:
- Ну как там Каналья?
А мы говорим:
- Каналья молодец! Животом бурчал!
Михаил Боярский очень приятный человек. Это очень странно, но я встречалась с ним совсем мало. И наверное, еще и поэтому снимаю его с особым удовольствием. Дартаньян, опять же.
Он только что снялся в фильме Бортко про Петра Первого. Отыграл там роль молдавского князя и папы Лизы Боярской. Она, соответственно, дочь молдавского князя.
Дартаньянство Боярского так из него и прет. Бортко то и дело вопил:
- Миша! Ми-ша! Ну не надо этого! Не на-до!!!
А Боярский говорил:
- А, ну извините!
Бортко говорил:
- Спокойнее, Миша! Просто скажи!
А Боярский отвечал:
- Ну, ладно, ладно!
Они общались через систему всяких наушников-микрофонов. Бортко сидел в одной комнате, а Боярский в другой.
Мы поснимали Бортко и пошли к Боярскому. Он стоит в черной-черной комнате, весь такой в черных-черных сапогах и черных-черных джинсах, и в черном-черном свитере, и в черной-черной шапке, и с черными-черными усами, и пьет черный-черный кофе.
А комната, в которой он работает - это такая специальная комната для звукозаписи. Она вся мягкая. Стены мягкие, потолок мягкий, пол не очень мягкий, просто весь в ковровом покрытии. Ну, в общем, специальная комната, в которую не поступают звуки из вне.
Зато очень хорошо слышно все, что происходит в самой комнате.
И мы вошли в нее втроем, а там уже Боярский стоит и реплики записывает. А у нас камера, штатив, удочка, и два световых прибора на гремящих подставках. И мы начинаем все это дело расставлять, слегка громыхать и очень стесняться. Потому что идет работа. Потому что из Боярского прет дартаньянство. И Ботко это не очень нравится. И по Боярскому видно, что ему тоже не нравится, что Бортко не нравится, и еще ему не нравится, что мы слегка громыхаем.
И чтобы не усугублять вот это всеобщее недовольство, каждый раз, как Боярский начинает говорить что-то, мы замираем каждый на своем месте, кто где был, и кто в какой позе был. Ну, потому что любой стук может записаться, и любой хруст коленки может записаться.
Дима застыл даже как-то, сидя на корточках, протянув руку со штепселем к розетке. А мы с Жекой застыли, передавая друг другу удочку. Я - на одной ноге, держа удочку в правой руке, а Жека, нагнувшись из под камеры, протянув обе руки.
И вот мы так в течение пяти минут устраиваем эти живые картины, я страшно боюсь помешать процессу, и вот наконец, все. Мы начинаем снимать, я успокаиваюсь. И тут кто-то громко берет и бурчит животом.
На всю комнату. И я думаю: "Ну вы че! С ума что ли все посходили! Прекратите бурчать! Звук же пишется!"
А кто-то берет и бурчит снова изо всех сил!
И я думаю: "Ну все, копец! Сейчас он нас выставит! Сначала громыхали, теперь бурчим..."
Но он нас не выгоняет. И я все больше проникаюсь к нему симпатией. Думаю: "Какой молодец! Какой профессионал! Бурчи - не бурчи, он знай работу делает с невозмутимым видом!"
Потом уже, когда поснимали, спрашиваю парней:
- Чуваки, это кто там бурчал так сильно?
А они мне:
- Да это он сам бурчал! Каналья бурчал!
И все равно профессионал!!! Сам бурчит, а и виду не подает! На столько профессионал, что я даже не поняла, искренне он улыбался или нет, когда на вопросы отвечал в интервью.
А Бортко мне тоже очень понравился в этот раз. Бортко говорит:
- Вы сами откуда? Из Москвы, нет?
Я говорю:
- Нет, мы из Питера.
А он:
- Вот я и вижу - воспитанные. Москвичи бы сейчас тут устроили хамство. Где ваш микрофон? Дайте, я туда скажу - москвичи такие невоспитанные!
