chivo?
Сентябрь в Монпелье в этом году был неустойчивый. Прохладный, сероватый, с неожиданными каплями необещанного дождя. Несколько жарких дней на пляже, потом гроза, разрывающая небо на куски, и промоченные донельзя скамейки в моём дворике. По утрам могло быть так холодно, что единственным приютом комедианта, скачущего на одной ноге и одной рукой раздающего журналы, служила решётка подземного паркинга под Комеди, из которой стабильно и благостно шёл тёплый воздух. Хотелось лечь плашмя и полежать так. Мой новый знакомый с именем, в котором бьётся горячее сердце испанского народа, - Леонардо Муньос Салазар, в то утро очень сочувствовал мне, советовал смотреть прогноз погоды и демонстрировал три слоя ткани, из которой шьются толстовки, под своей рабочей синей 20minutes курткой, а также чёрный шарф. Намерзшись между шестью и девятью утра, в университет хочется одеть шерстяное платье, колготки и горжетку, но первые два неудачных опыта расскажут мне, что на улице, засаженной пальмами, на той улице, что поднимается от Сен-Элуа к Поль-Валери, а также на дорожке кампуса между корпусом D и библиотекой, а также на газоне при входе в университетский театр солнце так печёт в спину, в лицо и особенно в тёмные джинсы, что самое верное это иметь возможность раздеться до футболки, а ещё лучше до трусов и не забывать, что ты всё-таки на Юге Франции, чёрт тебя побери.
Возвращение было странным. Феерическим - при прилёте в Марсель, феерическим - с открытыми настежь окнами в быстро летящем по лабиринту автострад Сеате, феерическим - при созерцании такого любимого родного счастливого небритого лица. Но как только замелькали огни Плас-дель-Юроп, показался из-за пальм знакомый угол медиатеки, вынырнули панельные дома, ограничивающие квартал Лез Об, показался Корум, на меня навалилось чувство обыденности. Чувство, что я тут всё знаю. Катя, с которой мы обедаем в Resto U, называет это "Ну я села в поезд из Парижа и, честное слово, как будто в электричку с дачи до Минска". Катю я была очень рада видеть. Потому что университет тоже навалился, но только не обыденностью, а какой-то глухой неясностью, что я тут делаю и зачем. А Катя - это, во-первых, задорный смех, а во-вторых, часть того счастливого и понятного мира, в котором я жила прошлые десять месяцев. В котором был восторг, вдохновение, общий триумф наших экзаменов по французскому, общие проблемы, трудности перевода, столкновение с чужой ментальностью, советы друг другу, которым мы не следовали. Ксюша вот уехала учиться в Сорбонну, и прошлый год никогда не вернётся. А мы с Катей сидим в Resto U Vert Bois как завзятые студенты и поражаемся нашим великолепным обедам за три евро.
Первого, кого я замечаю в университе на лекции, это женщина. У неё хриплый голос, ей около 40, она полновата, похожа на испанку и у неё задорный рюкзак. Она студентка того же направления, что и я - современная литература или "летр модерн". Это снимает мои вопросы о том, как я в моём возрасте буду выглядеть среди французских лицеистов. Французские лицеисты между тем нихрена не выглядят как дети. Хотя чего я удивляюсь, сама встречаюсь с третьекурсником, которому все дают двадцать семь.
Второго, кого я замечаю, это парень. Неряшливые вихры, модные большие очки для зрения в чёрной оправе, белая майка и джинсы, закатанные у щиколоток. На втором занятии первого дня в университете, преподаватель кивает в его сторону головой, и говорит: "А Месье Аманд, да, с Вами я знакома". Второгодничек. Не сдал предмет "Теория литературного анализа". Её предмет. Судя по тому, как затянуты в пучок её волосы, она дотошна и организована до ужаса. На третьем занятии - она уже всех нас знает по фамилиям и в лицо. И ещё искренне удивляется, что кто-то не знает стилистической фигуры анафора.
То ли из-за того, что в прошлом году я грезила о патио исторического здания факультета права, то ли из-за растерзанных чувств по возвращении, но поначалу меня одолевал скепсис и даже раздражение от всего кампуса Поль Валери, архитектура которого казалась мне пошлой неудачей шестидесятых. Но прошло три недели, три недели суперинтересных занятий, три недели знакомств с французскими преподавателями, три недели устаканивания, прошёл мой день рождения, прошёл день рождения Аурельена, прошла презентация ателье театральных практик, я прочитала Вергилия, Овидия и Сенеку, я купила себе Pass Culture, я отремонтировала и снова сломала велосипед, я начала работать каждое утро с перспективой трудоустроиться постоянно, я вошла в ритм, я стала отчаяннее ездить на трамвае зайцем, и я вдруг неожиданно вновь ощутила пленительный вкус жизни. Water so deep but we got to swim.
Я доезжаю до Филлипидес и выхожу, решив пройтись не обычным путём, а через маленький квартал Пито вдоль глухой ограды Ботанического сада. Перехожу дорогу и оказываюсь рядом со стеной, полностью заграфиченной, около который так круто идти, будто бы ты в Гарлеме и тебе всё непочём ровно полминуты, пока ты идешь вдоль этой стены. И тут всплывает одна из главных картинок моего первого визита в Монпелье. Моего первого визита, когда я ещё не говорила по-французски, не понимала как и под каким углом пересекаются улицы в Экюссоне, что вообще представляет из себя город и где учится Аурельен. Тогда я была уверена, что он учится где-то в районе стадиона Филлипидес и большинство занятий происходит именно здесь. Такие выводы я сделала, когда в том ноябре он вышел из трамвая в этом месте, пожелав мне не потеряться в центре города, пока он на занятиях. И он шёл вдоль этой самой стены с граффити, такой красивый, в сером худи, со спортивной сумкой, такой, каким я его буду любить всегда, а я провожала его взглядом. И за несколько минут до того, как он покинул меня, я выучила вместе с ним новое французское слово "aujourd'hui" из прогноза погоды в газете 20 minutes.
