Вопросы сакральности и сохранности в материальной культуре тя-но-ю XVI-XVII вв. Часть I
Однажды мастер чайной церемонии Сэн-но Рикю собрал в саду родзи перед чайным павильоном своих учеников, чтобы проверить, насколько они способны оценить качество чаш для тя-но-ю. Сэн-но Рикю поставил перед учениками двенадцать чаш и велел каждому указать самую прекрасную. Мнения разделились: одни отмечали чашу с изысканным абстрактным пейзажем, который художник процарапал в темной глазури легкими движениями; другие выделяли чашу, которая особенно приятно ложилась «в руку», позволяя прочувствовать тепло чая; третьи восхищались чашей, стиль которой был навеян искусством корейских керамистов Кюсю. Лишь одна осталась незамеченной - чаша в стиле Черный Раку, слишком приземистая, да и форма ее казалась «скомканной», словно керамист и сам был недоволен своим произведением, смял глину в руках и хотел выбросить, но потом передумал и все-таки поставил в печь на обжиг. А что уж говорить о глазури, с потеками, с «пузырями» и с «ямками». Одним словом, никуда не годная чаша - так решили ученики Сэн-но Рикю.
Однако мастер, выслушав мнения своих учеников, указал как на самую прекрасную именно на «неказистую» чашу в стиле Черный Раку. И объяснил свое мнение так: «любой профан может оценить красоту изящного пейзажа, приятное тепло от прикосновения чаши к руке или очарование "экзотического”, чужеземного стиля. Но только настоящий знаток понимает: cамая прекрасная - та чаша, красоту которой не видит никто. Это означает, что красота ее так совершенна, что недоступна глазу и пониманию человека».
В результате «некрасивая» чаша стала самым вожделенным предметом для всех последователей чайной церемонии в Японии, и за обладание этим «священным» предметом коллекционеры готовы были заплатить деньги, на которые можно было приобрести крупную усадьбу в Эдо (Токио) или Киото.
Существование многих шедевров декоративно-прикладного искусства - как Европы, так и Дальнего Востока - было окружено легендами и историческими анекдотами. И все же редкий вид декоративно-прикладного искусства породил такое множество преданий, как керамика для чайной церемонии в Японии XVI- XVII вв. Многие из этих мифов создавали вокруг знаменитых на всю Японию чаш и чайниц ауру «сакральности», и подобные «апокрифы» немало способствовали тому, что некоторые произведения японских керамистов эпохи Момояма и раннего периода Эдо в наши дни признаны национальным достоянием Японии.
Для того чтобы разобраться, почему мотивы «сакральности» оказались столь важными в традиции материальной культуры чайной церемонии XVI-XVII вв., необходимо уделить внимание аспектам развития тя-но-ю в Японии.
Собственно, в самом японском названии чайной церемонии - «тя-но-ю» - прослеживаются ее религиозные корни. Это название стали использовать в XVI в. мастера церемонии Такэно Дзё-О (1502-1555) и Сэн-но Рикю (1522-1591). Сочетание иероглифов «тя-но-ю» происходит от буддийского термина «тэн тя тэн то», относящегося к ритуальному приношению чая образу Будды и духам предков. Во времена Рикю «тэн тя тэн то» сократили до «са то» (иероглифы «чай» и «путь» читались по верхнему, «онному» чтению, чтобы подчеркнуть ритуальный характер обряда). Дзё-О и Рикю стали читать сочетание «са то» по нижнему, «кунному», чтению, чтобы подчеркнуть иной характер чайной церемонии в их исполнении, - отличный от буддийского ритуала. И все же чайная церемония сохранила статус ритуального, сакрального действа, призванного очистить и физическое, и духовное «естество» человека.
Накано Кадзума в «Хагакурэ» писал: «Дух чайной церемонии заключается в очищении чувств. Вид какэмоно в токонома и цветка в вазе очищает обоняние; звук закипающей в чайнике воды и капель, падающих в бамбуковый желоб, очищает слух; вкус чая очищает рот; прикосновение к сосудам для чайной церемонии очищает осязание. Когда очищены все органы чувств, очищен и разум. В конечном итоге, искусство чайной церемонии - это искусство духовной дисциплины».
Чайная церемония имеет континентальное происхождение, в ее развитии можно проследить даосские, буддийские и светские корни. Согласно даосским легендам, первая чайная церемония была проведена во времена Лао-цзы, которому один из учеников подал чашку чая, приготовленную специально для учителя. Не менее важна и чань-буддийская легенда о Бодхидхарме: он пил чай, чтобы не заснуть во время медитации.
