Белорусский язык в моей жизни
Первые уроки белорусского языка я получил от няни Марии Семеновны. Мои родители работали с ненормированным рабочим днем. Детских садов было мало, обычно это были заводские садики. Дедушек и бабушек у меня не было - сгинули в оккупации. Меня вырастила няня.
Она говорила по-русски, но постоянно включала в свою речь белорусские пословицы и присказки, многие из которых сейчас забыты:
I без папа вядома, што ў нядзелю свята.
Заработаў, як Заблоцкi на мыле.
Нi нясяру нi дзякуй...
Не чапай мяне за талью - камiзэльку папэцкаеш!
Галодны, як мельнiкаў парсюк!
Гушча дзяцей не разганяе.
Злазь з даху - не псуй гонту!
Май, каню сена дай, сан на печ уцякай.
Я учился в русской школе, белорусский язык и литературу мы начали изучать в пятом классе. Дети военных были освобождены от этих предметов, но должны былис сидеть в классе, заниматься чем угодно и не мешать. Правда, если урок был в расписании первым или последним, они могли прийти позже или уйти раньше. Вкус к белорусскому языку мне привил Илья Ильич Кухарев, который преподавал нам белорусский в старших классах.
В семье мы разговаривали по-русски, но родители хорошо говорили по-белорусски и по-еврейски. Мы часто ходили на спектакли Белорусского театра - там тогда работали потрясающие артисты: Станюта, Дедюшка, Глебов, Ржецкая, Поло, Платонов, Рахленко.
Я учился в 8 классе. 1956 год. Хрущевские времена. Телевидения в Минске еще не было, но на радио, в газетах, в кинохронике основной темой была кукуруза. Этой кукурузой всех просто задолбали. Как-то купил я журнал "Вожык". Листаю, смотрю - стихотворение "Кукуруза". Автор - Якуб Колас. Читаю и глазам своим не верю. Прочел дома родителям. Они обалдели. Злая, издевательская сатира. Как редакция осмелилась такое опубликовать?
Кампазiтар, меней фузу!
Тромкай, брат, пра кукурузу!
I ты ў творчым у iмкненнi
Запрагай, паэце, музу.
У натхненнi, захапленнi
Услаўляйце кукурузу!
Полностью это стихотворение приведено здесь.
Принес назавтра этот журнал в школу. На перемене после урока белорусской литературы показываю стихотворение нашей белке, закрыв имя автора.
- Анастасия Софроновна, как вы думаете, кто это написал?
У нее глаза лезут на лоб. Она испуганно отвечает:
- Не знаю. А кто?
Я открываю имя автора. Она в полном замешательстве. Потом тихо говорит:
- Подари мне этот журнал, пожалуйста.
Я подарил.
В школе и позже в институте очень поощрялась художественная самодеятельность. Я читал стихи. Чаще по-русски, но иногда по-белорусски. И регулярно читал новые книги белорусских авторов, особенно Ивана Шамякина, Василя Быкова и Владимира Короткевича. Покупал журналы «Маладосць» и «Бярозка», там попадались интересные стихи.
Меня удивляло, что несмотря на сходство белорусского языка с русским, москвичи его не понимают. Я это выяснил, когда очень популярными стали "Песняры" и "Сябры". Мои московские коллеги из НАМИ спрашивали:
- А ты можешь перевести песню "Косiў Ясь канюшыну"?
- Канюшына это клевер, а жыта - рожь . Теперь понятно?
- Нет!
1968 год. Я жил на Броневом переулке. В соседнем доме, на углу Броневого и Захарова, был гастроном. Этот длинный серый дом на Захарова, который тянется от Броневого до Войскового переулка, все называли "совминовским". Однако в нем жило много деятелей культуры, искусства, литераторов, журналистов. В тот день я с утра был дома и к 11 часам отправился в магазин купить спиртного. Подошел туда минут за пять до открытия водочного отдела. Уже стояла очередь человек шесть, которая за нами быстро увеличивалась. Человек, стоявший передо мной, что-то спросил у меня по-белорусски. Я ответил ему тоже по-белорусски - у меня давняя привычка поддерживать разговор на языке, на котором ко мне обратились. Мы разговорились о спиртных напитках, и я объяснил ему, почему я не люблю обычную водку, а предпочитаю цветные настойки, и, наверное, минуты две описывал замечательные вкусовые и лечебные качества настойки "Юбилейная горькая". Он слушал с видимым удовольствием и, когда я закончил свою речь, сказал:
- Вы, мусiць, лiрык!
Тут подошла его очередь. Он взял две бутылки портвейна, а я - "Юбилейную".
