Художественные принципы и эстетические идеалы дзэн-буддизма X
САБИ (sabi) - эстетический принцип и поэтическое настроение, отражающее очарование мимолетной красоты, печаль и легкую грусть, вызванную безвозвратностью и неумолимостью времени, переживание тихой красоты древности, заброшенности и уединения, прелести несовершенства, незавершённости, примитивной неуклюжести и, одновременно, простоты, изысканности и легкости.
Фантастический Сигараки тяван великого Такахаси Ракусаи IV. Из коллекции тяван Дома
Значение термина саби эволюционировало и менялось вместе с другими эстетическими категориями. Первым слово саби употребил в 12 веке поэт Фудзивара Но Тосинари, которое передавало у него чувство отчуждения и «печаль одиночества». Впоследствии саби ассоциировалось с красотой древности, безмолвия и старости, чувством покинутости и затаенной печалью одиночества.
Басе впервые наполнил термин саби дзэнским духом, высшими позитивными ценностями, естественной красотой и возвел его в ранг универсального закона жизни и эстетического идеала. Басе размещал саби в самом центре системы эстетических категорий, рассматривая его как основной закон искусства и жизни. Впоследствии, в школе Басе саби превратилось в эстетический первопринцип, вмещающий в себя более частные эстетические категории.
Сущность саби определяется такими предельными категориями как свобода и время, которые наполняют понятие саби своеобразным метафизическим и онтологическим содержанием и придавая повседневной красоте универсные измерения.
Состояние безграничной внутренней свободы, чувство легкости, прозрачности и полета лежит в основе переживания саби, выражающего дух простоты и просветленного одиночества.
Безусловная ценность позиции безмятежного одиночества, достижения независимости от времени и феноменальных миров и спокойное следование своему пути объединяет понимание совершенного человека в даосизме, конфуцианстве и буддизме. «Но это особое Одиночество, -писала Т.П.Григорьева, - не от недостатка, а от полноты, - то, что в буддизме называется просветленным одиночеством ("вивикта дхарма").
В дзэн-буддизме идеал внутренней свободы и непривязанности к внешнему миру превратился в доктриальную основу, жизненный принцип и непременное условие художественного творчества. При этом абсолютная свобода от мира сочеталась с растворенностью в нем, а беспристрастная отстраненность с гармонией и глубокой внутренней связью с природой и со всеми самыми простыми и неприметными проявлениями повседневной жизни. Данное парадоксальное состояние достигалось путем переживания просветления, обретения нового видения, внутренним преобразованием и возвращением к реальной жизни. При этом саби или состояние просветленного одиночества как раз в полной мере отражало предельную свободу от мира и неразрывную, тонкую связь с каждым его проявлением.
Таким образом в основе саби лежит состояние внутренней свободы, душевного спокойствия и глубокого покоя, а также переживание особого чувства кандзяку (kanjaku) или безмятежного одиночества, ясной и прозрачной внутренней опустошенности, независимости от всех миров и в том числе от эгоистичного я. По мнению Д. Судзуки "Прозрачность" является ключом к пониманию отношения дзэна к природе, и именно она порождает любовь к ней».
В то же время уединенность, внутренняя свобода и независимость от феноменальных миров понимаются как занятие центра покоя и созерцания, который пробуждает и динамизирует все окружающие объекты. «Саби, - писал А.Уотс, - это одиночество в буддийском смысле слова как непривязанность и способность видеть, что все происходит “само собой”, в чудесной спонтанности».
Второй порождающей сущностью и онтологической категорией определяющей содержание саби, является время, которое придает вещам очарование старины, благородство древности и одновременно наделяет их свойствами мимолетности, эфемерности и случайности. Специфическое отличие саби от ваби, заключается в том, что данная категория выражает красоту, отмеченную налетом древности, скрывающую внутри себя спресованность судеб и событий, все богатство ассоциаций и воспоминаний, диалог и перекличку эпох, ритм и живое дыхание и пульсацию времени.