Что касается светских традиций чаепития, то в Китае в середине VIII в. поэт Лу У (прим. - всем нам известный Лу Юй) написал трактат «Ча Кин», посвященный полезным свойствам чая, условиям произрастания этого растения, тонкостям сбора и высушивания чайных листов. Для нас особый интерес представляет четвертая глава трактата Лу У, где речь идет об утвари для чаепития: описываются бронзовые жаровни-треноги (далекие предшественники японских фуро XVI в.), сделанный из бамбука миниатюрный переносной кабинет для хранения сосудов (800 лет спустя японские мастера тя-но-ю предпочтут стационарные полки, на которых сосуды будут храниться упакованными в мешочки из парчи и в деревянные коробки). Лу У полагал, что идеальной керамикой для чаепития являются чаши с глазурью «селадон»: поэт был убежден, что нежно-зеленый оттенок глазури подчеркивает выразительность цветового тона чая. Таким образом, благодаря трактату Лу У мы переходим из области даосских и чань-буддийских легенд в область истории искусства, подкрепленной реальными фактами. Мы видим, что к середине VIII в. в Китае уже существовали правила проведения чаепития, приготовления чая и, самое главное, была разработана эстетическая концепция, охватывавшая материальный мир чайной церемонии. Интересно, что любимые Лу У селадоны впоследствии высоко ценились и в Японии в эпохи Муромати (1333-1568) и Момояма (1568-1615). В те времена, когда жил Лу У, заваривали чай, сбитый в брикеты (технология сушки влияла на оттенок цвета заваренного чая; именно оттенок чая в форме брикета смотрелся особенно красиво на фоне нежно-зеленого селадона). В эпоху Сун, когда распространение приобрел порошковый чай - его взбивали пестиком, эта технология заварки стала известна японцам благодаря дзэнскому проповеднику Ёсаю (прим. - Эйсай), привезшему порошковый чай в Японию в XII в. - ценители чая стали отдавать предпочтение толстостенной керамике темно-синих и коричневых оттенков.
На основании трактата Лу У можно сделать заключение, что уже в VIII в. китайцы воспринимали процесс приготовления и подачи чая как сложную церемонию, предполагающую множество нюансов, как некое событие художественной жизни. «Артистические сложности» начинались на стадии выбора сорта воды. Лу У рекомендовал использовать воду из горных источников (известно, что и японские мастера тя-но-ю в XVI в. посылали своих слуг за водой из целебных источников). Китайский поэт выделял три стадии кипения воды, на первой добавляли соль (от использования соли отказались только в эпоху Сун, когда появился порошковый чай), на второй - чайные листья, на третьей - холодную воду. Как видим, уже при жизни Лу У процесс заваривания и питья чая воспринимался как нечто большее, чем эпизод повседневности. Точнее, чаепитие превращалось в эпизод повседневности, наделенный сакральным смыслом. В дальнейшем в Китае традиции чаепития будут развиваться путем синтеза элементов даосской и буддийской традиций с приемами светских ценителей чая.
Сохранились исторические свидетельства о том, что в VIII в., когда жил Лу У, чай был известен и в Японии. Имеются сведения о чаепитии, которое провел в 729 г. в Нара император Сёму (724-749) при участии сотни буддийских монахов. Одна из ранних чайных плантаций была устроена в области Эйсан монахом Сайтё в 801 г. (знаменитая плантация Ёсая была основана в 1191 г. на склонах Сэбурияма). В 903 г. император Го-Дайго нанес визит удалившемуся от дел в монастырь Ниннадзи императору Го-Уда, и тот угостил посетителя собственноручно заваренным чаем. В те годы чай считался напитком для высшей аристократии и был очень дорогим. В эпоху Хэйан в императорском дворце в Киото проводились соревнования для придворных по угадыванию сортов чая (аналогичные соревнования проводились и с благовониями, цветами, веерами, раковинами, оружием и бойцовыми петухами). Эти мероприятия воспринимались как одна из форм утонченных придворных развлечений и сохранились до XV в. Известно, что сёгуны Ёсимицу и Ёсимаса были большими поклонниками подобных состязаний. Почти все ранние мастера чайной церемонии - Санэтака, Сино Сосин, Сого и Соги (1421-1502, также прославленный мастер рэнга), Мурата Дзюко (1423-1502), - а затем и Такэно Дзё-О, Сэн-но Рикю, Ода Ураку (1547-1621), Фурута Орибэ (1544-1615) были также мастерами проведения состязаний по угадыванию благовоний. Американский исследователь чайной церемонии Александр Сэдлер высказал интересное наблюдение: в церемонии угадывания благовоний участвовало десять гостей, а стандартное число гостей в чайной церемонии составляет пять человек, то есть ровно половину от количества гостей на церемонии с благовониями. Кроме того, на ранних стадиях развития церемонии (середина - вторая половина XV в.) гости должны были отличить чай с плантаций Тога-но-о от прочих сортов. В полном противоречии с установками зрелой чайной церемонии XVI в., во время ранних чаепитий гости заключали пари (вполне в духе придворных развлечений): тот, кто правильно угадывал сорт чая, мог выиграть дорогие сорта благовоний, золотой песок, шелк и парчу, оружие. Впрочем, уже тогда считалось недостойным оставлять выигрыш себе. Следовало преподнести все эти ценные вещи актерам театра Но. Старые традиции, корни которых уходят в придворные развлечения эпохи Хэйан, органично вошли в японскую чайную церемонию второй половины XV-XVI вв.
