Долгий сон
Я поняла, что отрывки с китайскими мифическими персонажами читаются нормально, только если знать, что я о них напридумала, когда сочиняла "Вопросы к небу". Только один человек, нет, еще муж, которого я тираню этим текстом, могут вполне понять, о чем тут вообще речь... Ну да ладно. Может, Фикбук заработает и моя дорогая Kasumi Morimoto прочитает и эти тексты:)
Прыгнув в воды Жошуй, Яюй погрузился в темный тяжелый сон. Тоска больше не била под сердце так, что перехватывало дыхание, но стала широкой горькой рекой, текущей сквозь его душу, омывая и оглаживая ее своими холодными черными плавниками, стирая углы, превращая в гладкий придонный камень. Лишь плоский рисунок, выявленный шлифовкой, остался от острых воспоминаний.
- Почему даже здесь нет покоя? - спросил Яюй бесконечно текущую воду.
- Потому что ты сам предпочитаешь страдать, - отозвалось бесформенное существо, касаясь его лица скользким брюхом.
- Я хочу на свободу, - сказал Яюй.
- Ты сам себя не пускаешь.
- Что мне сделать, чтобы освободиться от своих пут?
- Проси Великого Владыку, - ответил наставник У-пань.
- Проси Великого Владыку, - проговорил наставник У-се.
- Проси Великого Владыку, - подтвердил наставник У-ло.
- Проси Великого Владыку, - согласился наставник У-сянь.
А молчаливые наставники У-ди и У-цзи лишь качали головами, глядя на Яюя из темного омута прошлого. Это снова был сон.
- Я хочу проснуться, - сказал Яюй.
- А ты не боишься? - спросил Баоцзян, прикрывая ладонью рваную рану на животе. По его пальцам текла кровь, и Яюй снова ощутил обжигающую боль потери.
- А-Цзян, - отчаянно попросил он. - Пожалуйста, не умирай! Я не хочу, чтобы ты умирал.
- Да я и не умер, - улыбнулся Баоцзян. Он взял Яюя за руку и потянул сквозь легкие воды Жошуй, сквозь заросли тростника, гаоляна, бамбука в рощу ланганя и фучана к хижине с соломенной крышей. Там их уже ждала Цзинвэй. Она сварила рис, потушила водяные каштаны, достала османтусовое вино и сушеные абрикосы из сада своей сестры. Повсюду в доме стояли цветы, и неземное благоухание наполняло воздух.
- Наконец-то ты навестил нас, брат Яюй, - рассмеялась она, беря его за запястье и притягивая к накрытому столу. - Муж так скучал по тебе! Весь извелся. Где же ты пропадал?
Яюй не знал, что ответить. Баоцзян махнул Цзинвэй рукой, мол, не докучай брату, и усадил его на подушки.
Эти двое щебетали, подкладывали Яюю еду, подливали вино, и темный холод в душе таял. Они окружили его теплом и заботой, выплескивая через край, разливая вокруг свою любовь. Только теперь Яюй понял, какого счастья лишал себя долгие годы, какому сладкому покою не давал войти в свое сердце. Подогретое вино пахло османтусом, янтарным солнцем середины осени, праздником, радостью встречи. Может быть, он выпил слишком много. Теперь его клонило в сон, и Баоцзян, проводив его до постели, опустил полог, поставил на кровать курильницу.
Легкий дым благовоний от насекомых, полупрозрачная ткань полога скрыли, растворили Баоцзяна, оставив лишь зыбкий силуэт.
- А-Цзян! - позвал Яюй. - Ты, правда, не умер?
- Конечно, ведь смерти нет.
- Почему же тогда мне было так больно?
Баоцзян ничего не ответил, растаяв в сгустившемся мраке. Яюй хотел попросить зажечь светильник, но сон сморил его. Когда он открыл глаза, воды реки Жошуй текли мимо него, сквозь него, темные и прозрачные, как обсидиан. Сквозь зыбкий сумрак мерцало призрачным светом далекое небо. Как часто Яюй видел во сне Баоцзяна… Иногда, пробудившись, он уже и не понимал, что ему на самом деле снится. Вода касалась его лица, легко, безразлично, смывая ожившую тоску, унося ее прочь, заменяя жгучую горечь солоноватой печалью. Кроме снов, в Жошуй ничего не происходило. Вода текла и текла, но теперь она не давала дышать, и Яюй впервые захотел подняться на поверхность, чтобы вздохнуть полной грудью.
- Великий Владыка, - сказал Яюй. - Я хочу на свободу.
Поскольку он сам заключил себя в стылых глубинах реки, стоило ему лишь подумать о свободе, как в воду опустилась сотканная из света лестница.
Яюй колебался, стоя у ее подножия, когда черный шелк воды разорвался и наверху появился Баоцзян:
- Братец Яюй! Поднимайся скорее!
- А-Цзян! Ты опять мне снишься?
- Вовсе нет! Поднимайся, поговорим, наконец, по-человечески. Со спящим человеком разговаривать очень трудно.