В конце 70-х годов партийное руководство вновь решило, что народ надо вовлекать в художественную самодеятельность. На автотракторном факультете БПИ сотрудников обязали в добровольно-принудительном порядке свободное время посвятить искусству. Всех стали записывать в хор. Я категорически заявил, что хором не пою, я солист. Предложил почитать стихи, согласились. В журнале «Бярозка» мне попалось стихотворение Василя Зуёнка об анонимках. Тема была актуальной. На факультете шли дрязги и разбирательства, основанные на анонимных письмах.
Стихотворение начинается так:
Праўду рэзалі згарача,
Праўду рэзалі ўсе з пляча:
Каб узвысіць яе цану,
Каб зарэзаць не праўду - ману.
Як жа праўду рэжам цяпер?
Ды як хто. А ён - напавер:
З-за вугла, у кулак, з-за спіны,
Ананімна, сабе ў штаны.
Іх раней з пагардай чыталі,
Іх на сметнік раней выкідалі,
А цяпер - запытайце ў яго:
Ананімка вышэй багоў.
Без яе немагчыма жыць,
Немагчыма праўдзе служыць.
А заканчивалось словами:
Вось што значыць культурны прагрэс -
I прагрыз, і працяў, і пралез.
Вось што значыць умець пісаць:
Праўду ў вочы не трэба казаць.
Аддае толькі рабскай цаной -
Патыхае праўда маной.
Ананімна стаіць душа,
I за той душой - ні граша.
А на злодзеі шапка гарыць -
Па адкрытай праўдзе памінкі.
Развучыліся гаварыць -
Пераходзім на ананімкі.
В зале стоял хохот. Потом была овация. Потом завкафедрой "Тракторы" профессор В.В. Гуськов выбежал на сцену и с чувством пожал мне руку. В качестве приза я получил деревянную пивную кружку ручной работы. Свой успех я не отношу на счет моих художественных дарований, хотя голос у меня громкий и дикция хорошая.
После перестройки некоторые люди стали разговаривать только на белорусском языке. Среди моих коллег по работе таким был Петя К., толковый инженер, добрый, отзывчивый и вообще хороший человек. Естественно, когда он обращался ко мене по-белорусски, я ему отвечал на том же языке. Остальные коллеги посмеивались. Петя, ау! Где ты теперь? На каком языке разговариваешь?
Более чем четверть века у меня нет разговорной практики на белорусском. В 2011 году, когда я посетил Минск, оказалось,что все там говорят по-русски. Наверное, я просто не попал в правильное место.
И в заключение послушайте одну из моих любимых песен. Эдуард Ханок написал музыку на опубликованное ранее стихотворение Геннадия Буравкина "Жар-птушка"..
Она говорила по-русски, но постоянно включала в свою речь белорусские пословицы и присказки, многие из которых сейчас забыты:
I без папа вядома, што ў нядзелю свята.
Заработаў, як Заблоцкi на мыле.
Нi нясяру нi дзякуй...
Не чапай мяне за талью - камiзэльку папэцкаеш!
Галодны, як мельнiкаў парсюк!
Гушча дзяцей не разганяе.
Злазь з даху - не псуй гонту!
Май, каню сена дай, сан на печ уцякай.
Я учился в русской школе, белорусский язык и литературу мы начали изучать в пятом классе. Дети военных были освобождены от этих предметов, но должны былис сидеть в классе, заниматься чем угодно и не мешать. Правда, если урок был в расписании первым или последним, они могли прийти позже или уйти раньше. Вкус к белорусскому языку мне привил Илья Ильич Кухарев, который преподавал нам белорусский в старших классах.
В семье мы разговаривали по-русски, но родители хорошо говорили по-белорусски и по-еврейски. Мы часто ходили на спектакли Белорусского театра - там тогда работали потрясающие артисты: Станюта, Дедюшка, Глебов, Ржецкая, Поло, Платонов, Рахленко.
Я учился в 8 классе. 1956 год. Хрущевские времена. Телевидения в Минске еще не было, но на радио, в газетах, в кинохронике основной темой была кукуруза. Этой кукурузой всех просто задолбали. Как-то купил я журнал "Вожык". Листаю, смотрю - стихотворение "Кукуруза". Автор - Якуб Колас. Читаю и глазам своим не верю. Прочел дома родителям. Они обалдели. Злая, издевательская сатира. Как редакция осмелилась такое опубликовать?
Кампазiтар, меней фузу!
Тромкай, брат, пра кукурузу!
I ты ў творчым у iмкненнi
Запрагай, паэце, музу.
У натхненнi, захапленнi
Услаўляйце кукурузу!
Полностью это стихотворение приведено здесь.
Принес назавтра этот журнал в школу. На перемене после урока белорусской литературы показываю стихотворение нашей белке, закрыв имя автора.
- Анастасия Софроновна, как вы думаете, кто это написал?
У нее глаза лезут на лоб. Она испуганно отвечает:
- Не знаю. А кто?