Продолжение следует...
- О.В. Текшева -
Однако мастер, выслушав мнения своих учеников, указал как на самую прекрасную именно на «неказистую» чашу в стиле Черный Раку. И объяснил свое мнение так: «любой профан может оценить красоту изящного пейзажа, приятное тепло от прикосновения чаши к руке или очарование "экзотического”, чужеземного стиля. Но только настоящий знаток понимает: cамая прекрасная - та чаша, красоту которой не видит никто. Это означает, что красота ее так совершенна, что недоступна глазу и пониманию человека».
В результате «некрасивая» чаша стала самым вожделенным предметом для всех последователей чайной церемонии в Японии, и за обладание этим «священным» предметом коллекционеры готовы были заплатить деньги, на которые можно было приобрести крупную усадьбу в Эдо (Токио) или Киото.
Существование многих шедевров декоративно-прикладного искусства - как Европы, так и Дальнего Востока - было окружено легендами и историческими анекдотами. И все же редкий вид декоративно-прикладного искусства породил такое множество преданий, как керамика для чайной церемонии в Японии XVI- XVII вв. Многие из этих мифов создавали вокруг знаменитых на всю Японию чаш и чайниц ауру «сакральности», и подобные «апокрифы» немало способствовали тому, что некоторые произведения японских керамистов эпохи Момояма и раннего периода Эдо в наши дни признаны национальным достоянием Японии.
Для того чтобы разобраться, почему мотивы «сакральности» оказались столь важными в традиции материальной культуры чайной церемонии XVI-XVII вв., необходимо уделить внимание аспектам развития тя-но-ю в Японии.
Собственно, в самом японском названии чайной церемонии - «тя-но-ю» - прослеживаются ее религиозные корни. Это название стали использовать в XVI в. мастера церемонии Такэно Дзё-О (1502-1555) и Сэн-но Рикю (1522-1591). Сочетание иероглифов «тя-но-ю» происходит от буддийского термина «тэн тя тэн то», относящегося к ритуальному приношению чая образу Будды и духам предков. Во времена Рикю «тэн тя тэн то» сократили до «са то» (иероглифы «чай» и «путь» читались по верхнему, «онному» чтению, чтобы подчеркнуть ритуальный характер обряда). Дзё-О и Рикю стали читать сочетание «са то» по нижнему, «кунному», чтению, чтобы подчеркнуть иной характер чайной церемонии в их исполнении, - отличный от буддийского ритуала. И все же чайная церемония сохранила статус ритуального, сакрального действа, призванного очистить и физическое, и духовное «естество» человека.
Накано Кадзума в «Хагакурэ» писал: «Дух чайной церемонии заключается в очищении чувств. Вид какэмоно в токонома и цветка в вазе очищает обоняние; звук закипающей в чайнике воды и капель, падающих в бамбуковый желоб, очищает слух; вкус чая очищает рот; прикосновение к сосудам для чайной церемонии очищает осязание. Когда очищены все органы чувств, очищен и разум. В конечном итоге, искусство чайной церемонии - это искусство духовной дисциплины».
Чайная церемония имеет континентальное происхождение, в ее развитии можно проследить даосские, буддийские и светские корни. Согласно даосским легендам, первая чайная церемония была проведена во времена Лао-цзы, которому один из учеников подал чашку чая, приготовленную специально для учителя. Не менее важна и чань-буддийская легенда о Бодхидхарме: он пил чай, чтобы не заснуть во время медитации.