Яюй послушно шагнул на нижние ступени, стал подниматься вверх. То, что казалось недостижимо далеким и невозвратным, было так близко - руку протяни. Прошлое, воплотившись в настоящем, сияющее, вернувшееся к жизни, стояло перед ним.
Баоцзян подал ему руку, вытянул на берег. Вечерело, солнце, наливаясь темной медью, уползало за Куньлунь. Объемные, точно ворох жемчужного крепа, облака лежали в глазурованной голубизне небосвода, их тяжелые складки то опадали, то поднимались от прикосновения ветра, медленно меняя форму и цвет.
Яюй вдохнул мягкий вечерний воздух, пахнущий водой и травой, и посмотрел на Баоцзяна. Тот стоял, неуверенно улыбаясь и переминаясь с ноги на ногу, всем своим видом как будто спрашивая о чем-то. Яюй молчал и продолжал смотреть на друга, не зная, сон это или явь, не понимая, что делать дальше. Не дождавшись ответа на свой немой вопрос, Баоцзян вдруг сорвался с места и обнял Яюя. Это прикосновение было не таким, как прежние, которые снились Яюю: его захлестнуло светом и теплом, как прежде заливало водами Жошуй. Он прижал друга, стиснул его в объятиях, ощутив в руках живую плоть.
- Наконец-то! - рассмеялся Баоцзян. - Наконец-то мы снова вместе. Ну, чего ты молчишь? За последние годы я от тебя не слышал ничего, кроме: «Не умирай!» и «Ты не умер?» Может, скажешь что-то еще?
- Ты ведь на самом деле умер, - тихо отозвался Яюй. - Значит, я тоже умер?
Баоцзян расхохотался:
- Ты в своей реке что ли все слова забыл, кроме этих? Да, я умер, ты умер, но смерти больше нет. И мы просто сможем вместе войти в сады Великого Владыки. Я всё тебе там покажу! Ну, не всё, а то, что я успел за сотни и тысячи лет узнать и понять.
- Разве я достоин?
- Никто не достоин милости Великого Владыки, но милость тем и хороша, что дается не по заслугам. Ты хорошо отмок и прополоскался в реке Жошуй, так что теперь более-менее готов предстать перед Великим Владыкой и быть помилованным. Я надеюсь. Надеюсь, Он за этим послал меня к тебе.
- Он послал тебя?
- Ты позвал Его, Он отправил меня: что тут странного? Твой сон длиной в тысячи лет закончился, ты проснулся, - снисходительно объяснил Баоцзян.
Яюй, все еще не смея верить в то, что видит, и то, что чувствует, стоял неподвижно.
- Да идем же! - улыбнулся Баоцзян и потянул друга за руку вверх - в благоуханное сияние небес.
Прыгнув в воды Жошуй, Яюй погрузился в темный тяжелый сон. Тоска больше не била под сердце так, что перехватывало дыхание, но стала широкой горькой рекой, текущей сквозь его душу, омывая и оглаживая ее своими холодными черными плавниками, стирая углы, превращая в гладкий придонный камень. Лишь плоский рисунок, выявленный шлифовкой, остался от острых воспоминаний.
- Почему даже здесь нет покоя? - спросил Яюй бесконечно текущую воду.
- Потому что ты сам предпочитаешь страдать, - отозвалось бесформенное существо, касаясь его лица скользким брюхом.
- Я хочу на свободу, - сказал Яюй.
- Ты сам себя не пускаешь.
- Что мне сделать, чтобы освободиться от своих пут?
- Проси Великого Владыку, - ответил наставник У-пань.
- Проси Великого Владыку, - проговорил наставник У-се.
- Проси Великого Владыку, - подтвердил наставник У-ло.
- Проси Великого Владыку, - согласился наставник У-сянь.
А молчаливые наставники У-ди и У-цзи лишь качали головами, глядя на Яюя из темного омута прошлого. Это снова был сон.
- Я хочу проснуться, - сказал Яюй.
- А ты не боишься? - спросил Баоцзян, прикрывая ладонью рваную рану на животе. По его пальцам текла кровь, и Яюй снова ощутил обжигающую боль потери.
- А-Цзян, - отчаянно попросил он. - Пожалуйста, не умирай! Я не хочу, чтобы ты умирал.
- Да я и не умер, - улыбнулся Баоцзян. Он взял Яюя за руку и потянул сквозь легкие воды Жошуй, сквозь заросли тростника, гаоляна, бамбука в рощу ланганя и фучана к хижине с соломенной крышей. Там их уже ждала Цзинвэй. Она сварила рис, потушила водяные каштаны, достала османтусовое вино и сушеные абрикосы из сада своей сестры. Повсюду в доме стояли цветы, и неземное благоухание наполняло воздух.
- Наконец-то ты навестил нас, брат Яюй, - рассмеялась она, беря его за запястье и притягивая к накрытому столу. - Муж так скучал по тебе! Весь извелся. Где же ты пропадал?
Яюй не знал, что ответить. Баоцзян махнул Цзинвэй рукой, мол, не докучай брату, и усадил его на подушки.