По мнению Басё, сущность саби определяется идеей фуэки-рюко, единством движения и покоя, процессом поиска и выявления неизменного, вечного в преходящести и эфемерности вещей. Саби также включает в себя содержание категории мудзё (mujo) или мудзё-но аваре (mujo-no avare)" печального очарования мимолетности, выражающую неустойчивость, изменчивость и непостоянство всего существующего. Именно данная категория наполняет и дополняет переживание саби тихой и, в то же время острой, печалью вызванной быстротечности и невозвратимостью времени.
Категория саби наиболее ярко и точно выражает дзэн-буддийское понимание времени-невремени, чутко улавливая в мгновении отзвук вечного, ощущая в каждой отдельной вещи невидимые знаки прикосновений рук, душ, переживая резонанс с пульсированием человеческих судеб.
Саби выражает свои специфические грани центральной, порождающей категории фуга-но макото, позволяет глубже проникнуть в ее сущность и богатство содержания. С одной стороны саби, своей направленностью к содержащим неисчерпаемые возможности вечности и пустоте, соотносится с югэн, с другой - противостоит ему обращенностью к реальным, близким и осязаемым вещам, очевидным природным и жизненным явлениям. Так Макото Уэда писал: «Красота возвышенного - символическая, чего нельзя сказать о саби. Кедр у Сэами прекрасен потому, что за ним стоит вечный бог, а кипарис у Басё прекрасен потому, что это кипарис, часть безличной природы».
В то же время общие с ваби характеристики приобретают у саби свои уникальные и специфические оттенки. Так, одиночество, спокойствие и отстраненность приобретают налет экзистенциальной свободы и уединенности в потоке времени, грубая красота несовершенства соотносится с обаянием неразвитости и незавершенности, естественность связывается со спонтанностью, а простота с легкостью и элегантностью.
Своеобразное очарование и творческую взволнованность саби порождается парадоксальным дзэнским взаимопроникновением противоположностей и особенно единством примитивности и совершенства, неуклюжести и изящества, простоты и изысканной утонченности. Так, по мнению Игараси Тинара писал: « саби объединяет в себе изысканное и простое… именно гармоническое слияние этих двух элементов создаёт ту изумительную красоту, которую мы называем «саби».
При этом саби выражает собственные уникальные оттенки красоты и содержит свои специфические характеристики:
• красота древности, прелесть старины и налета времени, покой, смирение и безмятежность старости, спресованность жизненных впечатлений и аккумуляция воспоминаний;
• очарование мимолетности и преходящести, печаль изменчивости, эфемерности и непостоянства всего сущего;
• неподдельность, подлинность вещей и событий, проверенность их временем;
• красота архаического, первородного несовершенства, неотесанной естественности, примитивной неуклюжести и несимметричности, прелесть незавершённости, упрощённости, примитивности и неразвитости;
• скупая гармония и приглушенность красок, экономность действий, изысканная утончённость, обострённая чувствительность, легкость и элегантная простота;
• красота обыденного, привычного, повседневного и незаметного;
• печаль одиночества и уединенности, ясность и прозрачность духа, внутреннее спокойствие, безмятежность, глубокий покой и умиротворяющая душу тишина;
• индивидуальное своеобразие и экзистенциальное переживание красоты и истинной сути вещей.
Таким образом, саби, в большей мере, чем другие категории выражает не только содержание принципа или глубинные свойства вещей, но внутреннее душевное состояние, способ видения и переживания, позволяющий одновременно улавливать и наделять вещи эстетическими смыслами и самим «духом саби». Современный теоретик искусства Макото Уэда писал: «Саби - это поэтическое настроение, намеком, легким прикосновением очерчивающее определенный взгляд на жизнь».
Сладкая грусть, печальное очарование, мягкая безмятежность наполняющие саби, насыщают и пронизывают абсолютную реальность, проявляясь как единство просветленного состояния, духа вещей, воплощающих их произведений искусства и трансформирующего переживания сатори у зрителей и читателей.