Avec toi chaque jour est aujourd'hui, sans toi - c'est toujours "hier". Je t'aime. Don't wake me up.
Возвращение было странным. Феерическим - при прилёте в Марсель, феерическим - с открытыми настежь окнами в быстро летящем по лабиринту автострад Сеате, феерическим - при созерцании такого любимого родного счастливого небритого лица. Но как только замелькали огни Плас-дель-Юроп, показался из-за пальм знакомый угол медиатеки, вынырнули панельные дома, ограничивающие квартал Лез Об, показался Корум, на меня навалилось чувство обыденности. Чувство, что я тут всё знаю. Катя, с которой мы обедаем в Resto U, называет это "Ну я села в поезд из Парижа и, честное слово, как будто в электричку с дачи до Минска". Катю я была очень рада видеть. Потому что университет тоже навалился, но только не обыденностью, а какой-то глухой неясностью, что я тут делаю и зачем. А Катя - это, во-первых, задорный смех, а во-вторых, часть того счастливого и понятного мира, в котором я жила прошлые десять месяцев. В котором был восторг, вдохновение, общий триумф наших экзаменов по французскому, общие проблемы, трудности перевода, столкновение с чужой ментальностью, советы друг другу, которым мы не следовали. Ксюша вот уехала учиться в Сорбонну, и прошлый год никогда не вернётся. А мы с Катей сидим в Resto U Vert Bois как завзятые студенты и поражаемся нашим великолепным обедам за три евро.
Первого, кого я замечаю в университе на лекции, это женщина. У неё хриплый голос, ей около 40, она полновата, похожа на испанку и у неё задорный рюкзак. Она студентка того же направления, что и я - современная литература или "летр модерн". Это снимает мои вопросы о том, как я в моём возрасте буду выглядеть среди французских лицеистов. Французские лицеисты между тем нихрена не выглядят как дети. Хотя чего я удивляюсь, сама встречаюсь с третьекурсником, которому все дают двадцать семь.
Второго, кого я замечаю, это парень. Неряшливые вихры, модные большие очки для зрения в чёрной оправе, белая майка и джинсы, закатанные у щиколоток. На втором занятии первого дня в университете, преподаватель кивает в его сторону головой, и говорит: "А Месье Аманд, да, с Вами я знакома". Второгодничек. Не сдал предмет "Теория литературного анализа". Её предмет. Судя по тому, как затянуты в пучок её волосы, она дотошна и организована до ужаса. На третьем занятии - она уже всех нас знает по фамилиям и в лицо. И ещё искренне удивляется, что кто-то не знает стилистической фигуры анафора.
То ли из-за того, что в прошлом году я грезила о патио исторического здания факультета права, то ли из-за растерзанных чувств по возвращении, но поначалу меня одолевал скепсис и даже раздражение от всего кампуса Поль Валери, архитектура которого казалась мне пошлой неудачей шестидесятых. Но прошло три недели, три недели суперинтересных занятий, три недели знакомств с французскими преподавателями, три недели устаканивания, прошёл мой день рождения, прошёл день рождения Аурельена, прошла презентация ателье театральных практик, я прочитала Вергилия, Овидия и Сенеку, я купила себе Pass Culture, я отремонтировала и снова сломала велосипед, я начала работать каждое утро с перспективой трудоустроиться постоянно, я вошла в ритм, я стала отчаяннее ездить на трамвае зайцем, и я вдруг неожиданно вновь ощутила пленительный вкус жизни. Water so deep but we got to swim.
Я доезжаю до Филлипидес и выхожу, решив пройтись не обычным путём, а через маленький квартал Пито вдоль глухой ограды Ботанического сада. Перехожу дорогу и оказываюсь рядом со стеной, полностью заграфиченной, около который так круто идти, будто бы ты в Гарлеме и тебе всё непочём ровно полминуты, пока ты идешь вдоль этой стены. И тут всплывает одна из главных картинок моего первого визита в Монпелье. Моего первого визита, когда я ещё не говорила по-французски, не понимала как и под каким углом пересекаются улицы в Экюссоне, что вообще представляет из себя город и где учится Аурельен. Тогда я была уверена, что он учится где-то в районе стадиона Филлипидес и большинство занятий происходит именно здесь. Такие выводы я сделала, когда в том ноябре он вышел из трамвая в этом месте, пожелав мне не потеряться в центре города, пока он на занятиях. И он шёл вдоль этой самой стены с граффити, такой красивый, в сером худи, со спортивной сумкой, такой, каким я его буду любить всегда, а я провожала его взглядом. И за несколько минут до того, как он покинул меня, я выучила вместе с ним новое французское слово "aujourd'hui" из прогноза погоды в газете 20 minutes.
Avec toi chaque jour est aujourd'hui, sans toi - c'est toujours "hier". Je t'aime. Don't wake me up.