Эти двое щебетали, подкладывали Яюю еду, подливали вино, и темный холод в душе таял. Они окружили его теплом и заботой, выплескивая через край, разливая вокруг свою любовь. Только теперь Яюй понял, какого счастья лишал себя долгие годы, какому сладкому покою не давал войти в свое сердце. Подогретое вино пахло османтусом, янтарным солнцем середины осени, праздником, радостью встречи. Может быть, он выпил слишком много. Теперь его клонило в сон, и Баоцзян, проводив его до постели, опустил полог, поставил на кровать курильницу.
Легкий дым благовоний от насекомых, полупрозрачная ткань полога скрыли, растворили Баоцзяна, оставив лишь зыбкий силуэт.
- А-Цзян! - позвал Яюй. - Ты, правда, не умер?
- Конечно, ведь смерти нет.
- Почему же тогда мне было так больно?
Баоцзян ничего не ответил, растаяв в сгустившемся мраке. Яюй хотел попросить зажечь светильник, но сон сморил его. Когда он открыл глаза, воды реки Жошуй текли мимо него, сквозь него, темные и прозрачные, как обсидиан. Сквозь зыбкий сумрак мерцало призрачным светом далекое небо. Как часто Яюй видел во сне Баоцзяна… Иногда, пробудившись, он уже и не понимал, что ему на самом деле снится. Вода касалась его лица, легко, безразлично, смывая ожившую тоску, унося ее прочь, заменяя жгучую горечь солоноватой печалью. Кроме снов, в Жошуй ничего не происходило. Вода текла и текла, но теперь она не давала дышать, и Яюй впервые захотел подняться на поверхность, чтобы вздохнуть полной грудью.
- Великий Владыка, - сказал Яюй. - Я хочу на свободу.
Поскольку он сам заключил себя в стылых глубинах реки, стоило ему лишь подумать о свободе, как в воду опустилась сотканная из света лестница.
Яюй колебался, стоя у ее подножия, когда черный шелк воды разорвался и наверху появился Баоцзян:
- Братец Яюй! Поднимайся скорее!
- А-Цзян! Ты опять мне снишься?
- Вовсе нет! Поднимайся, поговорим, наконец, по-человечески. Со спящим человеком разговаривать очень трудно.
Яюй послушно шагнул на нижние ступени, стал подниматься вверх. То, что казалось недостижимо далеким и невозвратным, было так близко - руку протяни. Прошлое, воплотившись в настоящем, сияющее, вернувшееся к жизни, стояло перед ним.
Баоцзян подал ему руку, вытянул на берег. Вечерело, солнце, наливаясь темной медью, уползало за Куньлунь. Объемные, точно ворох жемчужного крепа, облака лежали в глазурованной голубизне небосвода, их тяжелые складки то опадали, то поднимались от прикосновения ветра, медленно меняя форму и цвет.
Яюй вдохнул мягкий вечерний воздух, пахнущий водой и травой, и посмотрел на Баоцзяна. Тот стоял, неуверенно улыбаясь и переминаясь с ноги на ногу, всем своим видом как будто спрашивая о чем-то. Яюй молчал и продолжал смотреть на друга, не зная, сон это или явь, не понимая, что делать дальше. Не дождавшись ответа на свой немой вопрос, Баоцзян вдруг сорвался с места и обнял Яюя. Это прикосновение было не таким, как прежние, которые снились Яюю: его захлестнуло светом и теплом, как прежде заливало водами Жошуй. Он прижал друга, стиснул его в объятиях, ощутив в руках живую плоть.
- Наконец-то! - рассмеялся Баоцзян. - Наконец-то мы снова вместе. Ну, чего ты молчишь? За последние годы я от тебя не слышал ничего, кроме: «Не умирай!» и «Ты не умер?» Может, скажешь что-то еще?
- Ты ведь на самом деле умер, - тихо отозвался Яюй. - Значит, я тоже умер?
Баоцзян расхохотался:
- Ты в своей реке что ли все слова забыл, кроме этих? Да, я умер, ты умер, но смерти больше нет. И мы просто сможем вместе войти в сады Великого Владыки. Я всё тебе там покажу! Ну, не всё, а то, что я успел за сотни и тысячи лет узнать и понять.
- Разве я достоин?
- Никто не достоин милости Великого Владыки, но милость тем и хороша, что дается не по заслугам. Ты хорошо отмок и прополоскался в реке Жошуй, так что теперь более-менее готов предстать перед Великим Владыкой и быть помилованным. Я надеюсь. Надеюсь, Он за этим послал меня к тебе.
- Он послал тебя?
- Ты позвал Его, Он отправил меня: что тут странного? Твой сон длиной в тысячи лет закончился, ты проснулся, - снисходительно объяснил Баоцзян.
Яюй, все еще не смея верить в то, что видит, и то, что чувствует, стоял неподвижно.
- Да идем же! - улыбнулся Баоцзян и потянул друга за руку вверх - в благоуханное сияние небес.