Ну что, первая неделя лета прошла.
Мне досталось в эти дни много ничем не заслуженной любви и участия от дальних ближних. Ричмонд и ДеВайн с предложением остаться в Uppsala International Summer Session, Неллеке, которая хоть и отвечала мне раздраженно, но потом написала самое теплое и поддерживающее письмо.
3 июня я забрала наши с Вероникой паспорта, и в этот же день сдала два экзамена, которые принимала завкафедрой, на отлично. Когда я закрывала за собой дверь, она еще раз мне крикнула - заканчивайте работу, все будет хорошо.
Думаю о том, как немногого мне хватает, чтобы подняться с самого тяжелого дна и стать тем, кто начинает и заканчивает дело. Моя учеба, мои пять лет в вузе, поступление сначала слушателем в иняз, не имеющий аккредитации, перевод в середине второго курса в РХГА. Я рада сейчас, что поставила вуз в приоритет и не пропускала учебу почти совсем, если только не случалось накладок с няней. В понедельник осталось сдать аналитическое чтение по рассказу Стивена Кинга «Женщина в палате» с бывшей научницей, которая хоть и доводила меня до слез (вот так не думаешь же, что в почти 34 года кто-то еще может тебя так затравить), но все равно больше не является главной угрозой всему.
Милость и жалость.
У меня болят руки от часов поспешного печатания диплома, я роюсь и роюсь с статьях, я немного рада тому, что Салли Руни и ее бомбанувшие в литературе и кинематографе книги не особо изучены, поэтому по ним нет статей, которые очень мне бы пригодились для списка литературы. Но при этом я одновременно жалею, что не знала с самого начала учебы, что в академии проводятся конференции и можно в них участвовать. Если бы мне побольше здоровой злости и напора тогда, у меня было бы уже шесть публикаций и магистратура бы стала вполне реальной. Если бы я решилась перейти на очное отделение после третьего курса, я бы эти два года не размазывалась бы по полу своего сознания от болезни и лекарств, а ходила бы на пары (все равно я нормально - так, как привыкла всю жизнь - не работала) и знала бы в три раза больше.
Если бы мне знать в начале войны, когда психика дала крен, с которого пытается вернуться только сейчас, каким будут эти два года.
Хочется, чтоб любовь, к чему бы эта любовь не разворачивалась, ничему не противоречила. Массажистка Юлия, к которой я ходила недавно в самый жаркий день, сказала, что внутри меня есть красивая женщина, которой я боюсь и от которой убегаю. Все это звучит смешно и на бумаге выглядит странно, но во время ее работы с телом выходили какие-то глубокие, не истерические, а подтапливающие айсберг слезы.
Подумала, что эпиграфом к книге сделаю строки БГ «Золото на голубом».
Если бы я мог любить,
Не требуя любви от тебя,
Если бы я не боялся
И пел о своем,
Если бы я умел видеть,
Я бы увидел нас как мы есть,
Как зеленые деревья и золото на голубом.