- Ну как там Каналья?
А мы говорим:
- Каналья молодец! Животом бурчал!
Михаил Боярский очень приятный человек. Это очень странно, но я встречалась с ним совсем мало. И наверное, еще и поэтому снимаю его с особым удовольствием. Дартаньян, опять же.
Он только что снялся в фильме Бортко про Петра Первого. Отыграл там роль молдавского князя и папы Лизы Боярской. Она, соответственно, дочь молдавского князя.
Дартаньянство Боярского так из него и прет. Бортко то и дело вопил:
- Миша! Ми-ша! Ну не надо этого! Не на-до!!!
А Боярский говорил:
- А, ну извините!
Бортко говорил:
- Спокойнее, Миша! Просто скажи!
А Боярский отвечал:
- Ну, ладно, ладно!
Они общались через систему всяких наушников-микрофонов. Бортко сидел в одной комнате, а Боярский в другой.
Мы поснимали Бортко и пошли к Боярскому. Он стоит в черной-черной комнате, весь такой в черных-черных сапогах и черных-черных джинсах, и в черном-черном свитере, и в черной-черной шапке, и с черными-черными усами, и пьет черный-черный кофе.
А комната, в которой он работает - это такая специальная комната для звукозаписи. Она вся мягкая. Стены мягкие, потолок мягкий, пол не очень мягкий, просто весь в ковровом покрытии. Ну, в общем, специальная комната, в которую не поступают звуки из вне.
Зато очень хорошо слышно все, что происходит в самой комнате.
И мы вошли в нее втроем, а там уже Боярский стоит и реплики записывает. А у нас камера, штатив, удочка, и два световых прибора на гремящих подставках. И мы начинаем все это дело расставлять, слегка громыхать и очень стесняться. Потому что идет работа. Потому что из Боярского прет дартаньянство. И Ботко это не очень нравится. И по Боярскому видно, что ему тоже не нравится, что Бортко не нравится, и еще ему не нравится, что мы слегка громыхаем.
И чтобы не усугублять вот это всеобщее недовольство, каждый раз, как Боярский начинает говорить что-то, мы замираем каждый на своем месте, кто где был, и кто в какой позе был. Ну, потому что любой стук может записаться, и любой хруст коленки может записаться.
Дима застыл даже как-то, сидя на корточках, протянув руку со штепселем к розетке. А мы с Жекой застыли, передавая друг другу удочку. Я - на одной ноге, держа удочку в правой руке, а Жека, нагнувшись из под камеры, протянув обе руки.
И вот мы так в течение пяти минут устраиваем эти живые картины, я страшно боюсь помешать процессу, и вот наконец, все. Мы начинаем снимать, я успокаиваюсь. И тут кто-то громко берет и бурчит животом.
На всю комнату. И я думаю: "Ну вы че! С ума что ли все посходили! Прекратите бурчать! Звук же пишется!"
А кто-то берет и бурчит снова изо всех сил!
И я думаю: "Ну все, копец! Сейчас он нас выставит! Сначала громыхали, теперь бурчим..."
Но он нас не выгоняет. И я все больше проникаюсь к нему симпатией. Думаю: "Какой молодец! Какой профессионал! Бурчи - не бурчи, он знай работу делает с невозмутимым видом!"
Потом уже, когда поснимали, спрашиваю парней:
- Чуваки, это кто там бурчал так сильно?
А они мне:
- Да это он сам бурчал! Каналья бурчал!
И все равно профессионал!!! Сам бурчит, а и виду не подает! На столько профессионал, что я даже не поняла, искренне он улыбался или нет, когда на вопросы отвечал в интервью.
А Бортко мне тоже очень понравился в этот раз. Бортко говорит:
- Вы сами откуда? Из Москвы, нет?
Я говорю:
- Нет, мы из Питера.
А он:
- Вот я и вижу - воспитанные. Москвичи бы сейчас тут устроили хамство. Где ваш микрофон? Дайте, я туда скажу - москвичи такие невоспитанные!