Я открываю имя автора. Она в полном замешательстве. Потом тихо говорит:
- Подари мне этот журнал, пожалуйста.
Я подарил.
В школе и позже в институте очень поощрялась художественная самодеятельность. Я читал стихи. Чаще по-русски, но иногда по-белорусски. И регулярно читал новые книги белорусских авторов, особенно Ивана Шамякина, Василя Быкова и Владимира Короткевича. Покупал журналы «Маладосць» и «Бярозка», там попадались интересные стихи.
Меня удивляло, что несмотря на сходство белорусского языка с русским, москвичи его не понимают. Я это выяснил, когда очень популярными стали "Песняры" и "Сябры". Мои московские коллеги из НАМИ спрашивали:
- А ты можешь перевести песню "Косiў Ясь канюшыну"?
- Канюшына это клевер, а жыта - рожь . Теперь понятно?
- Нет!
1968 год. Я жил на Броневом переулке. В соседнем доме, на углу Броневого и Захарова, был гастроном. Этот длинный серый дом на Захарова, который тянется от Броневого до Войскового переулка, все называли "совминовским". Однако в нем жило много деятелей культуры, искусства, литераторов, журналистов. В тот день я с утра был дома и к 11 часам отправился в магазин купить спиртного. Подошел туда минут за пять до открытия водочного отдела. Уже стояла очередь человек шесть, которая за нами быстро увеличивалась. Человек, стоявший передо мной, что-то спросил у меня по-белорусски. Я ответил ему тоже по-белорусски - у меня давняя привычка поддерживать разговор на языке, на котором ко мне обратились. Мы разговорились о спиртных напитках, и я объяснил ему, почему я не люблю обычную водку, а предпочитаю цветные настойки, и, наверное, минуты две описывал замечательные вкусовые и лечебные качества настойки "Юбилейная горькая". Он слушал с видимым удовольствием и, когда я закончил свою речь, сказал:
- Вы, мусiць, лiрык!
Тут подошла его очередь. Он взял две бутылки портвейна, а я - "Юбилейную".
В конце 70-х годов партийное руководство вновь решило, что народ надо вовлекать в художественную самодеятельность. На автотракторном факультете БПИ сотрудников обязали в добровольно-принудительном порядке свободное время посвятить искусству. Всех стали записывать в хор. Я категорически заявил, что хором не пою, я солист. Предложил почитать стихи, согласились. В журнале «Бярозка» мне попалось стихотворение Василя Зуёнка об анонимках. Тема была актуальной. На факультете шли дрязги и разбирательства, основанные на анонимных письмах.
Стихотворение начинается так:
Праўду рэзалі згарача,
Праўду рэзалі ўсе з пляча:
Каб узвысіць яе цану,
Каб зарэзаць не праўду - ману.
Як жа праўду рэжам цяпер?
Ды як хто. А ён - напавер:
З-за вугла, у кулак, з-за спіны,
Ананімна, сабе ў штаны.
Іх раней з пагардай чыталі,
Іх на сметнік раней выкідалі,
А цяпер - запытайце ў яго:
Ананімка вышэй багоў.
Без яе немагчыма жыць,
Немагчыма праўдзе служыць.
А заканчивалось словами:
Вось што значыць культурны прагрэс -
I прагрыз, і працяў, і пралез.
Вось што значыць умець пісаць:
Праўду ў вочы не трэба казаць.
Аддае толькі рабскай цаной -
Патыхае праўда маной.
Ананімна стаіць душа,
I за той душой - ні граша.
А на злодзеі шапка гарыць -
Па адкрытай праўдзе памінкі.
Развучыліся гаварыць -
Пераходзім на ананімкі.
В зале стоял хохот. Потом была овация. Потом завкафедрой "Тракторы" профессор В.В. Гуськов выбежал на сцену и с чувством пожал мне руку. В качестве приза я получил деревянную пивную кружку ручной работы. Свой успех я не отношу на счет моих художественных дарований, хотя голос у меня громкий и дикция хорошая.
После перестройки некоторые люди стали разговаривать только на белорусском языке. Среди моих коллег по работе таким был Петя К., толковый инженер, добрый, отзывчивый и вообще хороший человек. Естественно, когда он обращался ко мене по-белорусски, я ему отвечал на том же языке. Остальные коллеги посмеивались. Петя, ау! Где ты теперь? На каком языке разговариваешь?
Более чем четверть века у меня нет разговорной практики на белорусском. В 2011 году, когда я посетил Минск, оказалось,что все там говорят по-русски. Наверное, я просто не попал в правильное место.
И в заключение послушайте одну из моих любимых песен. Эдуард Ханок написал музыку на опубликованное ранее стихотворение Геннадия Буравкина "Жар-птушка"..
Click to view