Что касается светских традиций чаепития, то в Китае в середине VIII в. поэт Лу У (прим. - всем нам известный Лу Юй) написал трактат «Ча Кин», посвященный полезным свойствам чая, условиям произрастания этого растения, тонкостям сбора и высушивания чайных листов. Для нас особый интерес представляет четвертая глава трактата Лу У, где речь идет об утвари для чаепития: описываются бронзовые жаровни-треноги (далекие предшественники японских фуро XVI в.), сделанный из бамбука миниатюрный переносной кабинет для хранения сосудов (800 лет спустя японские мастера тя-но-ю предпочтут стационарные полки, на которых сосуды будут храниться упакованными в мешочки из парчи и в деревянные коробки). Лу У полагал, что идеальной керамикой для чаепития являются чаши с глазурью «селадон»: поэт был убежден, что нежно-зеленый оттенок глазури подчеркивает выразительность цветового тона чая. Таким образом, благодаря трактату Лу У мы переходим из области даосских и чань-буддийских легенд в область истории искусства, подкрепленной реальными фактами. Мы видим, что к середине VIII в. в Китае уже существовали правила проведения чаепития, приготовления чая и, самое главное, была разработана эстетическая концепция, охватывавшая материальный мир чайной церемонии. Интересно, что любимые Лу У селадоны впоследствии высоко ценились и в Японии в эпохи Муромати (1333-1568) и Момояма (1568-1615). В те времена, когда жил Лу У, заваривали чай, сбитый в брикеты (технология сушки влияла на оттенок цвета заваренного чая; именно оттенок чая в форме брикета смотрелся особенно красиво на фоне нежно-зеленого селадона). В эпоху Сун, когда распространение приобрел порошковый чай - его взбивали пестиком, эта технология заварки стала известна японцам благодаря дзэнскому проповеднику Ёсаю (прим. - Эйсай), привезшему порошковый чай в Японию в XII в. - ценители чая стали отдавать предпочтение толстостенной керамике темно-синих и коричневых оттенков.
На основании трактата Лу У можно сделать заключение, что уже в VIII в. китайцы воспринимали процесс приготовления и подачи чая как сложную церемонию, предполагающую множество нюансов, как некое событие художественной жизни. «Артистические сложности» начинались на стадии выбора сорта воды. Лу У рекомендовал использовать воду из горных источников (известно, что и японские мастера тя-но-ю в XVI в. посылали своих слуг за водой из целебных источников). Китайский поэт выделял три стадии кипения воды, на первой добавляли соль (от использования соли отказались только в эпоху Сун, когда появился порошковый чай), на второй - чайные листья, на третьей - холодную воду. Как видим, уже при жизни Лу У процесс заваривания и питья чая воспринимался как нечто большее, чем эпизод повседневности. Точнее, чаепитие превращалось в эпизод повседневности, наделенный сакральным смыслом. В дальнейшем в Китае традиции чаепития будут развиваться путем синтеза элементов даосской и буддийской традиций с приемами светских ценителей чая.
Сохранились исторические свидетельства о том, что в VIII в., когда жил Лу У, чай был известен и в Японии. Имеются сведения о чаепитии, которое провел в 729 г. в Нара император Сёму (724-749) при участии сотни буддийских монахов. Одна из ранних чайных плантаций была устроена в области Эйсан монахом Сайтё в 801 г. (знаменитая плантация Ёсая была основана в 1191 г. на склонах Сэбурияма). В 903 г. император Го-Дайго нанес визит удалившемуся от дел в монастырь Ниннадзи императору Го-Уда, и тот угостил посетителя собственноручно заваренным чаем. В те годы чай считался напитком для высшей аристократии и был очень дорогим. В эпоху Хэйан в императорском дворце в Киото проводились соревнования для придворных по угадыванию сортов чая (аналогичные соревнования проводились и с благовониями, цветами, веерами, раковинами, оружием и бойцовыми петухами). Эти мероприятия воспринимались как одна из форм утонченных придворных развлечений и сохранились до XV в. Известно, что сёгуны Ёсимицу и Ёсимаса были большими поклонниками подобных состязаний. Почти все ранние мастера чайной церемонии - Санэтака, Сино Сосин, Сого и Соги (1421-1502, также прославленный мастер рэнга), Мурата Дзюко (1423-1502), - а затем и Такэно Дзё-О, Сэн-но Рикю, Ода Ураку (1547-1621), Фурута Орибэ (1544-1615) были также мастерами проведения состязаний по угадыванию благовоний. Американский исследователь чайной церемонии Александр Сэдлер высказал интересное наблюдение: в церемонии угадывания благовоний участвовало десять гостей, а стандартное число гостей в чайной церемонии составляет пять человек, то есть ровно половину от количества гостей на церемонии с благовониями. Кроме того, на ранних стадиях развития церемонии (середина - вторая половина XV в.) гости должны были отличить чай с плантаций Тога-но-о от прочих сортов. В полном противоречии с установками зрелой чайной церемонии XVI в., во время ранних чаепитий гости заключали пари (вполне в духе придворных развлечений): тот, кто правильно угадывал сорт чая, мог выиграть дорогие сорта благовоний, золотой песок, шелк и парчу, оружие. Впрочем, уже тогда считалось недостойным оставлять выигрыш себе. Следовало преподнести все эти ценные вещи актерам театра Но. Старые традиции, корни которых уходят в придворные развлечения эпохи Хэйан, органично вошли в японскую чайную церемонию второй половины XV-XVI вв.
Продолжение следует...
- О.В. Текшева -