Ничто не вечно
Только я начала строить планы относительно Бали на следующий год, хозяин отеля расхерачил пять бунгало под капитальный ремонт. Утром мы проснулись под шум кувалды и отбойного молотка, и стало ясно…
- Где мы теперь будем жить? - вопрос задал один из старожилов нашего садового товарищества, а отель у нас тем хорош, что в нем туристов мало и они все случайные, живут же в нем одни и те же люди.
Австралийка, которая бусы делает, сидит мрачнее тучи.
- На трипэдвайзоре, понимаете, у отеля нашего одни отрицательные отзывы. Что нужно всем этим людям? Здесь тихо, место хорошее, все близко и бассейн…
Да, бассейн. Нет, нет анимации, пьяных серферов, сорящих деньгами русских и шумных австралийских тинэйджеров, которым пиво здесь отпускают без ай-ди, а дома им до 21 года нельзя, а после 21 дорого.
Ничто не вечно. В варунге Бамбу подняли цены. Новое меню сохнет в уголочке. Я сижу и думаю, завтра его вывесят или мы успеем смыться в Москву по ценам старым.
Доллар, конечно, 11500. Но цены подняли процентов на 20-30. С 2009 года здесь ем, цены оставались неизменными. Персонал и еда тоже.
В варунге Бамбу Настя играла с Команом, оба визжали, прыгали и висли на Комановской сестрице.
- Так откуда вы?
Чел с выгоревшими на солнце и подкрашенными волосами задал вопрос после пятиминутного наблюдения за ребячьей возней. Ничто не вечно. Раньше со мной знакомились задорным "transport? motorbike?" - была такая тема у симпатичных австралийцев под тридцать.
- Из России?
- О, из России!
- А Вы откуда?
- Из Америки.
- Из Америки? Не особо много здесь американцев.
Мы стояли у входа в варунг, ждали, когда начнут готовить наш заказ, чтобы подняться на второй этаж.
- У нее, - сказал подкрашенный американец, - видимо нет отца.
- Ну да, - сказала я, - нет.
- Это я заметил, потому что она на Вас виснет постоянно.
Безотцовщина на момент наблюдения карабкалась по мне как макака с притворным «бгы-бгы», мол «мама, пожалей деточку», т.к. Коман хлопнул ее по руке, а она хлопнула его в ответ. Коман с таким же «бгы-бгы» притворным лепетом жаловался сестрице.
- Я психолог, - объяснил американец. - Я много чего понимаю по наблюдениям.
Вот послали мне коллегу под вечер на перевоспитание - подумала я. Вслух сказала:
- Я тоже психолог.
Можно было прочитать лекцию по детской психологии, о просто психологии, об ограничениях и бессмысленности академического психологического знания. Но я ограничилась коротким комментарием:
- Понимаете, - сказала я, - в Индонезии ребенок как будто общий. Если хотите - всехний. Поэтому ребенок ко всем на руки залезает при любой возможности. И не только ко мне.
В Москве попробуй, залезь на руки к незнакомой тете в ресторане или продуктовом супермаркете. Еще не такой ярлык приклеят в момент.
- Я вас здесь видел в августе, - сказал американец, не сдаваясь. - Наверху в варунге.
- Да, мы были здесь летом, два месяца.
- Но не живете?
- Нет, не живем.
Поживешь теперь, отель расхерачили, цены в варунге подняли, Настя просит сестру и котенка, я не прошу уже вообще ничего, бусы упакованы, мне уже спокойно.
- Я часто сюда приезжаю Лет тридцать. Может быть даже сорок. У меня здесь собственность. Много-много собственности.
- Богатенький, - шепнул ехидно внутренний голос. - Бо….
- Но не бетон, - продолжал хвастаться американец. - Рисовые поля. Я хотел и здесь купить, пока они не застроили, пока здесь зелено было, но ой-ой.
- Поздно уже?
