Песни нелюбимых
Ноябрь кончается.
Страшно не хотела сегодня быть дома, ночевать дома, видеть дом. Дома неладно. А ноябрь я люблю, и он удался. Ковид, конечно, в горле, но дышать мне дышится, стараюсь.
Пережила этой ночью первый (может, и последний) конфликт. Долго дрожала в ванне, завернувшись в полотенце, пока меня не озарило, что меня царапает изнутри новый текст. Которого тоже никто не писал, хотя тема и банальна. Как историю Ромео и Джульетты никто не описывал с двух разных сторон, хотя все ее знают и с каждым она была, так и эту тему никто не брал.
"Это редкий случай, твоя история", - говорил мне один человек в августе.
С того дня эта фраза позванивала в моей голове. Сегодня в мокром полотенце она как-то набрала воздуху и стала быть.
Эта трясучка, температура, резкость в голове, несмотря на то, что я сдалась и выпила лекарство. Текст всегда приходит именно так. Как бацилла.
И как я хотела увильнуть от этого текста. Только одна книжка закончилась, бах вторую. Вот тебе сюжет из самого уязвимого.
Весь октябрь был ради того, чтобы этот текст добрался до меня. Стал расти. Текст, а не то, что проще всего было взять из всех этих бессонниц.
Как будто с ободранной спиной ныряешь в море, чувствуя, как соль жжет по ссадинам.
Я не боюсь.
Я больше не боюсь писать.
Три часа ночи.
Завтра понедельник. Вставать на работу в 7 утра. Впереди вся неделя.
Я не жалею, что села работать.
Дана, как ты права. Ты всегда права.
Ну вот.
Я услышал.
Утешь меня, дай мне повод
считать, что ты понимаешь,
с кем говоришь,
когда проклинаешь
короткий якобы повод
и ноешь,
что ты давно уже не малыш.
Когда ты отчаянно просишь
большого дела,
ругаешь стрелу пера,
мол, не так остра.
Яришься, рисуешься,
требуешь оголтело
серьёзного отношения,
равных прав.
Я мог тебя взять в ладонь,
залечить все раны,
унять твою вечную дрожь,
дурная ты мышь.
Но нет, я пришёл
с тобой говорить на равных.
Так что же ты
извиваешься
и кричишь?
Страшно не хотела сегодня быть дома, ночевать дома, видеть дом. Дома неладно. А ноябрь я люблю, и он удался. Ковид, конечно, в горле, но дышать мне дышится, стараюсь.
Пережила этой ночью первый (может, и последний) конфликт. Долго дрожала в ванне, завернувшись в полотенце, пока меня не озарило, что меня царапает изнутри новый текст. Которого тоже никто не писал, хотя тема и банальна. Как историю Ромео и Джульетты никто не описывал с двух разных сторон, хотя все ее знают и с каждым она была, так и эту тему никто не брал.
"Это редкий случай, твоя история", - говорил мне один человек в августе.
С того дня эта фраза позванивала в моей голове. Сегодня в мокром полотенце она как-то набрала воздуху и стала быть.
Эта трясучка, температура, резкость в голове, несмотря на то, что я сдалась и выпила лекарство. Текст всегда приходит именно так. Как бацилла.
И как я хотела увильнуть от этого текста. Только одна книжка закончилась, бах вторую. Вот тебе сюжет из самого уязвимого.
Весь октябрь был ради того, чтобы этот текст добрался до меня. Стал расти. Текст, а не то, что проще всего было взять из всех этих бессонниц.
Как будто с ободранной спиной ныряешь в море, чувствуя, как соль жжет по ссадинам.
Я не боюсь.
Я больше не боюсь писать.
Три часа ночи.
Завтра понедельник. Вставать на работу в 7 утра. Впереди вся неделя.
Я не жалею, что села работать.
Дана, как ты права. Ты всегда права.
Ну вот.
Я услышал.
Утешь меня, дай мне повод
считать, что ты понимаешь,
с кем говоришь,
когда проклинаешь
короткий якобы повод
и ноешь,
что ты давно уже не малыш.
Когда ты отчаянно просишь
большого дела,
ругаешь стрелу пера,
мол, не так остра.
Яришься, рисуешься,
требуешь оголтело
серьёзного отношения,
равных прав.
Я мог тебя взять в ладонь,
залечить все раны,
унять твою вечную дрожь,
дурная ты мышь.
Но нет, я пришёл
с тобой говорить на равных.
Так что же ты
извиваешься
и кричишь?