Продолжение следует...
Автор: Марков С.Л.
Первая часть
Вторая часть
Третья часть
Четвертая часть
Пятая часть
Шестая часть
Седьмая часть
Восьмая часть
Девятая часть
Фантастический Сигараки тяван великого Такахаси Ракусаи IV. Из коллекции тяван Дома
Значение термина саби эволюционировало и менялось вместе с другими эстетическими категориями. Первым слово саби употребил в 12 веке поэт Фудзивара Но Тосинари, которое передавало у него чувство отчуждения и «печаль одиночества». Впоследствии саби ассоциировалось с красотой древности, безмолвия и старости, чувством покинутости и затаенной печалью одиночества.
Басе впервые наполнил термин саби дзэнским духом, высшими позитивными ценностями, естественной красотой и возвел его в ранг универсального закона жизни и эстетического идеала. Басе размещал саби в самом центре системы эстетических категорий, рассматривая его как основной закон искусства и жизни. Впоследствии, в школе Басе саби превратилось в эстетический первопринцип, вмещающий в себя более частные эстетические категории.
Сущность саби определяется такими предельными категориями как свобода и время, которые наполняют понятие саби своеобразным метафизическим и онтологическим содержанием и придавая повседневной красоте универсные измерения.
Состояние безграничной внутренней свободы, чувство легкости, прозрачности и полета лежит в основе переживания саби, выражающего дух простоты и просветленного одиночества.
Безусловная ценность позиции безмятежного одиночества, достижения независимости от времени и феноменальных миров и спокойное следование своему пути объединяет понимание совершенного человека в даосизме, конфуцианстве и буддизме. «Но это особое Одиночество, -писала Т.П.Григорьева, - не от недостатка, а от полноты, - то, что в буддизме называется просветленным одиночеством ("вивикта дхарма").
В дзэн-буддизме идеал внутренней свободы и непривязанности к внешнему миру превратился в доктриальную основу, жизненный принцип и непременное условие художественного творчества. При этом абсолютная свобода от мира сочеталась с растворенностью в нем, а беспристрастная отстраненность с гармонией и глубокой внутренней связью с природой и со всеми самыми простыми и неприметными проявлениями повседневной жизни. Данное парадоксальное состояние достигалось путем переживания просветления, обретения нового видения, внутренним преобразованием и возвращением к реальной жизни. При этом саби или состояние просветленного одиночества как раз в полной мере отражало предельную свободу от мира и неразрывную, тонкую связь с каждым его проявлением.
Таким образом в основе саби лежит состояние внутренней свободы, душевного спокойствия и глубокого покоя, а также переживание особого чувства кандзяку (kanjaku) или безмятежного одиночества, ясной и прозрачной внутренней опустошенности, независимости от всех миров и в том числе от эгоистичного я. По мнению Д. Судзуки "Прозрачность" является ключом к пониманию отношения дзэна к природе, и именно она порождает любовь к ней».
В то же время уединенность, внутренняя свобода и независимость от феноменальных миров понимаются как занятие центра покоя и созерцания, который пробуждает и динамизирует все окружающие объекты. «Саби, - писал А.Уотс, - это одиночество в буддийском смысле слова как непривязанность и способность видеть, что все происходит “само собой”, в чудесной спонтанности».
Второй порождающей сущностью и онтологической категорией определяющей содержание саби, является время, которое придает вещам очарование старины, благородство древности и одновременно наделяет их свойствами мимолетности, эфемерности и случайности. Специфическое отличие саби от ваби, заключается в том, что данная категория выражает красоту, отмеченную налетом древности, скрывающую внутри себя спресованность судеб и событий, все богатство ассоциаций и воспоминаний, диалог и перекличку эпох, ритм и живое дыхание и пульсацию времени.