- Очень поздно.
- И варунг. Они уже лет тридцать здесь работают. Может быть даже сорок. Я всегда их поддерживаю. Ну, Вы понимаете.
Варунгчане носились макаками, наверху два стола были плотно упакованы русскими туристами, заказывающими все подряд, перебивая друг друга и вспоминая «так, этот, шримп коктейль, взяли? да, а блинчик, где мой блинчик? а кто тост заказал? ребята, тост чей?
- Dari Rusia, - объяснила я главной по заказам. - Оба стола dari Rusia.
Тетушка заулыбалась, я бы даже сказала - обрадовалась.
- Я хочу, чтобы было больше русских туристов, - сказал утром владелец шезлонгов и досок для серфера, опять взяв с меня денег по дружеской, а не туристической цене. - Вы же всегда сюда приходите, твой ребенок - он и мой ребенок как будто, а ты мне как сестра, она играет, смеется, я играю с ней, ребята-спасатели с ней играют, я счастлив.
Почему меня ситуация уже второй день смущает - понятно. Привычка лишний раз поддержать местных, понимание, что ты вот так просто можешь на самолет сесть и прилететь на Бали или еще куда, и 25 тыс. рупий за шезлонг для тебя почти что мелочь, а ему надо семью кормить.
Но ситуация не про деньги, конечно. Я же сама такая. Приходит за бусинами коллега, единомышленник, почти друг - я могу и бесплатно отдать. Бени привозила несколько раз в подарок, в Москве могу украшение подарить просто так. Потому что мы посидели, чай попили, поговорили, не только о бусинах, мне хорошо, человеку хорошо, что такое бусины - это приложение, как и все остальное - всего лишь приложение к кратковременно созданному двумя людьми миру, в котором обоим хорошо и привольно.
Хорошего всем вечера!
PS. Как раз. Три недели. Начались события и встречи, как когда долго живешь в одном месте. Нам уезжать в понедельник. Мне нужно чуть больше свободы, хочу опять писать. Если все удачно сложится, надо будет в марте уехать. По возможности надолго.
- Где мы теперь будем жить? - вопрос задал один из старожилов нашего садового товарищества, а отель у нас тем хорош, что в нем туристов мало и они все случайные, живут же в нем одни и те же люди.
Австралийка, которая бусы делает, сидит мрачнее тучи.
- На трипэдвайзоре, понимаете, у отеля нашего одни отрицательные отзывы. Что нужно всем этим людям? Здесь тихо, место хорошее, все близко и бассейн…
Да, бассейн. Нет, нет анимации, пьяных серферов, сорящих деньгами русских и шумных австралийских тинэйджеров, которым пиво здесь отпускают без ай-ди, а дома им до 21 года нельзя, а после 21 дорого.
Ничто не вечно. В варунге Бамбу подняли цены. Новое меню сохнет в уголочке. Я сижу и думаю, завтра его вывесят или мы успеем смыться в Москву по ценам старым.
Доллар, конечно, 11500. Но цены подняли процентов на 20-30. С 2009 года здесь ем, цены оставались неизменными. Персонал и еда тоже.
В варунге Бамбу Настя играла с Команом, оба визжали, прыгали и висли на Комановской сестрице.
- Так откуда вы?
Чел с выгоревшими на солнце и подкрашенными волосами задал вопрос после пятиминутного наблюдения за ребячьей возней. Ничто не вечно. Раньше со мной знакомились задорным "transport? motorbike?" - была такая тема у симпатичных австралийцев под тридцать.
- Из России?
- О, из России!
- А Вы откуда?
- Из Америки.
- Из Америки? Не особо много здесь американцев.
Мы стояли у входа в варунг, ждали, когда начнут готовить наш заказ, чтобы подняться на второй этаж.
- У нее, - сказал подкрашенный американец, - видимо нет отца.
- Ну да, - сказала я, - нет.
