ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Восемнадцати лет покинув Петербург, я (вот пример галлицизма) был слишком молод в России, чтобы проявить какое-либо любопытство к моей родословной; теперь я жалею об этом из соображений технических: при отчетливости личной памяти неотчетливость семейной отражается на равновесии слов. Уже в эмиграции ( Read more... )

<....>
Но ко всему привыкаешь, подлаживаешься, учишься в чуждом тебе подмечать прекрасное. Блуждая в дымчатый весенний вечер по угомонившемуся городку, чуешь, что, кроме пестряди и суеты жизни нашей, есть в самом Кэмбридже еще иная жизнь, жизнь пленительной старины. Знаешь, что ее большие, серые глаза задумчиво и безучастно глядят на выдумки нового ( Read more... )

 Набоков В.В. "Машенька"

Ганин думал: "Какое счастье.

Это будет завтра, нет, сегодня, ведь уже заполночь. Машенька не

могла измениться за эти годы, все так же горят и посмеиваются

татарские глаза. Он увезет ее подальше, будет работать без

устали для нее. Завтра приезжает вся его юность, его Россия".