По мнению Басё, сущность саби определяется идеей фуэки-рюко, единством движения и покоя, процессом поиска и выявления неизменного, вечного в преходящести и эфемерности вещей. Саби также включает в себя содержание категории мудзё (mujo) или мудзё-но аваре (mujo-no avare)" печального очарования мимолетности, выражающую неустойчивость, изменчивость и непостоянство всего существующего. Именно данная категория наполняет и дополняет переживание саби тихой и, в то же время острой, печалью вызванной быстротечности и невозвратимостью времени.
Категория саби наиболее ярко и точно выражает дзэн-буддийское понимание времени-невремени, чутко улавливая в мгновении отзвук вечного, ощущая в каждой отдельной вещи невидимые знаки прикосновений рук, душ, переживая резонанс с пульсированием человеческих судеб.
Саби выражает свои специфические грани центральной, порождающей категории фуга-но макото, позволяет глубже проникнуть в ее сущность и богатство содержания. С одной стороны саби, своей направленностью к содержащим неисчерпаемые возможности вечности и пустоте, соотносится с югэн, с другой - противостоит ему обращенностью к реальным, близким и осязаемым вещам, очевидным природным и жизненным явлениям. Так Макото Уэда писал: «Красота возвышенного - символическая, чего нельзя сказать о саби. Кедр у Сэами прекрасен потому, что за ним стоит вечный бог, а кипарис у Басё прекрасен потому, что это кипарис, часть безличной природы».
В то же время общие с ваби характеристики приобретают у саби свои уникальные и специфические оттенки. Так, одиночество, спокойствие и отстраненность приобретают налет экзистенциальной свободы и уединенности в потоке времени, грубая красота несовершенства соотносится с обаянием неразвитости и незавершенности, естественность связывается со спонтанностью, а простота с легкостью и элегантностью.
Своеобразное очарование и творческую взволнованность саби порождается парадоксальным дзэнским взаимопроникновением противоположностей и особенно единством примитивности и совершенства, неуклюжести и изящества, простоты и изысканной утонченности. Так, по мнению Игараси Тинара писал: « саби объединяет в себе изысканное и простое… именно гармоническое слияние этих двух элементов создаёт ту изумительную красоту, которую мы называем «саби».
При этом саби выражает собственные уникальные оттенки красоты и содержит свои специфические характеристики:
• красота древности, прелесть старины и налета времени, покой, смирение и безмятежность старости, спресованность жизненных впечатлений и аккумуляция воспоминаний;
• очарование мимолетности и преходящести, печаль изменчивости, эфемерности и непостоянства всего сущего;
• неподдельность, подлинность вещей и событий, проверенность их временем;
• красота архаического, первородного несовершенства, неотесанной естественности, примитивной неуклюжести и несимметричности, прелесть незавершённости, упрощённости, примитивности и неразвитости;
• скупая гармония и приглушенность красок, экономность действий, изысканная утончённость, обострённая чувствительность, легкость и элегантная простота;
• красота обыденного, привычного, повседневного и незаметного;
• печаль одиночества и уединенности, ясность и прозрачность духа, внутреннее спокойствие, безмятежность, глубокий покой и умиротворяющая душу тишина;
• индивидуальное своеобразие и экзистенциальное переживание красоты и истинной сути вещей.
Таким образом, саби, в большей мере, чем другие категории выражает не только содержание принципа или глубинные свойства вещей, но внутреннее душевное состояние, способ видения и переживания, позволяющий одновременно улавливать и наделять вещи эстетическими смыслами и самим «духом саби». Современный теоретик искусства Макото Уэда писал: «Саби - это поэтическое настроение, намеком, легким прикосновением очерчивающее определенный взгляд на жизнь».
Сладкая грусть, печальное очарование, мягкая безмятежность наполняющие саби, насыщают и пронизывают абсолютную реальность, проявляясь как единство просветленного состояния, духа вещей, воплощающих их произведений искусства и трансформирующего переживания сатори у зрителей и читателей.
Продолжение следует...
Автор: Марков С.Л.
Первая часть
Вторая часть
Третья часть
Четвертая часть
Пятая часть
Шестая часть
Седьмая часть
Восьмая часть
Девятая часть