- Это я заметил, потому что она на Вас виснет постоянно.
Безотцовщина на момент наблюдения карабкалась по мне как макака с притворным «бгы-бгы», мол «мама, пожалей деточку», т.к. Коман хлопнул ее по руке, а она хлопнула его в ответ. Коман с таким же «бгы-бгы» притворным лепетом жаловался сестрице.
- Я психолог, - объяснил американец. - Я много чего понимаю по наблюдениям.
Вот послали мне коллегу под вечер на перевоспитание - подумала я. Вслух сказала:
- Я тоже психолог.
Можно было прочитать лекцию по детской психологии, о просто психологии, об ограничениях и бессмысленности академического психологического знания. Но я ограничилась коротким комментарием:
- Понимаете, - сказала я, - в Индонезии ребенок как будто общий. Если хотите - всехний. Поэтому ребенок ко всем на руки залезает при любой возможности. И не только ко мне.
В Москве попробуй, залезь на руки к незнакомой тете в ресторане или продуктовом супермаркете. Еще не такой ярлык приклеят в момент.
- Я вас здесь видел в августе, - сказал американец, не сдаваясь. - Наверху в варунге.
- Да, мы были здесь летом, два месяца.
- Но не живете?
- Нет, не живем.
Поживешь теперь, отель расхерачили, цены в варунге подняли, Настя просит сестру и котенка, я не прошу уже вообще ничего, бусы упакованы, мне уже спокойно.
- Я часто сюда приезжаю Лет тридцать. Может быть даже сорок. У меня здесь собственность. Много-много собственности.
- Богатенький, - шепнул ехидно внутренний голос. - Бо….
- Но не бетон, - продолжал хвастаться американец. - Рисовые поля. Я хотел и здесь купить, пока они не застроили, пока здесь зелено было, но ой-ой.
- Поздно уже?
- Очень поздно.
- И варунг. Они уже лет тридцать здесь работают. Может быть даже сорок. Я всегда их поддерживаю. Ну, Вы понимаете.
Варунгчане носились макаками, наверху два стола были плотно упакованы русскими туристами, заказывающими все подряд, перебивая друг друга и вспоминая «так, этот, шримп коктейль, взяли? да, а блинчик, где мой блинчик? а кто тост заказал? ребята, тост чей?
- Dari Rusia, - объяснила я главной по заказам. - Оба стола dari Rusia.
Тетушка заулыбалась, я бы даже сказала - обрадовалась.
- Я хочу, чтобы было больше русских туристов, - сказал утром владелец шезлонгов и досок для серфера, опять взяв с меня денег по дружеской, а не туристической цене. - Вы же всегда сюда приходите, твой ребенок - он и мой ребенок как будто, а ты мне как сестра, она играет, смеется, я играю с ней, ребята-спасатели с ней играют, я счастлив.
Почему меня ситуация уже второй день смущает - понятно. Привычка лишний раз поддержать местных, понимание, что ты вот так просто можешь на самолет сесть и прилететь на Бали или еще куда, и 25 тыс. рупий за шезлонг для тебя почти что мелочь, а ему надо семью кормить.
Но ситуация не про деньги, конечно. Я же сама такая. Приходит за бусинами коллега, единомышленник, почти друг - я могу и бесплатно отдать. Бени привозила несколько раз в подарок, в Москве могу украшение подарить просто так. Потому что мы посидели, чай попили, поговорили, не только о бусинах, мне хорошо, человеку хорошо, что такое бусины - это приложение, как и все остальное - всего лишь приложение к кратковременно созданному двумя людьми миру, в котором обоим хорошо и привольно.
Хорошего всем вечера!
PS. Как раз. Три недели. Начались события и встречи, как когда долго живешь в одном месте. Нам уезжать в понедельник. Мне нужно чуть больше свободы, хочу опять писать. Если все удачно сложится, надо будет в марте уехать. По возможности надолго.